Метафизика столицы. В двух книгах: Две Москвы. Облюбование Москвы - Рустам Эврикович Рахматуллин
Другой раз, прежде того, «в субботу юнкера сошлись на Покровке, у той церкви с короною на куполе, где венчалась императрица Елизавета с Разумовским…» Церковь под короной и Покровские ворота в романе отворяют путь на Яузу, несколько раз отмеренный военным шагом молодых героев. Причем на стороне Арбата точкой старта назначается свадебная церковь Пушкина:
«Во вторник Венсан и Александров встретились, как между ними было уговорено, у церкви Большого Вознесения…» «Давайте, – сказал Венсан, – пойдем, благо времени у нас много, по Большой Никитской, а там мимо Иверской по Красной площади, по Ильинке и затем по Маросейке прямо на Чистые пруды».
«…Оттуда до Гороховой было рукой подать». Там, в бывшем доме Разумовского на улице Гороховое Поле, располагался с середины XIX века пансион, где жили в детстве и Куприн, и Александров из романа. Где-то возле пансиона в романе проживают и принимают юнкеров девицы Синельниковы.
С их домом соседствует другой и, кажется, последний адрес яузской любви по Куприну – церковь Межевого института (ныне Институт геодезии, Гороховский переулок, 4), где венчается Юля Синельникова.
Между Жервезой и Мадленой
«Необычайные, но истинные приключения графа Федора Михайловича Бутурлина, записанные по семейным преданиям московским ботаником Х» стали пусть не частью яузского мифа, но первой рефлексией над ним, культурной игрой в него. Александр Чаянов стилизует романтическую повесть девятнадцатого века о восемнадцатом.
Прекрасный москвовед, автор вяжет интригу на балу в лефортовском доме Разумовских, то есть на Гороховом Поле, где граф Бутурлин уславливается с княжною Марфинькой Гагариной о встрече той же ночью в ее саду.
Княжна живет, по тексту, на Покровке. Может быть, в Армянском переулке, где современный дом № 11, древние палаты Милославского, принадлежал тогда Гагариным? Или в Потаповском, где им принадлежал дом № 8? – Удостовериться не представляется возможным, поскольку Бутурлин, застигнутый дождем и ветром, не может отыскать дорогу с Горохового Поля на Покровку.
Погодный морок нужен для того, чтобы герой попал в дом Брюса, легендарный дом на Разгуляе, и повздорил бы там с призраком хозяина, на карточном столе которого раскладывается судьба московских жителей.
С тех пор Бутурлину не видеть Марфиньки, но разделять свою любовь между Жервезой и Мадленой, женщинами-рыбами, первая из которых приходится племянницей английскому посланнику, живущему в Лефортове под характерной фамилией Гамильтон.
Правда, есть еще дворовая Матреша, с которой Бутурлин делит постель в фамильном доме на Знаменке и которая ходит поэтому барыней. (На Знаменке, в Арбате, действительно был дом Бутурлиных – № 12.)
В церкви Симеона Столпника, что за Арбатскими воротами, в той самой, где венчались, по легенде, Шереметев и Параша, Бутурлин венчается с Жервезой, в православии Глафирой.
Завязавшись на Яузе, история оканчивается в Арбате.
Глава XV. В Арбате: разное
Стендаль и Баркова
1812 год не мог не стать великим мифотворцем.
«В тот день, когда мы прибыли сюда, – сообщал в письме из захваченной Москвы интендантский офицер Анри Бейль, – я, как и полагается, покинул свой пост и пошел бродить по всем пожарам, чтобы попытаться разыскать г-жу Баркову.»
Будущий Стендаль искал бывшую возлюбленную, актрису Мелани Гильбер, вышедшую замуж за русского: «Я никого не нашел».
В тот первый день Стендаль останавливался с интендантским штабом на Арбатской площади, в доме Апраксина (Знаменка, 19), откуда на другие сутки французов выкурил пожар.
Этот поиск на пожаре – словно крестоносный поиск женственной души мира, предпочитающей Восточный Рим Западному.
(Сравнить с «Московским дневником» философа Вальтера Беньямина, написанным более века спустя: «…Кое-что об Асе и наших с ней отношениях. <…> Я оказался перед почти неприступной крепостью. Все же я полагаю, что уже одно только мое появление перед этой крепостью, Москвой, означает первый успех». Ася равняется Москве.)
На панораме московского любовного мифа Стендаль замещает своего императора, обделившего Москву амурными приключениями.
Или нет, это Москва обделила Наполеона любовью. Женщина Москва предпочла принести себя в жертву на глазах насильника.
Анри Бейль (Стендаль) на портрете предположительно работы Ж.-Б. Ж. Викара. 1824
Дом графа Апраксина на Знаменке. Чертеж фасада из Альбомов Казакова. Около 1800
Только на второй месяц московского сидения Стендаль узнал, что за несколько дней до вступления французов Мелани «уехала в Санкт-Петербург, что из-за этого отъезда она почти окончательно поссорилась со своим мужем, что она беременна, что она почти всегда носит зеленый козырек над глазами, что муж ее маленький, некрасивый и <…> очень ревнивый и очень нежный».
Теперь известно, что Барковы жили в предместной усадьбе на периферии Арбата (Долго-Хамовнический переулок, ныне улица Льва Толстого, место заводских домов под общим номером 23).
«Дом Ростовых» на Поварской. Фототипия К. Фишера. 1880-е
Война и миф
Горящая огнем Москва, забытая столица, возвращалась мировой истории. В этом же образе Москва, благодаря Толстому, открылась мировой культуре.
Сделав образ Москвы мировым, Толстой сделал всемирным и московский любовный миф.
И он оказался арбатским.
Прообразом «большому, всей Москве известному дому графини Ростовой, на Поварской» принято считать усадьбу князей Долгоруковых, во времена Толстого – барона Боде-Колычева (№ 52). Здесь князь Андрей Болконский объяснился с Наташей, сюда приходил и до помолвки с ней, и после, но «не как жених», «говорил ей вы и целовал только ее руку». Здесь во дворе в день оставления Москвы среди подвод с ранеными оказалась и коляска с умирающим князем Андреем, о чем Наташа узнала уже в пути.
Несомненным прообразом «старому, мрачному дому» Болконских послужил «дом с балконом» князя Николая Сергеевича Волконского, деда Толстого по матери, хозяина и устроителя Ясной Поляны (Воздвиженка, 9; полуразрушен и надстроен этажами в 2013 году). Здесь у княжны Марьи встретились после войны Наташа и Пьер, здесь они открывали в себе чувство друг к другу.
«Дом Болконского» на Воздвиженке. Фото между 1907 и 1916. За домом – Крестовоздвиженская церковь
(Нехлюдов в романе «Воскресение» кружит вокруг Воздвиженки, как, может быть, кружил Толстой, хотя бы мысленно, вокруг потерянного дедовского дома. И в том же доме, у чужих хозяев, на балу, писатель увидал княжну Прасковью Сергеевну Щербатову – Кити Щербацкую «Анны Карениной».)
После войны «на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке» поселился граф Николай Ростов. Подразумевается одна из квартир самого Толстого, сохранившийся в этом переулке скромный дом № 34. Между