Издательский проект Петра Первого. Илья Копиевский и новые русские книги - Юрий Петрович Зарецкий
И все же, учитывая, что некоторые книги Копиевского печатались значительными по тем временам тиражами, можно согласиться, что до нас их дошло немного. Но здесь нужно помнить о специфических условия их бытования – количество сохранившихся экземпляров старой книги зависит от самых разных обстоятельств и потому далеко не всегда является свидетельством ее прежней популярности или наоборот. Что касается учебной литературы, то здесь случай особый – она быстро приходит в физическую негодность из‑за активного использования и потому редко живет долго. К тому же учебники Копиевского были небольшими по объему и не отличались полиграфическими достоинствами – соответственно, вряд ли они часто помещались их владельцами в дорогие переплеты и особо бережно ими хранились. Здесь можно было бы, скажем, сравнить число этих учебников с числом дошедших до нас «Арифметик» Магницкого (1703, тираж 2400 экземпляров) или «Букварей» Поликарпова-Орлова (1701, тираж 3000 экземпляров)102. Однако нельзя забывать, что такое сравнение будет не вполне репрезентативно: оба московских издания существенно превосходили книги Копиевского как по объему, так и по качеству печати, благодаря чему имели гораздо больше шансов сохраниться до сегодняшнего дня.
Размышляя об известности/неизвестности амстердамских книг в России, нужно еще помнить, что они были лишь первым шагом в реализации грандиозного проекта Петра по печатанию светской учебной литературы. Через несколько лет после их выхода на российских читателей обрушился целый поток разнообразных «ученых» изданий, печатавшихся уже не в далеком «Амстеродаме», а в Москве и Санкт-Петербурге. Очевидно, что этот поток не мог не оттеснить книги Копиевского на второй план. Однако совсем забыты они, конечно, не были, продолжая служить для русских людей источником знаний вплоть до последних десятилетий XVIII века103. А, по крайней мере, в одном случае, о котором речь пойдет в следующей главе, и до середины следующего столетия.
По городам и весям Как же происходило распространение амстердамских изданий в России? Разошлись ли они по ее необъятным просторам? Каким образом и кому они попадали в руки?
Хорошо известно, что в соответствии с петровской привилегией Тессингу из Амстердама книги доставлялись морским путем в Архангельск, а оттуда в Москву и другие российские города и села. Очевидно, какая-то небольшая их часть по традиции была сразу «безденежно» передана Петру, членам его семьи и высокопоставленным особам из ближайшего окружения царя. Во всяком случае, они вскоре оказались в петровской библиотеке, книжных собраниях Д. М. Голицына и Я. В. Брюса, а также в «книгохранителной келье» архиерейской ризницы митрополита Иова в Колмовском монастыре104. Еще несколько экземпляров поступило по крайней мере в два государственных учреждения: Посольский приказ и Московский печатный двор105. Что касается большей части амстердамских книг, то они, снова в соответствии со сказанным в государевой грамоте, распространялись «повольною торговлей» и, следовательно, попадали в руки к самым разным людям.
Первым местом этой торговли была архангельская ярмарка – одна из крупнейших в России того времени. Русские купцы сотнями съезжались сюда со своими товарами по течению Двины и возвращались обратно с заморскими – в Москву, Ярославль, Кострому, Вологду, Каргополь, другие губернские и уездные города, слободы и села106. Среди этих заморских товаров должны были находиться и амстердамские учебники, хотя, скорее всего, их было не слишком много, поскольку большинство отправлялось из Архангельска напрямую в Москву, где печатная продукция пользовалась особым спросом и для нее имелись специализированные места продаж: книжный ряд и «библиотеки»107.
О торговле в Москве книгами Копиевского мне известно три свидетельства. Согласно первому, их привозил сюда голландец Елисей Клюк, отдавал часть на продажу русским купцам, а оставшуюся распространял сам через нанятых торговцев («сидельцев»). Одним из этих сидельцев был торговавший в Самопальном (то есть оружейном) ряду наборщик Печатного двора Дмитрий Коробов108. Второе свидетельство находим в исследовании Эдварда Винтера, ссылающегося на неопубликованное письмо от 11 марта 1704 года немецкого филолога Генриха Лудольфа ученому и богослову Августу Франке. В нем Лудольф, кроме прочего, называет имя одного из продавцов книг Копиевского, некоего Шумана109. Наконец третье, наиболее подробное, принадлежит самому Копиевскому и содержится в его челобитной Петру 1710 года. В ней говорится, что книги, которые он «тискал в Амстердаме», продаются в Москве без его ведома и согласия, что приносит ему «обиду немалую и разорение»110. Обвинение в обмане Копиевский предъявляет здесь трем лицам: уже упоминавшемуся купцу Елисею Клюку, переводчику Посольского приказа Венедикту Шиллингу (Шилинхту) и некоему иноземцу «Ивану Фоншвейдену»111. Назвав имена своих обидчиков, он просит царя их «сыскать и допросить и свой милостивый монарший указ учинить»112.
До нас дошло также сообщение о ходе продаж в Москве учебника латинской грамматики Копиевского113. В упоминавшемся письме Лудольфа к Франке от 11 марта 1704 года говорится, что в городе на время его написания уже нельзя было найти ни одного ее экземпляра114. Если доверять этому сообщению, то книга была распродана на удивление быстро: мы знаем, что путь светских изданий из типографии к читателю в России первой половины XVIII века измерялся годами, а иногда и десятилетиями115.
К сказанному нужно добавить, что много новых важных сведений о бытовании амстердамских изданий в России может дать обстоятельный анализ содержащихся в них владельческих записей. По моим предварительным подсчетам, сделанным на основе этих записей, география распространения книг Копиевского, кроме обеих столиц, включала по меньшей мере еще восемь русских городов: Архангельск, Великий Новгород, Великий Устюг, Вятку (Хлынов), Нижний Новгород, Пустозерск, Тверь, Ярославль116.
Читатели
«Благородные юноши» В предисловии к первой изданной им книге, «Введению краткому», Копиевский адресовал ее «благородным юношам»117. Очевидно, что к этой же аудитории он прежде всего обращался и в других своих учебных пособиях. Насколько эта аудитория была широкой и из кого состояла? К сожалению, за исключением единичных случаев мы мало что о ней знаем. Известно только, что в числе этих «благородных юношей» оказались десятки или в лучшем случае несколько сотен учеников духовных училищ и первых российских светских школ.
В первые же месяцы после выхода из печати Латинской грамматики несколько ее экземпляров, несмотря на свое критическое
