Миф о «застое» - Алексей Владимирович Самсонов
Имеющимися в НКГБ материалами установлено, что Солженицын создал антисоветскую молодёжную группу и в настоящее время проводит работу по сколачиванию антисоветской организации.
В письмах единомышленникам Солженицын критикует политику партии с троцкистско-бухаринских позиций, постоянно повторяет троцкистскую клевету в отношении руководителя партии тов. Сталина» [302; с. 333–34]. Далее приводятся отрывки из писем Солженицына Виткевичу с критикой Сталина. И в конце: «На основании изложенного, руководствуясь ст. ст. 146 и 158 УПК РСФСР, ПОСТАНОВИЛ:
Солженицына Александра Исаевича подвергнуть обыску и аресту с этапированием в Москву для ведения следствия».
Чтобы понять, что эти письма представляли собой не критику «с троцкистско-бухаринских позиций» – это очень высокая оценка для них – а словесную белиберду, приведу небольшой отрывок из письма Виткевичу: «Я указал ей (жене), что всякие учения о трёх сторонах, пяти особенностях, шести условиях никогда даже не лежали рядом с ленинизмом, а выражают чью-то манеру считать по пальцам» [302; с. 334]. Только представьте: Солженицын пишет с фронта жене не «дорогая, как я соскучился», а ведёт спор об «условиях»… То же касается и Виткевича: когда фронтовику заниматься теорией? Абсурд! Показательно, что ответа жены не найдено.
Из Прокуратуры Постановление было передано в СМЕРШ, которую тогда возглавлял Абакумов. Отсюда 2 февраля 1945 года за подписью генерал-лейтенанта Бабича в СМЕРШ 2-го Белорусского фронта ушла секретная телеграмма № 4146 о необходимости ареста Солженицына. Контрразведка фронта отдала соответствующее распоряжение контрразведке 48-й армии и 9 февраля 1945 года на командном пункте 68-й Севско-Режицкой бригады в Восточной Пруссии в г. Вормдит Солженицын был арестован.
Вот как Солженицын описывает свой арест в «Архипелаге»: «Комбриг вызвал меня на командный пункт, спросил мой пистолет, я отдал, не подозревая никакого лукавства, – и вдруг из неподвижной в углу офицерской свиты выбежали двое контрразведчиков, в несколько прыжков пересекли комнату и, четырьмя руками одновременно, хватаясь за звёздочку на шапке, за погоны, за ремень, за полевую сумку, драматически закричали (В два голоса? – А.С.): “Вы арестованы!”»
Прямо арест не капитана, а какого-то шибко опасного преступника! Представьте себе эту ситуацию. Одно из двух: либо ареста не было, либо он проходил несколько по-другому. О «другом» пишет Решетовская в книге «В споре со временем»: «Всё произошло неожиданно и странно. 9 февраля старший сержант Соломин зашёл к своему командиру с куском голубого бархата и сказал: “У меня ведь всё равно никого нет. Давайте пошлём в Ростов Наташе, блузка выйдет”». Как видим, обычные будни: командир и ординарец заняты обычным тогда делом: как использовать трофейные вещи. Далее: «В этот момент вошли в комнату двое. Один говорит: “Солженицын Александр Исаевич? Вы нам нужны”. Его увезли. Больше я его не видел» [301; с. 139].
Как видим, никаких хватаний в десять рук. Зачем Солженицын врёт? Чтобы показать «ужас» сталинизма; ведь читать будут его, а не Решетовскую.
Но и в двух версиях ареста нет сцены обыска, обязательного при аресте. Солженицына просто арестовывают и увозят. А ведь за время отсутствия Солженицына в его вещах могли «найти» всё что угодно – от «Майн Кампф» до наркотиков.
По словам Солженицына, в контрразведку 48-й армии его доставили после полуночи и только там был составлен протокол обыска. У Солженицына были изъяты поразительные вещи: портрет Троцкого, портрет Николая II, дневник [302; с. 343]. Скажите, читатели, вы носите с собой портрет – даже не Николая – Путина или Медведева? Более того, в те годы портреты Троцкого, а, тем более, Николая, не производились и в книгах их не было. Вывод: доказательства преступления специально готовились или даже были вынуты из стола следователя.
Вывод только один: все эти философские письма, аресты в десять рук, портреты царей были созданы для Истории, чтобы потом сделать из Солженицына Великого Гонимого. Значит, уже тогда Солженицына готовили… Кто?
На Лубянку Солженицын был доставлен 19 февраля 1945 года. Там на него было заведено дело № 7629, вёл следствие помощник начальника 3-го отделения 11-го отдела 2-го Управления НКГБ капитан И. Езепов. 7 июля 1945 года Особое совещание при НКВД СССР за совершение преступлений, предусмотренных ст. 58.10 ч. II и 58.11 УК РСФСР приговорило Солженицына к 8 годам ИТЛ [302; с. 345]. При этом не было решения о лишении его воинского звания и орденов.
Стукач за работой
Солженицына направляют в лагерь под Новый Иерусалим, обслуживающий кирпичный завод, а затем переводят в Москву в лагерь, расположенный на нынешней площади Гагарина. Он был назначен зав. производством. Должность эту создали специально для него: «Прежде меня тут и не было должности такой». В лагере, как пишет Солженицын, ему предложили стать осведомителем под кличкой «Ветров». Об этом факте, опережая исследователей, пишет сам Солженицын во 2-м томе «Архипелага».
Заметьте, это произошло в самом начале срока и Солженицына никто не пытал, а, наоборот, обращались на «вы». Более того, он сразу же назвал себе псевдоним – значит, уже был готов к вербовке. Но – оправдывается Солженицын – он «не дал своему куратору никаких сведений». Хотя один из доносов «Ветрова» опубликован [298, вклейка]. Однако, так как от обычных зеков важная информация не поступала, Солженицына отправляют к «политическим» в шарашку в Марфино. Но, прежде чем туда поехать, Солженицын выполняет одну формальность – заполняет анкету. И в графе «специальность» пишет не «преподаватель математики» или «физик», а «ядерный физик». Солженицын: «Но я сам той карточке значения не придал, забыл».
Напомню, что в середине 40-х советские учёные во главе с Курчатовым изобретали атомную бомбу. И каждый физик-ядерщик был на вес золота. А по-Солженицыну выходит, что в МГБ сидели такие дураки, что доверяли разрабатывать бомбу всяким проходимцам и анкеты не проверяли. Вывод: данная профессия была указана Солженицыным специально, под чью-то диктовку. Чтобы его можно было бы направить именно в Марфино.
Итак, 18 июля 1946 года Солженицына с Калужской заставы переводят в Бутырку. Одним из его сокамерников был Николай Тимофеев-Ресовский – известный русский биолог и генетик, работал в Германии в атомном проекте. После разгрома Рейха был арестован и отправлен в лагерь на Урал, но был разыскан и отправлен работать над советской бомбой. Понятно, что «Ветров» совершенно случайно оказался с Ресовским в одной камере.
В 1947 г. Солженицына переводят в Марфино, где он познакомился со Львом Копелевым и Дмитрием Паниным. Из новых знакомых следует особо выделить Игоря Александровича Кривошенина (1899, Петербург – 1987, Париж), отец которого, Александр Васильевич, в 1908-15 гг. был главноуправляющим землеустройством. Игорь воевал в Белой армии, с 1920 г.
