Михаил Заборов - Папство и крестовые походы
Так в 1098 г. было основано второе крупное владение крестоносцев — княжество Антиохийское. Новоиспеченный князь Боэмунд Антиохийский, добившись своего, перестал помышлять о продолжении похода. «Святая земля» не интересовала этого крестоносца: он нашел свою «святыню», где можно было поживиться вдосталь.
Раймунд, впрочем, тоже не торопился покинуть Антиохию, в которой он занял дворец аль-Ягысьяни, дабы не терять из виду своего соперника. Другие вожди крестоносцев, со своей стороны, с увлечением предавались грабежам и захватам в близлежащих к Антиохии районах и не спешили к официально намеченной цели, к Иерусалиму.
Захватнический характер феодального крестового похода выявлялся все более отчетливо. После взятия всякого мало-мальски значительного селения между главарями грабительского войска разгорались ожесточенные распри по поводу обладания завоеванным. «Всякое место, которое отдавал нам бог, — пишет хронист, — вызывало спор». Каждый стремился опередить других крестоносцев при захвате сирийских деревень, крепостей, городов. Львиная доля добычи доставалась сильнейшим из феодалов.
Жестокая грызня произошла из-за сирийской крепости аль-Маарры (к югу от Алеппо), к которой двинулись поздней осенью 1098 г. отряды Раймунда Тулузского. Боэмунд не хотел уступать сопернику эту важную крепость и поспешил вслед за ним, так что взята она была одновременно нормандцами и провансальцами в начале декабря. Город был беспощадно разграблен. «Всякий, кто находил в домах какое-нибудь добро, присваивал его», — повествует хронист с невозмутимым спокойствием, словно не замечая, как не вязалось поведение рыцарей креста с христианской заповедью «не укради». Особенно отличился в аль-Маарре Боэмунд: он приказал жителям собраться в одном месте с женами и детьми, после чего «отобрал у них все, что имели, — золото, серебро и различные драгоценности, которые были при них». Не менее разнузданным было и поведение его соперника, который пытался захватить в свои руки командование всей армией. С этой целью властолюбивый граф Тулузский предложил крупные суммы денег другим князьям: Готфрида Бульонского и Роберта Нормандского он рассчитывал купить за 10 тыс. солидов, Роберта Фландрского — за 6 тыс., Танкреда — за 5 тыс. и т. д. Разумеется, Боэмунду такого рода предложения не были сделаны. Но и другие князья отклонили взятку.
Все эти факты еще раз говорят о том, что никакого более или менее прочного единства в феодальном войске Запада не было, тем более — единства, продиктованного будто бы какими-то высокими целями крестового похода.
Было единство грабителей, но оно, естественно, носило крайне поверхностный характер и легко распадалось, когда низменные, корыстные, захватнические интересы крупнейших сеньоров, предводителей крестоносных банд, сталкивались друг с другом.
Социальные противоречия в армии креста. В войске первого крестового похода, чем дальше, тем сильнее проявлялись и гораздо более глубокие противоречия — классовые.
Стремления крестьян, которых было немало в феодальном войске, и стремления сеньоров решительно расходились между собой. С одной стороны, было освободительное в своей основе движение крепостных, с другой — движение чисто захватническое, феодальное. Хотя внешне знать, рыцари и беднота выступали под единым, религиозным флагом, но по своей сути никакой общности целей западные крестоносцы не имели. Феодальные верхи преследовали свои классовые интересы. Они были мало озабочены участью бедняцкой массы. И народ это чувствовал.
Бедняки, как из крестьян, так, частично, и из безземельных рыцарей, оказавшихся во время похода довольно близкими по положению к крестьянам, не испытывали с самого начала особого доверия к главарям похода.
Трудности войны углубили пропасть между бедняками и феодальными сеньорами. Знатные крестоносцы во время похода умножили свои богатства. Знать не стеснялась использовать в целях личной наживы и затруднения, с которыми столкнулись рядовые крестоносцы. Лица, близкие к Раймунду Тулузскому, тайком убивали лошадей и продавали конину голодавшим воинам по спекулятивным ценам. Гвиберт Ножанский пишет об огромных богатствах одного предводителя крестоносцев, накопленных в походе.
Между тем, многие мелкие рыцари еще более обнищали в пути, особенно во время бедствий в Антиохии, осажденной Кербогой. Но в наиболее стесненном положении оказалась крестьянская масса, тысячи нищих земледельцев, которые со своими семьями примкнули к рыцарским отрядам; среди этой массы бедняков было, к слову сказать, много стариков, калек, женщин. Все эти люди в походе потеряли даже то немногое, что у них было раньше. По словам Гвиберта Ножанского, они «шли босиком, без оружия, без денег, совсем оборванные и кормились чем попало».
Контраст между положением нищей массы бедняков и рыцарской знати во время похода увеличился. А это способствовало лишь тому, что отношения различных по своей массовой природе общественных элементов внутри крестоносного войска становились все более напряженными.
Это сказалось уже на самой организации крестоносных ополчений. Некоторые группы бедняков, видимо, проникнутые особой враждой к феодалам, стремились отделиться от остальных крестоносцев. «Босой народ», по выражению Гвиберта Ножанского, шел «впереди всех», образуя особые отряды. Некоторые исторические памятники называют воинов, шедших в этих отрядах, «тафурами». Много любопытных вещей об этих «тафурах» содержится в «Песни об Антиохии», сложенной в XII в. «Тафуры» — это были беднейшие крестоносцы. Их вооружение составляли дубины, ножи, каменные молоты и тому подобное оружие.
«Тафуры» с нескрываемой враждой относились к рыцарям и знати. Гвиберт Ножанский рассказывает, как «король тафуров» (они сами избирали себе предводителя) производил смотр своего войска: если у кого-нибудь из «тафуров» оказывались найденными деньги или какие-нибудь ценности стоимостью в два солида, то предводитель немедленно удалял его своей властью, приказывал купить оружие и перейти к вооруженным. Тех же, которые «возлюбили свою бедность и совсем ничего не имели», он присоединял к своим.
Эти детали очень характерны: бедняки-крестоносцы не терпели в своем кругу никого, кто по материальному положению в какой-то мере был близок хотя бы к низшим слоям феодалов; его изгоняли прочь и отсылали к рыцарям. В нем словно чувствовали потенциального классового противника. И недаром крестоносные феодалы боялись «тафуров», несмотря на их примитивное вооружение. Судя по некоторым строкам «Песни об Антиохии», вожди рыцарских отрядов осмеливались приближаться к «тафурам», лишь приняв все меры предосторожности.
«Босой и оборванный народ» не склонен был проявлять христианскую любовь к своим ближним — сеньорам. И в критические моменты похода, когда социальные контрасты усиливались больше обычного, а различие целей особенно глубоко разъединяло войска крестоносцев, классовая вражда бедняков и феодалов проявлялась совершенно открыто.
Именно так случилось в Антиохии и затем в аль-Маарре в конце 1098 г. Здесь чисто приобретательские намерения сеньоров сказались настолько отчетливо, что их распри за каждую пядь захваченной земли совсем заслонили мнимо благочестивые цели всего предприятия. А между тем, как читатель знает, освободительные стремления бедняков, составлявшие главнейшую причину их участия в походе, зачастую получали среди рядовых крестоносцев религиозное выражение: освобождение Иерусалима из рук «неверных», — лозунг, брошенный папством, — в глазах многих и многих крестоносцев оставалось заветной целью, с достижением которой связывались смутные надежды на лучшую жизнь в «земле обетованной».
Конфликт Боэмунда Тарентского и Раймунда Тулузского из-за обладания Антиохией, задержавший на несколько месяцев крестовый поход, породил сильное недовольство среди бедняков-крестоносцев. Они стали требовать продолжения похода. По словам одного хрониста, бедняки имели только одно желание: как можно скорее достичь святого гроба. Конечно, дело было не столько в религиозном рвении «босого народа», сколько в том, что захватнические планы вождей оказались в явном несоответствии с антифеодальными настроениями масс, проявлявшимися в религиозной форме.
Ропот против вождей, поднявшийся во время пребывания войска под Антиохией, вылился в прямое возмущение. «Вожди удерживают нас от похода на Иерусалим, — говорили недовольные. — Давайте выберем сами себе храбреца, который с божьей помощью приведет нас к святому гробу». Голос недовольных становился все более угрожающим. Когда в начале ноября 1098 г. в совете крупнейших сеньоров, заседавшем в одном из соборов Антиохии, разгорелась распря между Боэмундом Тарентским и Раймундом Тулузским, на заседание ворвались рядовые воины, которые, выражая настроение массы крестоносцев, заявили, по словам хрониста, следующее: «Пусть, кто хочет, владеет золотом императора и богатствами Антиохии, мы хотим идти дальше под водительством господа... Да погибнет тот, кто желает остаться в Антиохии. Если спор (за Антиохию) будет продолжаться, мы разрушим город... Тогда установится согласие среди вождей»...
