Столетняя война. Том IV. Проклятые короли - Джонатан Сампшен
Оборона Парижа была поручена графу Арманьяку под номинальным командованием Дофина. 4 февраля 1414 года, когда бургиньоны переправлялись через Уазу, семнадцатилетний Людовик Гиеньский, восседая на боевом коне и облаченный в сверкающие стальные доспехи, осмотрел военные дружины арманьякских принцев, выстроенные в шеренги на кладбище Нотр-Дам, и распределил их по местам дислокации: Дофин остался Лувре, графу Арманьяку отвели Бургундский отель, Карлу Орлеанскому — Сен-Мартен-де-Шам, герцогу Анжуйскому — Бастилию. Простым людям было приказано не отвлекаться от повседневной деятельности, строго запрещено приближаться к стенам и вооружаться, из опасения, что парижане обратят оружие против защитников города. Совет провозгласил на перекрестках улиц, что любой человек, замеченный вооруженным без разрешения, будет немедленно повешен[468].
Утром 10 февраля 1414 года вся бургиньонская армия появилась в боевом порядке на равнине к западу от города между пригородными деревнями Монмартр и Шайо. Это было впечатляющее зрелище, доложил клерк Парламента, который поднялся на башню дворца, чтобы посмотреть на происходящее. Оставив свои ряды, герцог Бургундский с эскортом из 400 человек направился к воротам Сент-Оноре, которые вели в квартал Лувр. Герольдмейстер Артуа вышел вперед с четырьмя рыцарями, чтобы потребовать пропуск в город. Стражники прогнали их и пригрозили открыть по ним огонь. Ангерран де Бурнонвиль, капитан эскорта Иоанна, попытался поговорить с Луи де Босредоном, который командовал отрядом защищавшим воротами. Но Босредон отказался отвечать, и бургундский капитан удалился, сопровождаемый залпом арбалетных болтов. Герцог простоял перед воротами три часа, надеясь, что их откроют его союзники. Но они оставались крепко закрытыми. Около часа ночи он поскакал обратно в Сен-Дени. Здесь на следующий день Иоанн обнародовал еще один манифест, призывающий всех верных подданных освободить короля и Дофина. Копии были тайно доставлены в город и за ночь распространены, прибитые к дверям Нотр-Дам и других общественных зданий. Но порядок строго охранялся и восстания не произошло. Что еще хуже, Карл VI пришел в себя, пока Иоанн топтался за пределами Парижа. В короткий промежуток времени до того, как в конце месяца у него снова случился рецидив, он появился на публике, посетив благодарственную службу в Нотр-Дам и опровергнув предположения о том, что он находится в плену у врагов герцога. Король подписал ряд актов, в которых открыто выступал на стороне арманьяков против герцога Бургундского. Поддержка Иоанна в городе начала ослабевать и герцог предпринял последнюю попытку привлечь на свою сторону арманьякских принцев. Еще один герольд появился у ворот Сент-Антуан возле Бастилии с письмами для герцогов Беррийского, Анжуйского и Орлеанского. Но солдаты, размещенные там, не приняли их, и герольд был вынужден оставить их прикрепленными к палке воткнутой в землю, прежде чем уехать. В ночь на 16 февраля, под проливным дождем, герцог Бургундский свернул свой лагерь и ушел со своей армией на север[469].
Иоанн Бесстрашный потерпел серьезное военное поражение и еще более серьезное политическое унижение. Его сторонники в Париже, ожидавшие, что он пробьет себе дорогу, почувствовали себя преданными. Новость о его отступлении была встречена насмешками и оскорбительными частушками на улицах. Арманьякские вожди набрались храбрости и 17 февраля 1414 года по улицам Парижа прошли глашатаи, объявившие герцога Бургундского предателем и мятежником и изгнанным из королевства. Все имущество его сторонников было конфисковано. В последующие дни эти приказы были распространены по городам Франции. В Париже гайки были закручены еще сильнее. Было проведено еще больше арестов, изгнаний и казней. Королевский прево конфисковал уличные цепи, ставшие символом власти толпы, и отправил их на телегах в Бастилию и Лувр. Всех горожан заставили сдать оружие[470].
2 марта 1414 года королева и Дофин председательствовали на Большом Совете в отеле Сен-Поль. Присутствовали все арманьякские принцы и капитаны. Собрание приняло решение о мощном контрнаступлении против герцога Бургундского в его собственных владениях. Король должен был стать номинальным командующим, несмотря на его недееспособность. Ядро армии составят свиты арманьякских принцев и контингенты, собранные в провинциях для защиты Парижа, которые уже начали прибывать в столицу. Для покрытия расходов была введена талья в сумме 600.000 ливров. В ста милях от Парижа, в городе-крепости Аррас, Иоанн Бесстрашный председательствовал на своем собственном Совете. Это было мрачное совещание. Очевидно, что провал под Парижем вызвал скептическое отношение к письмам Дофина. Иоанн должен был поклясться в их подлинности и призвать двух своих советников поддержать его своими клятвами. В конце концов, у них не было иного выбора, кроме как поддержать своего герцога. Письма были единственной защитой от обвинения в измене, если бы они вновь взялись за оружие против правительства. Совет в Аррасе ожидал, что правительство вторгнется в Артуа и Пикардию, а возможно, и во Фландрию, и решили обороняться и сражаться[471].
4 марта 1414 года, через два дня после принятия этих воинственных решений в Париже и Аррасе, послы Генриха V, Генри, лорд Скроуп, Хью Мортимер и валлийский юрист Генри Уэр, въехали в Париж через ворота Сен-Дени. Они были приняты при дворе с торжественной церемонией. Было сделано все возможное, чтобы произвести на англичан впечатление. Но переговоры закончились неудачей, как и дискуссии в Лондоне. Англичане приехали обсудить территориальные уступки, которые можно было бы сделать в обмен на брачный союз. Но внимание французов было приковано к другим вещам. Их больше интересовало перемирие на год, которое коннетабль привез с собой из Лондона. Это, по крайней мере, позволило бы англичанам на время остаться в стороне от гражданской войны во Франции. Карл VI ратифицировал его с готовностью. Но его министры уперлись в вопросе о территориальных уступках. Хотя послы оставались во французской столице до самого апреля, они не добились никакого прогресса[472]. Однако их миссия не была напрасной. Они подмечали все вокруг себя, видели недееспособность французского короля, воочию наблюдали за развитием политического кризиса и
