Издательский проект Петра Первого. Илья Копиевский и новые русские книги - Юрий Петрович Зарецкий
Рассмотрим теперь подробнее эти сведения о тиражах книг и правах собственности на них. Здесь, конечно, первым возникает вопрос, почему де Ионг называет «Аритметику» своей. Из содержания процитированной выше челобитной Копиевского Петру следует, что отправка книги в Россию произошла еще во время его сотрудничества с Тессингом и что де Ионг принимал в ней участие (можно предположить, что и в делах типографии Тессинга тоже). Не выкупил ли он у Копиевского 2700 экземпляров его книги? Скорее всего, уже после того, как тот отправил Петру свою челобитную.
Как бы то ни было, но письмо де Ионга позволяет с большой долей вероятности утверждать, что в Россию 2700 экземпляров «Аритметики» были доставлены. Такое заключение можно сделать исходя из содержания петровской привилегии Тессингу, по которой с ввезенных в Россию книг в Архангельске требовалось уплачивать пошлину «по осьми денег с рубля»79. Поскольку название и количество каждой из ввезенных книг фиксировалось в соответствующих таможенных документах, де Ионг вряд ли осмелился бы его исказить.
Сделанное предположение о выкупе де Ионгом тиража «Аритметики» (или его части) подтверждает приобретение купцом у Копиевского второй книги из приведенной «росписи» – «Латинской грамматики». Об этой его сделке свидетельствует челобитная де Ионга Петру от 4 августа 1700 года, написанная рукою Копиевского. В ней кроме прочего сказано: «такожде [прикладаю] и грамматыку латинскую с толкованием на славенско-российский язык, которую я купил зде у того человека, который сам ю издаде»80. То есть практика покупки де Ионгом изданий Копиевского в годы их сотрудничества существовала.
Что касается третьей книги из списка, панегирика на взятие Азова, то никаких сведений о ее выкупе де Ионгом у Копиевского мне разыскать не удалось. Вполне можно допустить, что в этом случае по условиям заключенного контракта свои права автора и издателя Копиевский сразу передавал купцу. Впрочем, не исключено, что дело с правами собственности на эту и две другие книги, названные раньше, было более запутанным. Во всяком случае, в 1710 году, уже живя в Москве, Копиевский жаловался Петру на то, что его книги продаются здесь без его ведома и согласия81.
Но вернемся к тиражам книг. 5000 экземпляров стихов Копиевского «Слава торжеств и знамен побед» выглядят тиражом исключительным даже в сравнении с тиражами богослужебной литературы и букварей, которые пользовались в России особым спросом. К тому же число сохранившихся экземпляров панегирика на взятие Азова, как будет показано дальше в этой главе, удивительно мало – всего 6. Впрочем, большая часть тиража «Славы торжеств» вполне могла быть не распродана или даже уничтожена в силу изменившихся исторических обстоятельств (как известно, после неудачного похода русской армии по условиям Прутского мирного договора 1711 года Азов снова отошел к Османской империи).
Что касается указанного де Ионгом в перечне «своих» книг тиража Латинской грамматики в 350 экземпляров, то это, скорее всего, лишь его часть, выкупленная купцом у Копиевского и привезенная им в Архангельск. Такое заключение можно сделать исходя из того, что в начале XVIII века книга была хорошо известна в России и дошла до нас в количестве по крайней мере 24 экземпляров. К тому же мы знаем, что 17 сентября 1700 года Копиевский получил привилегию Республики Соединенных провинций на продажу этой книги в Голландии и Вестфалии и на ее основании мог напечатать этот учебник практически любым тиражом82.
Итак, что нового мы узнаем из этого письма де Ионга Головину 1705 года? Три названные им книги Копиевского в Россию были доставлены в количестве 2700, 5000, 350 экземпляров соответственно. Причем не исключено, что до российских читателей их дошло больше, поскольку де Ионг указал только то их количество, на которое претендовал в качестве собственника.
Какие-то издания еще? Некоторые исследователи считают, что по петровскому указу, помимо перечисленных выше одиннадцати книг Копиевского, им могли быть изданы и другие, до нас не дошедшие83. Насколько такое мнение обоснованно? Известно, что Копиевский составил и напечатал три списка названий своих книг84. Первый, на русском и латинском языках, был приложен к его челобитной Петру от 18 декабря 1699 года; второй, также двуязычный, он включил в изданную им в следующем году Latina grammatica; третий, содержащий только латинские названия, он поместил в конце «Руковедения в грамматыку» 1706 года85. Каждый из этих списков он разделял на три части: 1) книги изданные, 2) находящиеся в работе и 3) планируемые к изданию. Поскольку некоторые названия книг, которые обозначены в них как изданные, в библиографиях и библиотечных каталогах отсутствуют, историками прошлых лет был сделан вывод о том, что они не сохранились. Однако сегодня, после того как была проделана скрупулезная работа по выявлению книг петровского времени, этот вывод выглядит малоубедительно. Скорее, есть основания полагать, что Копиевский, публикуя эти списки, выдавал желаемое за действительное, то есть назвал изданными те книги, которые он только готовил к печати.
Некоторыми исследователями высказывались также предположения о том, что Копиевский принимал участие в подготовке по крайней мере двух дошедших до нас книг, не вошедших ни в один из трех списков. Впрочем, никаких убедительных аргументов в пользу этого ими снова не приводится. Первая из этих книг – изданные в 1702 году наследниками Тессинга «Святцы или календарь», включавшие также фрагменты текста на немецком86. Вторая – это хорошо известный историкам книги сборник Даниэля де Ла Фея, напечатанный по указу Петра в 1705 году в Амстердаме и получивший русское название «Символы и эмблемата»87. Помимо названия, это издание включало пояснения на русском языке, частично напечатанные шрифтами, которыми раньше издавались книги Тессинга и Копиевского88. Может ли последнее быть основанием для признания участия обоих в работе над ней? На мой взгляд, такое предположение выглядит малоубедительным по крайней мере по трем причинам. Во-первых, к 1705 году Тессинга уже четыре года не было в живых, а Копиевский жил не в Амстердаме, а в Гданьске. Во-вторых, людей, знающих русский язык, в Голландии в то время уже было предостаточно, и издатель «Символов и эмблемат» вполне мог найти кого-то для составления русских разъяснений к эмблемам. Наконец, как уже отмечалось раньше, славянские шрифты, использовавшиеся в типографиях Тессинга и Копиевского, имелись в Амстердаме еще до приезда туда Петра.
Одно из упоминавшихся выше писем Яна де Ионга Головину 1705 года содержит не только любопытные сведения об истории появления этого амстердамского издания в России, но и позволяет строить новые догадки о ее происхождении.
