Столетняя война. Том IV. Проклятые короли - Джонатан Сампшен
Вскоре после этой встречи в Париж стали поступать сообщения о том, что Иоанн замышляет восстание своих сторонников в Париже и собирается идти на город с армией. Герцог все это отрицал. Но сообщения оказались правдивыми. 7 декабря 1413 года он прибыл в Антверпен на шестидневное совещание со своими родственниками, союзниками и военачальниками. С собой он привез письмо, якобы от Дофина, в котором тот призывал его срочно прибыть в Париж с армией. За ним последовали еще два подобных письма, каждое из которых было более настойчивым, чем предыдущее. Примерно на Рождество герцог опубликовал манифест, в котором объявил, что королева и Дофин находятся в плену в Лувре и что он получил письма, написанные рукой самого Дофина и скрепленные его печатью, с призывом спасти их. В то время как копии этого манифеста распространялись по городам Франции, вассалам Иоанна был разослан призыв собраться на Сомме, чтобы "освободить моего господина и его сына герцога Гиеньского от их рабства"[464].
Происхождение этих загадочных писем Дофина неясно. Они не согласуются с известными взглядами Людовика Гиеньского. Нет достоверных свидетельств того, что Дофин или королева были стеснены или нуждались в спасении. Версии писем, ходившие по стране, были заверенными копиями, а оригиналы, написанные рукой Людовика или скрепленные его печатью, никогда не были предъявлены. Наиболее правдоподобным объяснением этого является то, что их подделал сам Иоанн Бесстрашный. Однако письма вызвали смятение в Париже, когда манифест Иоанна достиг города. Карл VI был в отлучке с Рождества, и вместо него королева взяла на себя главенствующую роль в правительстве. 9 января 1414 года она председательствовала на напряженном заседании Совета в Лувре. На Совете присутствовали Дофин, канцлер и большинство арманьякских принцев. К ним присоединились представители Университета и муниципалитета. Канцлер, который, очевидно, считал, что письма подлинные, прилюдно осудил Дофина за его праздность, легкомыслие и подверженность влиянию злонамеренных советников. Людовик отрицал, что писал эти письма. Остальные не знали, чему верить. Ясно было лишь то, что при дворе Дофина все еще оставалось несколько бургиньонов, которых он считал своими друзьями. Среди них были один из камергеров Иоанна, Давид де Бриме, и Жан де Крой, сын-подросток одного из самых близких советников Иоанна. Участники совещания пришли к выводу, что если Людовик действительно написал герцогу Бургундскому, то это, должно быть, их рук дело. Поэтому через день или два королева, посоветовавшись с принцами, вошла в личные апартаменты Дофина в Лувре и приказала своим слугам арестовать Давида де Бриме, Жана де Кроя и еще двух придворных ее сына. Жан де Крой был заключен в тюрьму в замке Монлери. Остальные трое были освобождены под обязательство никогда больше не приближаться к Дофину. Сам Дофин был в ярости, но в последующие дни успокоился и занялся защитой столицы от герцога Бургундского. Был объявлен арьер-бан, войска стекались к Парижу со всей северной Франции, а герцог Бурбонский был отозван с гасконской границы. Был отдан приказ, чтобы все замки, мосты и броды на подступах к Парижу охранялись против армии Иоанна Бесстрашного. Тем временем Дофин публично отрекся от этих писем и обратился к своему тестю с письменным требованием, в котором приказал ему распустить армию и держаться подальше от города[465].
Герцог Бургундский был невозмутим. 23 января 1414 года, находясь в Лилле, он обнародовал новый манифест, в котором повторил все свои старые претензии по поводу преследования своих клиентов и союзников. К этому времени его армия уже собиралась под стенами крепости Бапом, к югу от Арраса. 30 января герцог начал свой поход на юг. Верность правительству на местах была сомнительной а сопротивление бургиньонам хаотичным и не стойким. Капитан Перона отказался позволить герцогу пересечь Сомму через городской мост. Но в Эклюзье, в десяти милях ниже по течению, офицеры герцога уговорили защитников моста пропустить армию, предъявив предполагаемые письма Дофина. В Компьене на Уазе горожане решили, что им "нет дела ни до одной стороны, ни до другой". Но когда брат Иоанна Бесстрашного, Филипп Неверский, появился у города с копиями писем, они дрогнули. Офицеры короля и некоторые более богатые горожане выступали за сопротивление бургиньонам. Но после бурных дебатов, на общем собрании, горожане решили не сопротивляться. Горожане Санлиса также созвали собрание, но в итоге решили не впускать армию герцога. Нуайон открыл ворота без возражений, а Суассон — с энтузиазмом. Вечером 7 февраля герцог Бургундский достиг Сен-Дени. Стражники у ворот заявили, что им приказано удерживать это место против него, но горожанам этого не хотели и опустили подъемный мост. Здесь, в Сен-Дени, герцог Бургундский основал свой штаб. Теперь у него было около 2.000 латников и примерно вдвое меньше лучников, а также боевые слуги и пажи, всего около 5.000 человек. На следующее утро Иоанн послал своего герольда, герольдмейстера Артуа, в Париж. Герольд был принят на Совете короля, объявил, что его господин прибыл по приглашению Дофина, которого держат в плену, что он намерен войти в город и предъявил письма герцога, адресованные королю, королеве и Дофину, в которых объяснялись его действия. Совет отказался их принять и отослал герольда прочь. Когда герольд вышел из зала Совета, чтобы вернуться в Сен-Дени, он столкнулся на улице с графом Арманьяком, который сказал ему, что следующий герольд, которого Иоанн пошлет в город, лишится головы[466].
Герцог Бургундский не рассчитывал взять Париж штурмом, а тем более заморить его голодом. Он рассчитывал, что его сторонники в городе откроют ему ворота, как это сделали жители Компьеня, Суассона и Сен-Дени. Арманьякские вожди могли рассчитывать на поддержку более зажиточных горожан после ужасающего опыта восстания предыдущего лета. Но они прекрасно понимали, что большая часть населения по-прежнему настроена к ним откровенно враждебно и с радостью примет бургиньонов. Это означало, что правительству приходилось тратить значительную часть своей энергии и ресурсов на сдерживание зарождающегося восстания у него за спиной.
