Столетняя война. Том IV. Проклятые короли - Джонатан Сампшен
Герцог Йорк, который считал арманьякских лидеров своими друзьями, был ответственен за первые прямые контакты между новым правительством Франции и английским двором. В начале октября 1413 года, пока Чичеле и Уорик находились во Фландрии, Генрих V согласился принять высокопоставленное французское посольство. Это было торжественное посольство такого рода, которое не посещало Англию из Франции со времен правления Ричарда II. Его руководителями были три человека, которые в течение следующих восемнадцати месяцев будут тесно связаны с ухудшением англо-французских отношений: канцлер Иоанна Беррийского, архиепископ Буржа Гийом де Буафратье, коннетабль Шарль д'Альбре и дипломатический секретарь короля Готье Коль. Коль был самым скромным членом посольства, но в некотором смысле самым важным. В то время ему было около шестидесяти лет, он был образованным человеком и прекрасным латинистом, который однажды назвал себя "верным и способным знатоком работы посольств, участвовавшим во многих из них в Англию, Италию, Германию и другие страны". Он был, пожалуй, самым компетентным профессиональным дипломатом представлявшим французское правительство. Своей карьерой он был обязан герцогу Беррийскому, и, как многие высокопоставленные государственные служащие того же положения, он пострадал от рук кабошьенов за свою верность старым друзьям[460].
Французское посольство отправилось в Англию вместе с герцогом Йорком и прибыло в Вестминстер 6 декабря 1413 года, где в воздухе витали слухи о готовящемся восстании. Сэр Джон Олдкасл, важный землевладелец из Кента и бывший друг Генриха V, бежал из лондонского Тауэра в конце октября после того, как церковный суд признал его виновным в ереси лоллардии. Из своего укрытия в доме пергаментщика в Кларкенуэлле Олдкасл планировал поднять массовое восстание в Лондоне с участием 20.000 человек, включая ядро сторонников лоллардов и гораздо большее число разрозненных недовольных людей. По всей Англии появились плакаты и памфлеты, призывающие народ восстать, чтобы уничтожить монархию и церковь. Некоторые принимали эти милленаристские проекты за чистую монету. Другие надеялись на богатство, не соответствующее их рангу. Сам Олдкасл, как говорят, планировал сделать себя правителем Англии. Восстание потерпело фиаско. Заговор с целью убийства короля и его братьев во время театрального представления в Элтэмском дворце в Двенадцатую ночь провалился. Горстка людей, которые в ночь с 9 на 10 января пришли к назначенному месту встречи на поле Сент-Джайлс под Лондоном, были разоружены и арестованы по мере их прибытия. Чудовищная череда казней в Ньюгейте и Сент-Джайлс в последующие дни и розыск Олдкасла, которому удалось скрыться в суматохе, усилили ощущение угрозы от этого безнадежного предприятия. Для французских послов, которые сопровождали двор Генриха V на протяжении всего кризиса, все это дело должно было подтвердить репутацию Англии как страны постоянных мятежей и политического насилия в тот самый момент, когда они верили, что раздоры во Франции остались позади[461].
Переговоры в Лондоне были почти такими же трудными, как и на сорвавшейся конференции в Лелингеме годом ранее. Снова возникли споры о том, какой язык использовать — латынь ("общий язык") или французский ("как принято среди наших великих людей"). Французы вернулись к вопросу о браке между Генрихом V и Екатериной Французской, который, по их мнению, открывал наилучшие перспективы для прочного мира. Но Генрих V не собирался совершать ошибку, которую совершил Ричард II в 1396 году, позволив французам купить мир по дешевке. Его советники ясно дали понять, что рассматривают брачный союз как повод для урегулирования старых территориальных претензий. Без этого, по их словам, соглашение невозможно. Французы были встревожены. Их инструкции не распространялись на обсуждение территориальных уступок, и поэтому после двухнедельных бесплодных переговоров было решено, что французы вернутся в Париж в сопровождении другого английского посольства, чтобы обсудить этот вопрос там. Тем временем Генрих V обязался не связывать себя обязательствами с какой-либо другой невестой по крайней мере до 1 мая. Между двумя странами было заключено перемирие (на обоих языках) на год, до 2 февраля 1415 года. Трудно отделаться от впечатления, что при всех своих внутренних проблемах французы еще не воспринимали Генриха V и его королевство всерьез. Годы спустя король будет говорить о презрении (frequens irrisio), с которым столкнулись его первые посольства. Как и другие английские короли до него, он чувствовал покровительственное величия французской королевской семьи и возмущался этим. История о теннисных мячах, якобы присланных Генриху V Дофином с напутствием, что ему лучше развлекаться дома, чем вмешиваться в дела Франции, была не просто выдумкой Шекспира. Ее разновидности циркулировали в обществе и при жизни Генриха V. Это басня, но, как и многие басни, она воплощала символическую правду[462].
* * *
Иоанн Бесстрашный так и не смирился со своим изгнанием из правительства и столицы Франции. Его первой реакцией на захват арманьяками власти в Париже была демонстрация своих добрых намерений и попытка договориться о