Из новейшей истории Финляндии. Время управления Н.И. Бобрикова - Михаил Михайлович Бородкин
«Вообще у Царя были серьезные причины для того, чтобы прислушиваться к сетованиям консервативной печати. Финляндия тайно, но сильно симпатизирует Швеции... а в войне России с Германией Швеция, конечно, окажется не на стороне русских». Финляндия может сделаться «самым слабым местом в обороне Империи».
Генералу Бобрикову поручено было объединить Великое Княжество с Империей. «Выбор деятеля для такой деликатной задачи был не особенно удачен. Ген. Бобриков — человек чисто-военный, незнающий ни языка, ни обычаев Финляндии и притом непосвященный в дипломатические хитрости. Таким народом, как финляндцы, можно управлять только с помощью такта и симпатии... «От такой страны силой невозможно добиться повиновения».
...Во всей Европе началась бумажная война. Новой литературой вопроса можно наполнить целую библиотеку.
...Нечто похожее на положение Финляндии встречается только в индийских феодальных владениях, «терпимых англичанами по необходимости».
Партизанам финских претензий, по мнению Скрина, «не хватает умеренности»; по и сторонники русской власти едва ли вполне правы... «Адвокаты русской власти стали бы на более твердую почву, если б оперлись на правило: Salus populi suprema lex, и заявили, что привилегии, данные одним из русских государей, могут быть вполне законно отняты другими, если общее Благо потребует более тесного соединения между пародами, подвластными его скипетру».
«Вообще нельзя не признать, что в финляндском вопросе обе стороны наделали много ошибок. Перегретый патриотизм заставил финляндцев позабыть о старых благодеяниях и о необходимости жить в мире с своим могучим соседом. А Россия несомненно могла бы достичь своей цели чисто легальными средствами, взывая к непоколебимой верности финского народа».
Политический писатель Германии барон фон-Фалькенегг, постоянно отзывавшийся на «злобу дня», высказался также и по финляндскому вопросу в брошюре «Die Finnische Frage in Volker und staatsrechtlicher Beleuchtung», в которой первые страницы посвятил рассмотрению принципиальной проблемы о политической справедливости. «Macht geht vor R.echt», a потому в политике, по его мнению, надо быть сильным и никто не станет оспаривать затем и права народа. Завоеванные провинции должны роковым образом подвергнуться ассимилирующему процессу. При этом не обходится без страданий, вызываемых противоречиями между требованиями государственного единства и самолюбием покоренных народностей. У всякой нации имеется свой «вопрос», своя «заноза в теле»: у Пруссии — польский вопрос, у Англии — ирландский, у Австрии — чешский и т. д. Берлинский публицист смотрит на финляндский вопрос, как на вопрос шведо-финский и говорить, что «русификация» страшна шведам Финляндии, не желающим потерять своего политического верховенства в крае. Но раз жребий войны поставил Финляндию в подданнические отношения к России, то государство, имеющее все законные, верховные права, т. е. права суверенитета, может осуществлять их в присоединенной провинции. Отсюда — финляндский вопрос сводится бароном Фалькенеггом к вопросу русского управления, «Финский вопрос, — говорит он, — это русский административный вопрос».
Из самостоятельных мнений, высказанных в периодической печати, некоторые заслуживают быть отмеченными. «Daily Chronicle» доказывала, что на финляндский вопрос установился неверный взгляд у англичан, и что у финляндцев нет оснований быть недовольными и они не проявляли бы никакого недовольства, если бы не были подстрекаемы немецкой дипломатией... Россия была вправе поступать так, как поступала... Когда все закончится, положение Финляндии в будущем окажется очень хорошим. После начала войны с боерами, интерес в Англии к Финляндии сильно охладел.
«Конечно, писала норвежская «Morgenbladet», нынешнее отношение к Финляндии не делает чести России. Но разве европейские нации, которые считают себя более культурными, чем мы, не имеют своих грехов, может быть, крупнее наших? Я только повторю слова, сказанные мне недавно одним датчанином: «Если бы жители Шлезвига пользовались такой свободой, какая предоставлена ныне Финляндии, то они на коленях благодарили бы Провидение!»
Нередко иностранцы защищали дело нашего правительства с большей энергией и аргументацией, чем собственные газеты особенно космополитического лагеря. В 1901 г. возникла полемика между шлезвигской газетой — «Flensborg Avis» и датской — «Politiken», которая по непонятной нам причине относилась к России с шипящим озлоблением. Первая из них вспомнила то время, «когда началось сближение между Швецией и Германией, когда шведская и отчасти также финляндская печать заодно с германской не находили конца возмутительным сетованиям на то, что пришлому классу немецких помещиков более не дозволяется притеснять коренного населения в русских прибалтийских губерниях, и когда, в то же время, некоторые финляндцы обнаружили склонность относиться к России, как самые красные норвежцы относятся к Швеции, то следовало ожидать, что в России не пожелают оставить Финляндию в положении почти полной независимости. Такая политика могла бы, при случае, создать враждебное государство под самыми стенами русской столицы. Таким образом, симпатия Швеции к Германии сыграла роль гвоздя к гробу политической свободы Финляндии... Следовательно, шведам не приходится ожидать особой предупредительности со стороны русских к финляндцам шведского происхождения... Шведы бросили огонь в соломенную избушку финляндской свободы.
В политике России «Flensborg Avis», ничего угрожающего местной национальности и языку не усматривала. Печать края не подвергнута запрещению, но запрещаются из политических оснований лишь некоторые отдельные газеты. Процессии, публичные чтения, празднества, пение и т. п. действительно запрещаются, но не с целью преследования национального языка, а опять-таки из политических соображений. Во всех этих мероприятиях, хотя они и достойны осуждения, все же нет и признака того, что можно было бы назвать притеснением родного языка населения... Русский язык преподается, как иностранный... Заведя речь о новом законе по русскому языку, «Flensborg Avis» заявила, что постановления его не касаются самого населения. Дойдя до манифеста 3 февраля 1899 г. газета отметила: «па основании сеймового устава рассмотрению сейма подлежат специально финляндские вопросы». Остается спорным, какие вопросы следует считать специально финляндскими и какие — общегосударственными: при этом финляндцы обыкновенно основываются на старых основных законах Финляндии, т. е. на шведских основных законах, по которым сословия Финляндии имели право участия на риксдаге Швеции. Так, как никто в данное время не решится утверждать, что финляндцы имеют неоспоримое право, согласно основным законам, участвовать на риксдаге в Стокгольме, то с полным основанием можно сказать, что эти старые шведские законы не являются действующими основными законами Финляндии, даже если бы можно было заявлять, что и под владычеством России объем финляндских прав должен остаться прежним».
Не лишено серьезного смысла, наконец, и следующее замечание шлезвигской газеты. «Финляндцы не должны забывать, что русская власть должна также оставаться верной принципу исторического развития государства, нераздельную часть которой составляет Великое Княжество».
В 1904 г. «Flensborg Avis», вновь вернулась к финляндскому вопросу и провела параллель между Финляндией и северным Шлезвигом. «Финляндия гораздо более свободна и
