Евгений Тарле - ПОЛИТИКА: История территориальных захватов. XV—XX века: Сочинения
Цены на предметы первой необходимости быстро возрастали: в среднем стоимость их во второй половине XVI в. увеличилась в некоторых местах на 3/4, а в других — в 2 и 2,5 раза сравнительно с начальными десятилетиями, а через 100 лет, в середине XVII в., — еще в 1,5–2 раза сравнительно с предшествующим периодом. Это в среднем; бывали места, где этот «жизненный стандарт» был несколько ниже или несколько выше. Прежде всего золото и серебро хлынули в Испанию. Но в Испании драгоценные металлы, произведя «революцию цен», не задерживались, а шли во Францию, в Нидерланды, в Западную Германию, в Англию. Этот процесс, в частности, ускорился со второй половины XVI в., но особенно с начала XVII в. Все это привело к свертыванию, а затем и гибели испанской мануфактурной промышленности.
Промышленность, торговля, судостроение — во всем этом Голландия, Англия, потом Франция так решительно стали обгонять Испанию, а, с другой стороны, Испания так нуждалась во всем, потребном для войны и военной обороны своих колоссальных владений от противников, что американские золото и серебро неминуемо и очень быстро уплывали из подвалов Casa de la Contratacion в Мадриде (нечто вроде управления по делам американских колоний) и нз сундуков испанских банкиров и купцов и распространялись по Европе.
Очерк третий
Португальская торговля и арабская конкуренция в Индии. Причины кратковременности португальского владычества в Индии. Социальный состав и хозяйство испанских колонистов. Экономические преимущества испанской колонизации в сравнении с португальской. Значение лиссабонского рынка с начала XVI до начала XVIII в. Торжество и падение испанской торговой монополии. Революция в Нидерландах. Вступление Голландии в борьбу за колонии
Результаты высадки Васко да Гамы в Каликуте и последующих экспедиций португальских мореходов в южных морях Тихого океана в течение XVI столетия были весьма значительными.
Васко да Гама и первые португальцы, начавшие после его открытия торговать с Индией, думали главным образом о закупке по возможно дешевой цене драгоценных индийских товаров. Но уже очень скоро, в первые же десятилетия XVI в., им пришлось убедиться, что их опередили опаснейшие, очень сильные конкуренты, не признававшие никакого Тордесильясского договора, — арабы, которые, когда европейская торговля с Индией была ограничена трудностями сухопутной переправы являлись, как мы уже знаем, для Венеции и прочих государств восточного побережья неизбежными посредниками. В действительности арабы опередили португальцев не только на несколько десятилетий, но по крайней мере на несколько веков. Арабы с Аравийского полуострова, арабы из Египта, имея быстроходные и умело сделанные суда (фелюги), задолго до начала крестовых походов вели торговлю с Индией. На западном побережье Индии с давних пор существовали арабские поселки, арабские купцы были заметным элементом в индийских городах; мусульманство, широко распространившееся в Индии, сближало культуру пришельцев с духовной жизнью индийцев. А главное, арабским торговцам удалось завести прочнейшие отношения с местными жителями, отчасти приучить их к себе, а отчасти самим примениться к чужой стране.
Португальцы же были абсолютно не в состоянии в этом смысле конкурировать с арабами. Они были и остались совершенными чужаками, пришельцами, не имеющими ни малейшего представления о той стране, где им предстояло действовать. Одним из внешних проявлений абсолютной отчужденности португальцев от индийцев может считаться полнейший, безнадежный, позорный провал религиозной католической пропаганды, которую весьма ретиво повели было монахи и священники, прибывшие с первыми же купцами из Португалии в Индию. Но не это, конечно, больше всего беспокоило португальцев, не пропагандистское торжество ислама над христианством, а борьба, которую успешно вели за торговые пути и рынки арабские купцы против своих европейских соперников.
Впервые после открытия морского пути в Индию, все на том же западном берегу, куда прибыл Васко да Гама, побывал португальский адмирал Диего де Сенвейра. В 1509 г. он высадился на Суматре, а затем на Малаккском полуострове, но ненадолго. Вместе со своим экипажем он еле спасся от нападения местного населения.
В результате неудач первых разведок португальцы изменили тактику. Они решили, что единственным шансом победы в неравной борьбе с аборигенами для них послужит военно-политический захват тех или иных береговых прибрежных территорий. Они захватили города Гоа, Малакку, Ормуз, водрузили свой флаг и на Цейлоне, обосновывая Тордесильясским договором все эти завоевания. Они заняли и несколько других отдельных, не связанных между собой пунктов, утверждая, что это вполне законное присвоение.
Представителем этой завоевательной политики явился в первые годы (особенно в 1510—1515-е) наместник Альбукерке, любимый герой колониальной Португалии. Под предлогом мести за сопротивление Сенвейре он в 1511 г. высадил в Малакке свежие воинские силы, укрепился на берегу, подчинив власти Португалии большое число малайцев и жестоко расправившись со многими из них. В 1514 г. португальцы, закрепившись в Малакке, отправились на остров Суматра, где завели торговлю с местным населением. Альбукерке мечтал и о проникновении в глубь индийского материка, и об изгнании арабов, и о многом еще. Это был человек, увлекающийся своей фантазией и своими завоевательными планами до крайней степени. Альбукерке уже подумывал сначала завоевать Индию, а потом приняться за остальные государства Азии.
Конечно, все эти фантастические расчеты не оправдались. Никакого завоевания Индии ни Альбукерке, ни его преемники не дождались. Преодолеть влияние и авторитет арабов им не удалось, и все дело ограничилось утверждением на богатых Молуккских островах, на Малаккском полуострове, наконец, как сказано, в Гоа и еще нескольких разбросанных по Малабарскому берегу Индии постах; в 1522 г. началась торговля с Явой, а в 1530 г. — с Борнео.
В середине XVII в. португальцы были вытеснены из большинства этих позиций голландцами, отнявшими у них в 1641 г, Малакку, а в 1638–1658 гг. — постепенно и все фактории на Цейлоне. Англичане еще раньше (в 1612–1622 гг.) вытеснили их из ряда пунктов на берегу Индии, а также из укрепленного острова Ормуза и из Сурата и теснили их очень сильно даже в области Гоа, где португальцам, однако, удалось удержаться. Можно смело утверждать, что уже с третьего-четвертого десятилетий XVII в. португальский торговый капитал был сведен к совсем незначительной величине в Индии и индийских водах и на арену вышли новые, более сильные борцы за «благословенную родину пряностей» — голландцы, англичане, французы.
События так развивались, что нигде, кроме разве небольшой части Малаккского полуострова, положение португальцев не было сколько-нибудь прочным. Не говоря уже о Молуккских островах, на которые со времени путешествия Магеллана не переставали претендовать испанцы, и на Яве, и на Суматре, и на Борнео, и на Цейлоне им приходилось оставлять не только всякие помыслы о завоеваниях, но вести себя так, чтобы мелкие или крупные вожди местных племен находили более полезным торговать с ними, чем перебить их всех или выгнать вон. Очень боялись португальцы и малайских пиратов, у которых были прекрасные бухты и гавани на многочисленных островках Индонезии и которые отличались поразительной сноровкой и редким искусством в мореплавании. Торговля с этими островками была крайне прибыльна и подбивала на самый большой риск. Но у португальцев не было ни охоты, ни времени, ни даже, пожалуй, возможности поближе присмотреться к населению, с которым они торговали. Дальше берега они обыкновенно не отваживались идти. На берегу они ждали своих торговых контрагентов из местных деревень, расположенных в глубине островов, к которым они причаливали и где у них были (именно для этой цели) небольшие, часто плохо укрепленные фактории.
Таким образом, один лишь век — от начала XVI до начала XVII — продолжалась в сколько-нибудь обширных размерах экономическая эксплуатация португальцами того самого морского пути в Индию, который они так упорно искали с далеких времен Генриха Мореплавателя. Провал их дел в Индии и на Ост-Индских островах объясняется несколькими причинами. Во-первых, с самого начала португальское правительство смотрело на свои индийские владения как на объект для монопольной государственной эксплуатации. Этим колониям не давали ничего, но только брали у них все, что можно взять; индийское население облагалось непосильными налогами; торговые сделки с ним, производившиеся как непосредственно чиновниками наместника, так и приказчиками крупных откупщиков, сплошь и рядом превращались в плохо замаскированное ограбление. Во-вторых, жесточайше притеснялась самостоятельная хозяйственная деятельность местных жителей, которых даже на острове Цейлон, одном из богатейших на земном шаре, португальцы умудрились в какие-нибудь 50–60 лет обратить в нищих. И притеснялась эта самостоятельность исключительно во имя интересов фиска, в зависимости от того, каким способом представлялось наиболее удобным выжать из местных жителей все, что только они могут дать. Аборигенов заставляли переселяться в труднокультивируемые места, отнимая у них лучшие участки, а потом сгоняли их и с новых мест, когда эти места начинали давать урожай. Индийцы восставали неоднократно. Против них посылали дорогостоящие карательные экспедиции, выжигавшие селения и еще пуще разорявшие несчастный народ, который постигла злая участь— появление португальских «культуртрегеров». В-третьих, португальское владычество, не создав, как это уже отмечено, никакой прочной и рациональной базы для экономического использования индийских и островных владений, начав с губительных, чисто хищнических методов, в то же время вовсе не обладало достаточными военными и морскими силами, чтобы из далекой метрополии повелевать чужими народами за тридевять земель, куда нужно было добираться иногда год, а иногда и больше. Уже в середине XVI в. случалось так, что драгоценные пряности накоплялись в казенных магазинах в Гоа, на Цейлоне, на Молуккских островах, а кораблей в наличности не было, чтобы их перевезти в Европу.
