Евгений Тарле - Сочинения. Том 3
На основании этой анкеты возможно прийти к следующим заключениям: 1) Департаменты земледельческие почти вовсе не ощущали непосредственных последствий блокады, ни хороших, ни дурных. Там, где была развита деревенская и притом работавшая только на местного потребителя промышленность, эта промышленность не испытывала особых колебаний даже в годину кризиса 1811 г. 2) Из отраслей текстильной промышленности в промышленных департаментах относительно меньше пострадали суконное производство и выделка грубых шерстяных материй, что объясняется не только наличностью дешевого сырья, но и казенными заказами (от военного ведомства), отчасти, местами, компенсировавшими сокращение сбыта в частные руки. Больше пострадало полотняное производство, еще больше бумагопрядильное и бумаготкацкое: здесь гнетущее влияние оказали не меньше, нежели недостаток сбыта, недостаток сырья, страшное вздорожание хлопка. Это явление повсеместное. 3) Тяжелое угнетение испытывают те отрасли текстильной промышленности, которые относятся уже к производствам предметов роскоши: кружевное и шелковое производства. Сокращение сбыта — главная причина кризиса в данном случае. 4) Без особых перемен и потрясений продолжает существовать кожевенно-дубильное производство. 5) В сравнительно удовлетворительном (местами даже процветающем) состоянии находятся металлургические промыслы. 6) Совсем пришли в упадок сахарно-рафинадные заводы за полным отсутствием сырья (тростникового сахара из колоний). 7) В числе причин тяжелого состояния целого ряда отраслей в некоторых департаментах прямо называют континентальную блокаду, в других — «недостаток кредита» и вообще упоминают лишь о ближайших причинах (недостаток сбыта, дороговизна сырья и т. п.), не углубляясь дальше в этот щекотливый вопрос. Характерны неоднократные признания в разочаровании блокадой, которая, «несмотря на возложенные на нее надежды», не оправдала ожиданий и не помогла, а повредила торговле и промышленности (или таким-то отраслям промышленности). В этих заявлениях тонут единичные благоприятные отзывы о блокаде (из департаментов: Мозеля, отчасти Тарна, Рейна-и-Мозеля, Верхнего Рейна). Говоря вообще о рынках сбыта и об их сокращении, огромное большинство ответов не входит в дальнейшие подробности относительно именно внешних рынков. Лишь в единичных случаях указывается на испанские дела, лишившие французов сбыта в Испании и Португалии (департамент Maine-et-Loire), на декабрьский указ 1810 г. императора Александра, сокративший сбыт в России (департамент Rœr), на утрату колоний (департамент Устьев Роны). В двух случаях (департаменты Rœr и Loiret) сокращение числа рабочих (на прядильных и вязальных мануфактурах) объясняется введением машин. Это нужно отметить как интересный факт, указывающий на успехи, которые в эти годы сделало машинное производство в Империи, хотя, памятуя о редкости подобных указаний, не следует, конечно, торопиться с обобщениями.
Но, повторяю, по этой анкете постановить окончательный приговор о блокаде и ее значении в истории французской промышленности мог бы лишь тот исследователь, который уже наперед решил бы безусловно признать за этой мерой исключительно вредные для промышленности последствия. Сплошь и рядом документы, упоминая о 1810 г., заставляют нас пожалеть, что анкета была произведена не в 1810 г. и не в первой половине 1812 г., не в более или менее нормальное, так сказать, а в исключительное время, в тяжкую годину кризиса. Зато общую картину бедствия 1811 г. эти документальные показания заканчивают очень ярко.
Глава XXXI
ПОЛОЖЕНИЕ ФРАНЦУЗСКОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ В ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ИМПЕРИИ
1. Ликвидация кризиса 1811 г. Подсчеты 1812–1813 гг. Показания Монталиве о торговом балансе. 2. Теория об изгнании колониальных товаров из Европы. Свекловичное сахароварение, добывание индиго из вайды в 1812–1813 гг. Цель миллионной награды за изобретение льнопрядильной машины. Результаты усилий правительства в осуществлении своей теории. 3. Контрабанда в 1813–1814 гг. Связь ее с фактическим уничтожением континентальной блокады в Северной и Центральной Европе. 4. Бедственное положение французской промышленности в последние месяцы Империи
1
В этой последней главе мне осталось досказать немногое. В конце 1811, в 1812 г. министерство внутренних дел и вновь учрежденное министерство мануфактур и торговли занимались общими подсчетами, исчислениями числа промышленных заведений, рабочих, суммы оборотов в разных отраслях производства и т. п. В частности, министерство торговли требовало от префектов также «триместриальных» ведомостей о положении промышленности в их департаментах. Эти триместриальные отчеты 1812–1813 гг., как было уже указано во введении, часто были весьма неточны и произвольны, нередко цифры просто механически списывались с предыдущих (что замечало само начальство) и т. п.; общие исчисления, особенно же опубликованные в феврале 1813 г. министром Монталиве, грешат казенным оптимизмом, часто фантастичностью, но все же я хочу ознакомить читателя с главными выводами, которые были сделаны центральной властью в эти последние времена Империи касательно состояния важнейших отраслей промышленности. Глава эта и с ней вся книга закончится некоторыми характерными показаниями о «контрабанде» 1813 и начала 1814 г., точнее об явных симптомах крушения континентальной блокады не только в освобождающейся от Наполеона Европе, но и в еще повинующейся ему Франции.
Перед войной 1812 г., несмотря на пережитый весной 1811 г. общий кризис, положение вещей рисовалось властям в чрезвычайно отрадном виде.
В конце 1811 г. министр внутренних дел представил Наполеону общий обзор состояния промышленности во Франции (без Голландии и без ганзейских городов, как он оговаривается). Он, как всегда, предупреждает императора о «недостаточности средств», которыми располагал для собирания сколько-нибудь точной статистики, с ударением говорит о многих ошибках в показаниях, о неполноте присланного местными властями материала и, кроме того, делает в высшей степени важную оговорку, что в его подсчеты не вошли «маленькие мастерские», а только заведения более или менее значительные. Все это было бы очень неясно, если бы мы не знали, что в эту эпоху слова «les petits ateliers» обозначали обыкновенно «мастерскую» одинокого производителя, работающего на дому за собственный счет и продающего товар на рынке. Если же он получал заказ от фабриканта, то хотя и работал на дому, он уже считался в числе рабочих такой-то мануфактуры. Мастерская же, где работали хоть 2–3 наемных рабочих, обозначалась очень редко словом «le petit atelier», а называлась обыкновенно «une petite usine». Но все-таки точного представления о том, что автор доклада считает petits ateliers, он нам не дает[1]. Этих промышленных заведений «более или менее значительных» оказалось 81 718, а рабочих, которые для этих заведений работают, — 1 747 108. Сумма, на которую вырабатывалось товаров всеми этими заведениями, была равна 1 962 130 613 франкам.
Монталиве обращает внимание Наполеона еще на следующее: до блокады в первые годы царствования Наполеона (но не указано, когда именно) был произведен Шампаньи (герцогом де Кадором) подсчет рабочих, работающих в промышленных предприятиях, и их оказалось «всякого пола и возраста» 1 052 782, а промышленных заведений 55 247. Сумма, на которую вырабатывалось товаров ежегодно, была равна 1 026 711 233 [франкам].
Конечно, я привожу эти цифры больше для характеристики того представления, которое имело наполеоновское правительство об обрабатывающей промышленности, об ее эволюции после пяти лет блокады. Более точных и полных цифр никто не имел ни тогда, ни, конечно, впоследствии, когда исчезли некоторые материалы, на основании которых сначала герцог де Кадор, а затем Монталиве производили свои подсчеты; но это, как мы видели, вовсе не значит, что приводимые цифры сколько-нибудь точны и полны[2].
Окончательно восстановилось (после кризиса 1811 г.) вполне нормальное положение вещей, по уверениям министра торговли и мануфактур, в конце 1811 г. По крайней мере в докладе, поданном Наполеону 14 февраля 1812 г., содержится прямое утверждение, что с ноября 1811 г., когда в последний раз подавался общий доклад о промышленности (министром внутренних дел), положение вещей «замечательно улучшилось». Почти все мануфактуры возобновили работу[3]; в частности, шелковое производство подвигается «быстрыми шагами» к былому благополучию. Так, в ноябре 1811 г. в Лионе работало 8 тысяч станков, а теперь (в феврале 1812 г.) работает 9615. Правда, даже префект департамента Роны пишет, что это благополучие не продержится, но министр «имеет основания думать, что в этих опасениях есть преувеличения». Столь же хорошие известия будто бы идут и из других местностей, где существует шелковое производство. Так, в октябре 1811 г. в г. Турине работало всего 499 станков, а к 1 января 1812 г. уже было 609; во Флоренции в октябре 1811 г. было 1250 станков, а за последний триместр число это увеличилось на 56. В департаменте Hérault в июле 1811 г. работал 881 станок, теперь — 907. В Кельне, Клеве, Крефельде было в сентябре 1811 г. 4337 станков, теперь — 4342. В г. Ниме работает 955 станков — на 135 больше, нежели было в конце 1811 г., и т. д. Только в одном Авиньоне заметно уменьшение, да и то незначительное: в августе 1811 г. там работало 1228 станков, теперь работает 1150.
