Из новейшей истории Финляндии. Время управления Н.И. Бобрикова - Михаил Михайлович Бородкин
15 мая 1904 г. Н. И. Бобриков сообщил В. К. Плеве: «Не слова, а факты свидетельствуют о наступлении в Финляндии более мирного течения жизни. Призыв много лучше нормального и созыв сейма вне сомнения. Финляндский сенат, кропотливый в работе, идет мне во всем прочем на встречу. Его преданность Государю и России заявляется им уже открыто»...
Большим и трудным являлся еще вопрос об очередном сейме 1904 г. Мнения в крае разделились. В марте 1903 г. при «Uusi Suometar» разослано было «Воззвание», имевшее целью повлиять на население, дабы оно исполнило воинскую повинность. Покорность населения нужна была для получения сейма 1904 г. А сейм желали для того, чтобы «финский народ совместно с Государем и Великим Князем «условились», как возвратиться к нормальному положению. Правительство уведомило, что сейм будет созван, при условии восстановления в крае надлежащего порядка и спокойствия. Генерал-губернатору предписано было окончательно высказаться по этому делу к 10 июня 1904 г.
Ключ к созыву земских чинов передан был, таким образом, в руки самого народа («Uusi Aura»). «Существование сейма, — заявила газета «Wiipuri», — поставлено в зависимость от поведения самого народа, от его миролюбия и от успокоения страстей».
Шведоманы и агитаторы остались недовольны такой постановкой вопроса о сейме. «Мы хорошо знаем, что есть лица, не признающие более никакого значения за нашим сеймом» (читаем в «Uusi Aura»). Шведоманы, — подававшие свои мнения при посредстве «Göteborgs Н. och. S. Tidning», — злобствовали и пытались представить все в черном цвете. «Конечно, еще не сказано, что обещание (русского правительства) будет выполнено».
«Политики осторожности» не постыдятся поставить народное представительство в полную зависимость от «генерал-губернатора». «Генерал-губернатор найдет удобный повод вмешаться в дело; он удалит оппозиционные элементы; он приложит все усилия, чтобы совершенно лишить сейм его нынешнего значения». «От конституции сенат уже фактически отказался»... В виду подобных соображений, корреспондент «Götedorgs Н. och. S. Tidning» склонялся к тому, что лучше было бы устроить некоторый перерыв в народном представительстве Финляндии.
5 и 6 декабря 1903 г. в Гельсингфорсе заседали сторонники старофенноманов. Собрание их приняло резолюцию, что созыв сейма необходим ради правильного хода внутренней жизни края, а также «в целях восстановления согласия между Государем и народом, путем изыскания способов, как обеспечения внутренней самостоятельности края, так и удовлетворения потребности в государственном объединении».
Ничего подобного ранее в Финляндии не говорили.
Трезвые и спокойные голоса населения были приняты во внимание Н. И. Бобриковым. Он видел, что мутит народ кучка непримиримых отщепенцев. Он полагал, что есть надежда наладить дело в крае и водворить порядок путем сейма, почему не только подал свой голос за его созыв (1904 г.), но начал делать нужные приготовления. В его бумагах отыскался даже набросок речи для этого сейма.
Одно лицо, с которым Н. И. Бобриков переписывался по вопросу о сейме, сообщая свое мнение, заявил, что созыв земских чинов Финляндии имеет и свои положительные, и свои отрицательные стороны. Те и другие были подробно перечислены. Против созыва оказалось более доводов. Корреспондент указал, что оппозиция вновь сплотится и оживет на сейме, а агитаторы будут смелее действовать, что финляндцы по их упорству ни на Какие уступки не пойдут, что сеймы, начиная с 1863 г. никогда не были благосклонны к русским правительственным требованиям, а в последнее десятилетие проявили особенно много заносчивости и даже дерзости. Поведение земских чинов 1899 г. было осуждено особым рескриптом (от 8 июня 1899 г.). При таких условиях, созыв сейма 1904 г. может явиться своего рода поощрением прежней деятельности земских чинов и показать, что правительство как бы примирилось с вызывающим тоном сеймовых ораторов. Главари смуты могут опять столковаться и захватить в свои руки инициативу нового сопротивления.
Ряд этих доводов нисколько не поколебал генерал-адъютанта Н. И. Бобрикова и он, вопреки им, склонился к созыву сейма в виду следующих двух соображений. Из всего описанного примирительного движения Н. И. Бобриков делал тот правильный вывод, что «острый период финляндской смуты пережит» и «признаки ослабевающей агитации налицо». Далее этого он не шел.
Всем приведенным обстоятельствам надо дать надлежащую оценку. Как бы ни смотреть на них, на каких бы весах ни взвешивать, они имеют свое серьезное значение. Прежде всего, они показывают, что огромное большинство спокойного населения Финляндии в известной мере мирилось с русскими государственными требованиями, поняв их неизбежность и справедливость. Большинство населения сознало, что бобриковский режим не грозит Финляндии, ни ломкой ее учреждений, ни обрусением народа. Население почувствовало, что Н. И. Бобриков не сходил с почвы закона и не переступал указаний совести. При всех усилиях, агитаторы не в состоянии были дать населению примеров несправедливости бобриковской системы. Будь иначе, народ не успокоился бы, так как он ревнив к своим интересам и чувство справедливости в нем глубоко заложено. Но в том то и дело, что к истинным интересам Финляндии русское правительство прикасалось на основании точной законности и строгой справедливости. Жало клеветы агитаторов поэтому притупилось и масса населения осталась спокойной. Бушевали властолюбивые элементы. И вообще следует прибавить, что «между русскими и финляндцами никогда не было ни племенной, ни религиозной, ни иной розни; все же недоразумения последнего времени исходили от людей, относящихся одинаково злобно, как к русскому, так и финскому народу, и действующих так из личных эгоистических целей».
К политике Бобрикова стали несколько примыкать старо-фенноманы. В их действиях была, конечно, примешана очень значительная доза эгоистических и личных расчетов, но, тем не менее, их заявления и протесты против бойкота и подпольных изданий, а также основной мотив их съездов, конечно, имели своим источником лучшие общечеловеческие чувства: справедливость, желание мира и порядка, любовь к родине, уважение к закону и почитание власти.
Давно уже указывалось, что было бы ошибкой полагать, что фенноманы сочувствовали направлению объединительной политики и готовы были содействовать ее успеху. Нет. Для блага народа фенноманы смирились перед силой и в то же время открыто признали известные требования правительства основательными. В их среде бродит сознание, что процветание и счастье Финляндии возможно только в ее единении с Россией и потому они уменьшили и смягчили противодействие.
Излишне было пояснять Н. И. Бобрикову, что фенноманы наши единомышленники лишь
