Издательский проект Петра Первого. Илья Копиевский и новые русские книги - Юрий Петрович Зарецкий
Примечательно, что о своей принадлежности к реформатской церкви Копиевский здесь благоразумно умалчивает, заверяя лишь, что так же, как и его читатели, является христианином149. И не устает на разные лады подчеркивать собственную принадлежность к христианской вере: «И тако избрахом помощию всемогущаго Господа Бога нашего…», «помощию всемогущаго Господа Бога нашего», «Бог мира и Отец щедротам, да совершит всякаго благочестиваго читателя во всяком деле блазе творити…», «…благоугодно Господем нашим Иисус Христом».
Ясно, что, рассказывая о прошлом человечества «славянороссийскому народу», Копиевский не мог ограничиться скудными и предвзятыми сведениями о московитах, содержавшимися в его время в обзорах всемирной истории западноевропейских авторов. Из-за нехватки времени и недостаточного знакомства с предметом у него вряд ли была также возможность эти сведения самостоятельно разыскать и переработать. В итоге явно ожидавшийся его читателями обстоятельный рассказ о «славянороссийском народе» он заменяет высокопарным превознесением его достоинств.
В предисловии он объявляет, что не стал бы писать свою книгу «варварскому какову народу». К славянороссийскому же обращается без всяких колебаний, поскольку тот не только не принадлежит к числу «варварских», но даже превосходит прославленные европейские. Первое его превосходство – «благоразумие» («славянороссийский народ славно прославися паче всех народов своим благоразумием»). Под благоразумием Копиевский в данном случае имеет в виду особое достоинство, дарованное свыше, – язык, распространенный едва ли не по всему свету. «Прочия народы, – заявляет он, – и порубежнаго не разумеют языка. Славянороссийский же народ сие дарование Божие имеет, яко едва не всю Европу о своим языке преидет». И дальше приводит доказательство сказанному: «Не помяну зде полския земли, прус, чехов, моравов, венгров, волошан, словаков, кашубов, иллириан, даже до Азыи россеаном откровенныи язык»150.
Другое превосходство славянороссийского народа имеет нравственную природу и состоит в его скромности и смирении – двух достоинствах, также дарованных Богом («по благодати Духа Святаго»). Оба эти достоинства Копиевский противопоставляет порокам других народов, прежде всего, высокомерию и заносчивости. Он приводит и подтверждение этого превосходства: «Славнии италиане, французы, но точию в своей земли, за рубежем – варвари тщеславнии. Славянороссийский же народ славный, не тщеславный, смиреномудренно держится, аще же паче всех тех язык родоязычия имеет»151.
Очевидно, что в представлении всемирной истории читателям «Введения краткого» Копиевский не мог ограничиться возвеличением их достоинств, не указав на особое место в этой истории Московского государства. Решая эту задачу в последней главе, «О еографии или описанию всея вселенныя», он, в обход европейской историографии, напрямую сопрягает прошлое Руси с историей библейских времен. В разделе «Славнейшие реки восточные», следуя распространенному в то время представлению, название Москвы-реки он соотносит с именем «праотца российского» Мосоха152. И следом, используя ветхозаветные образы, уподобляет Российское государство новому раю, а его правителя – величайшим из всех царей153.
В этом месте после упоминания Днепра, реки Москвы и Двины сухой стиль географического описания неожиданно превращается в панегирический: «Сие же три реки, Днепр, Москва и Дзвина, от единаго изшедши (аки из Едема) места, разыдошася на три начала по образу райскому». Затем Копиевский призывает читателя обратить на это подобие с раем сугубое внимание: «Иже чтет да разумеет, зде мудрость есть, иже имать ум». После чего приступает к ревностной проповеди богоизбранности населяющего этот новый рай народа:
Зде удивится! Приидите вси боящися Господа, приидите и видите дела Божия, яко Господь огради люди своя на Восток от Запада и от полуденное страны трема великими и славными реками в вечные роды, колико великих царств и память уста по зразорений (sic!) их. Над славянороссийским же народом искони сияет благодать Вседержителя Господа Бога нашего, аки над вторым Парадызом…
Вслед за этим вполне ожидаемо следует прославление правителя этого богоугодного государства:
Даде Господь Бог и пастыря единаго всем, возлюбленнаго помазанника своего пресветлейшаго и великаго государя, его же величество вознесе даже до небесе с высокаго на высочайший степень, паче всех царей земных, вовеки. Утверждает, где Бог, завет мирен и завещание вечно будет.
Помимо такого принципиально важного переформатирования исторического метанарратива в угоду ожиданиям «славянороссийского народа», Копиевскому приходилось решать в своем учебнике и менее масштабные, хотя и тоже непростые задачи. В частности, связанные с переложением на русский язык иностранных географических и исторических названий и имен. Поскольку в Амстердаме в его распоряжении не было славянских рукописных переводов европейских историков, во многих случаях ему приходилось переводить их самостоятельно.
Старое и новое
Несмотря на старания Копиевского сделать представления европейских ученых о прошлом человечества не только понятыми, но и благожелательно принятыми «славянороссийскими читателями», многих из них не могло не озадачить ее содержание. Прежде всего потому, что оно рисовало новую неожиданную для них «западоцентричную» картину всемирной истории. Если не считать начала этой истории, известного на Руси по книгам Библии, а также сочинениям античных и ранневизантийских авторов, то она была им чужда, поскольку рассказывала почти исключительно о государствах, возникших на территории Западной Римской империи. Истории же Византии, традиционно составлявшей основу представлений русских людей о прошлом человечества, во «Введении кратком» было отведено всего две страницы. То есть вместо единственно знакомой массовому русскому читателю «восточноцентричной» картины оно рисовало им совершенно иную. Также новым и неожиданным для русских книжников был и способ изложения исторических событий. Вместо привычного анонимного летописного свода, включавшего сочинения разных авторов и жанров, они встретились здесь с рассказом, содержание и построение которого определялись замыслом одного человека – автора154.
Чтобы лучше уяснить, в чем состояли эти новизна и неожиданность, рассмотрим дальше два вопроса: а) какие книги по всемирной истории были доступны в Московии ко времени выхода учебника Копиевского и б) что и как эти книги рассказывали о прошлом человечества? Первая, самая многочисленная их группа включала «восточноцентричные» компиляции, составленные, как тогда говорили, «по обычаю летописцев». Такие компиляции на Руси были известны под общим названием хронографов. Во вторую, почти неизвестную массовому читателю, входили «западоцентричные» сочинения европейских историков. Их, в отличие от первых, именовали составленными «по
