Вадим Эрлихман - Робин Гуд
Исследователь робингудовских преданий Ричард Резерфорд-Мур предположил, что Стэнхоуп и Шаттлворт инсценировали всю историю, выдав за бедро Маленького Джона коровью кость, позаимствованную в лавке мясника. Частью мистификации он счел и лук из Кэннон-холла — по его утверждению, этот предмет в XVII веке принадлежал местному кузнецу Джону Нейлору, который не только делал гвозди на продажу (Nailor означает «гвоздильщик»), но и мастерски стрелял из лука. Вдобавок он был мал ростом, отчего получил прозвище «Маленький Джон». Именно ему принадлежал каменный коттедж с черепичной крышей, который местные жители позже считали домом знаменитого разбойника. Коттедж сгорел в XIX веке, а еще раньше рабочие, делавшие ремонт в Кэннон-холле, стащили знаменитый лук. Правда, в 1955 году он снова появился в мэрии соседнего городка Коуторн, но Резерфорд-Мур считает этот лук подозрительно новым и слишком дорогостоящим не только для средневекового разбойника, но и для сельского кузнеца.
Новую версию происхождения могилы Маленького Джона выдвинул недавно историк Брайен Робинсон. Он указал, что два камня, установленные на большом расстоянии друг от друга, никак не могли быть могилой, зато могли использоваться при постройке зданий — в данном случае кладбищенской церкви. Их ставили на расстоянии одного шеста (пяти метров) друг от друга, протягивая между ними веревку, с помощью которой производили строительные измерения. С годами назначение камней забылось и их стали принимать за могилу великана. Правда, это не объясняет, почему именно Хэзерсейдж в фольклоре оказался связан с Маленьким Джоном. Но не только Хэзерсейдж: сам Джон в одной из песен «Малой жесты» называет своей родиной Холдернесс в Йоркшире. Кстати, неподалеку, у города Уэйкфилд (о нем мы еще будем говорить), между 1318 и 1323 годами действовал разбойник по имени John Le Little — тот же Маленький Джон. Городок Хантли в южношотландском графстве Бервик местные жители тоже считают родиной легендарного разбойника. Джон будто бы был сыном владельца местного замка, объявленным вне закона за насилие над девушкой. Замок был разрушен еще в XVII веке, никаких документов не сохранилось, и, скорее всего, вся эта история — еще один пример упрямого стремления шотландцев к «приватизации» робингудовской легенды.
Такое же стремление проявлялось и в Ирландии, что следует из приведенного в книге ведущего робиноведа XIX столетия Джозефа Ритсона свидетельства местного историка Дж. Стэнихерста: «В году 1189-м в Англии расплодилось множество разбойников, среди которых главнейшими были Роберт Гуд и Маленький Джон — без сомнения, самые благородные из всех преступников. Роберт Гуд погиб от предательства в шотландском монастыре Бриклис, а остатки его шайки рассеялись, и каждому пришлось выживать в одиночку. Маленький Джон бежал на корабле в Ирландию и на несколько дней остановился в Дублине. Горожане, узнав, что этот пришелец превосходно стреляет из лука, захотели узнать, как далеко он может пустить стрелу; уступив их просьбам, он стал на Дублинском мосту и выстрелил в сторону отдаленного холма, где позже в назидание потомкам воздвигли монумент, доказывающий, что ни один человек не может превзойти его достижение. Но поскольку вскоре этот выдающийся чемпион был объявлен в розыск во всех местностях, он, убоясь закона, бежал в Шотландию и умер там в городе или деревне, называемой Моравия»[35]. Есть и другое предание, сохранившееся в помещичьем семействе Саузвеллов — Маленький Джон никуда не убегал, а был повешен за разбой на холме Арбор-хилл в Дублине. Учитывая, что Джон был чуть младше Робина, которому к тому времени уже перевалило бы за семьдесят, остается только подивиться постоянству его привычек.
Если в балладах Маленький Джон стоял вровень со своим атаманом, то в последующей литературе он отступил на второй план, смешавшись с прочими стрелками. Авторы тюдоровской эпохи, превратившие Робин Гуда в графа, отнюдь не собирались делать того же с его «лейтенантом». Графтон вообще умолчал о нем, а Энтони Мандей в своих пьесах превратил в обычного, хотя и доверенного, слугу Робина. Было, правда, одно исключение — йоркширский антиквар Роджер Додсворт (1585–1654), сославшись на более раннего хрониста Фабиана, назвал не Робина, а именно Маленького Джона графом Хантингдонским. В своем сочинении Monasticon Anglicanum Додсворт привел и другие интересные подробности: смертельно ранив во время ссоры своего отчима, Робин «явился в Клифтон на Колдере, где встретился с Маленьким Джоном, который держал там коров; упомянутый Джон похоронен в Хезерсхеде в Дербишире, где ему поставили красивый-памятник с надписью»[36]. В сохранившихся трудах Фабиана никаких упоминаний о графском звании Джона не нашлось, и большинство историков считают, что Додсворт просто спутал двух героев. Однако, по мнению Стивена Найта, эта история «отражает влияние самостоятельной версии легенды о Маленьком Джоне, бытующей в Дербишире»[37].
Не очень понятно, как и почему Джон Литтл стал разбойником. Судя по балладе, Робин применил к нему свою обычную тактику: сперва, хорошенько подравшись, убедился в его силе и храбрости, а потом как бы невзначай предложил сменить нелегкий сельский труд на вольную жизнь в лесу. Но кем же трудился Маленький Джон? Обычно его считают кузнецом; об этом сказано и в уже известном нам стихотворении Игн. Ивановского:
Там был кузнец, Малютка Джон,Верзила из верзил.Троих здоровых молодцовОн на себе возил.
Это почти точный перевод отрывка из «Подлинной истории» Питера Мартина, но в оригинале Джон не кузнец, а йомен. Это значит, что он сам или его отец (как уже говорилось, в момент встречи с двадцатилетним Робин Гудом Джон был еще моложе) имели свой дом и землю, где разводили скот, как утверждает Додсворт, или, скажем, выращивали капусту. Понятно, что эта рутина не радовала юного силача, и он предпочел разбойничий промысел. Робин поручал ему самые рискованные дела, а часто Джон, как кажется, действовал и по собственной инициативе. Например, в той же «Малой жесте» он, назвавшись Рейнольдом Гринлифом («зеленый лист»), поступил на службу к шерифу Ноттингемскому и похитил у него всю серебряную посуду, да еще увел с собой в отряд шерифского повара, предварительно по примеру атамана испытав его силу в поединке.
На севере Англии Маленький Джон долго оставался народным героем, не уступающим популярностью самому Робину. Об этом говорит изречение, которое часто вывешивалось (а иногда вывешивается до сих пор) на стенах пабов и трактиров:
Будь джентльмен иль йомен тут —С ним выпьет добрый Робин Гуд,А если Робин вышел вон —С ним посидит Малютка Джон.
В «Айвенго» Вальтера Скотта, ставшем отправной точкой всей новейшей робингудовской традиции, Джон присутствует заочно. Когда Ричард Львиное Сердце спрашивает Робина, есть ли у него в отряде человек, который «мало того что подает советы, но еще хочет руководить каждым твоим движением», разбойник отвечает: «Как же, есть у меня помощник по прозвищу Маленький Джон. Его теперь нет с нами: он отправился в дальнюю экспедицию, на границу Шотландии. Я признаюсь вашему величеству, его советы часто меня тяготят. Однако, подумав, я не могу на него сердиться, зная, что он в своем усердии думает только о моей пользе»[38]. С тех пор в романах и фильмах Джона неизменно представляют помощником Робин Гуда — верным, отважным, но не слишком сообразительным. Если Робин в большинстве популярных версий его истории превращен в аристократа, то Джон остается воплощением английского народного духа, каким его хотят видеть сами англичане — блондинистый, медвежеватый, честный до наивности и отчаянно свободолюбивый.
Вальтер Скотт дает яркое описание и другого всем известного соратника Робин Гуда — монаха Тука, который в «Айвенго» назван причетником из Копменхерста: «Черты его лица не обличали ни монашеской суровости, ни аскетического воздержания. Напротив, у него было открытое свежее лицо с густыми черными бровями, черная курчавая борода, хорошо очерченный лоб и такие круглые пунцовые щеки, какие бывают у трубачей. Лицо и могучее сложение отшельника говорили скорее о сочных кусках мяса и окороках, нежели о горохе и бобах». Это не вымысел писателя, который с большой аккуратностью относился к историческому материалу. Таких монахов-жизнелюбов было немало в английских монастырях XII–XIII веков, особенно в провинции. В документах той эпохи нередко встречаются жалобы на монахов, которые небрежно относились к своим обязанностям, ели в пост мясо (в том числе добытое браконьерством), приводили в обитель женщин и даже открыто селили их в своих кельях. Были и монахи, помогавшие разбойникам, прятавшие их и предупреждавшие об опасности. К числу таких, похоже, относился и брат Тук.
