Из новейшей истории Финляндии. Время управления Н.И. Бобрикова - Михаил Михайлович Бородкин
На весах неподкупной истории вся шумиха западной печати будет значить очень мало. Издания Европы сыграли плохую роль, отразив не свое, а чужое мнение. «Благодаря этому, спорный вопрос получил крайне одностороннее освещение. Везде бесконечные повторения одних и тех же мотивов и тем, в легкой переработке, достаточной, однако, для указания на общий источник, разбросанных по всем иностранным газетам заметок и статей». Эхо финляндских голосов раздавалось повсюду. Их преимущественно интересовали разные параграфы «основных законов», и они комментировали их словами Гельсингфорсских редакций. Нередко встречаются дословные переводы фраз и положений, которые можно назвать избитыми и трафаретными.
Не вся, конечно, западноевропейская печать подпала влиянию финляндцев и не все ученые и публицисты были враждебны России. Многие писатели и редакции разбирались в нашумевшем вопросе самостоятельно и высказали ряд мыслей и заключений, в которых финляндцы прочтут осуждение своего поведения.
Как только появлялась статья, говорившая не в пользу финляндцев, они обязательно утверждали, что она инспирирована русскими. Перья, писавшие за Россию, назывались подкупленными (lejda pennor). Мы, напротив, знаем безразличие русского правительства в подобных делах и упрекали его в бездействии и равнодушии к собственным интересам. Когда «Kölnische Zeitung», «Berliner Lokalanzeiger», «Journal des Débats» и «La Dépêche» стали толковать реформы с русской точки зрения, то они, конечно, потеряли всякое значение в глазах финляндцев.
Из отдельных лиц, имевших мужество своими глазами взглянуть на финляндские дела, а не через подставляемые местные очки, назовем Генри Нормана («АП the Russian»), немецкого публициста П. Рорбаха, Стада, барона фон-Фалькенегга, проф. Рема (из Эрлангена) и др.
Henry Norman сначала в журнале «Scribner Magazine», а затем в книге «АП the Russian», коснулся разных сторон финляндского вопроса. Сущность недоразумений, по его мнению, заключается в столкновении противоположных интересов щ понятно, Россия, в качестве великой державы, является собственным судьей в этом вопросе. В политике все зависит от «категорического требования национального интереса... Но кто же может определить, что требует национальное благополучие и безопасность России? Очевидно, сама Россия». Не надо забывать, — писал он, — что под русской властью Финляндия достигла большего преуспевания. Финляндия не испытала тягости, связанной с обязанностью национальной защиты. Если бы Финляндия была независима, и ей приходилось бы держать наготове всю армию и флот, то ее бюджет представлял бы иную картину»...
«Нет, конечно, сомнения в том, что военная служба в России окажется не по вкусу финляндскому крестьянину. Но совершенно также не мила она и для всякого другого русского крестьянина. Нет страны, где бы мужик радовался принудительной военной службе». Финляндцы, кроме того, избалованы были изъятиями, совершенно неизвестными ни русским, ни немцам, ни французам. «Но лишение этого изъятия следовало бы скорее понимать в смысле уничтожения допущенной привилегии, чем как проявление несправедливости. Положительно непонятно, почему финляндцы должны, в силу своей конституции, составлять такое изъятие из общего государственного порядка?»
Стараясь быть беспристрастным, Генри Норман делает замечания обеим сторонам. Он находит, что русская администрация допустила не мало ошибок и не проявила должного такта, а «финляндцы показали себя столь упорными, относились с таким пренебрежением к русским чувствам и нуждам, обнаружили в действительности, такую враждебность к русским, что дали оружие в руки тех, кто объявлял их и раньше несомненными врагами России». Английский публицист осудил поэтому финляндцев «за их нетерпимость и неуважение чувств русских» и в тоже время он взывает к англичанам, прося не ухудшать положения Финляндии своими подстрекательствами и нападками на Россию. «Не забудьте, что русские также мало любят брань и обвинения, как и мы сами и, как и мы, лишь утверждаются ими в своих решениях».
Говоря о «нарушении финляндской конституции», Норман напоминает порицателям России некоторые эпизоды из истории Европы, а именно о том, что Германия нарушила свои обещания по отношению к Дании, Франция не исполнила своих обязательств по отношению к Мадагаскару; Англия много раз клялась очистить Египет, Соединенные Штаты торжественно обещались даровать полную независимость Кубе и т. д. В делах, касающихся жизненных вопросов государства, «все заключается в результате, или, вернее говоря, в force majeure, называемой национальными интересами чрезвычайной необходимости. Перед лицом таких причин все обещания ветер и все трактаты лишь чернильные пятна на белой бумаге», — рассуждает член великобританского парламента.
Другой англичанин — B. Т. Стад, — рекомендующий себя старым испытанным другом России, — нашел сперва законодательный акт 3 февраля 1899 г. «безупречным по отношению к Финляндии», а впоследствии рисовал русскую политику в Финляндии «плачевной». Прежде, говорит Стэд, доброжелатели России всегда указывали на Финляндию, как страну, где принцип Самодержавия прекрасно уживался с самым широким местным самоуправлением. Потом «политика Бобрикова испугала Европу видениями «казацкого деспотизма», и Россия большой ценой будет платить в течении многих лет «за революцию, недавно происшедшую в русско-финляндских отношениях». При помощи генерала Бобрикова финскому населению навязали военный закон, который ежегодный контингент рекрут увеличил во много раз. Финляндия была единственной страной «избавленной от проклятия милитаризма», а новый «налог крови» сделал то, что в Гааге имя Финляндии произносится с большой грустью. Лично Стэд не придал значения тревоге, возникшей во всей Скандинавии по поводу «русификации Финляндии», но тем не менее говорит, что генерал Бобриков, благодаря своей деятельности в Финляндии, побудил несчастное население Швеции подвергнуться тяжелому обложению для оплаты новых вооружений. И, наконец, Стэд опечален тем ущербом, который причинит России во всем свете эмиграция из Финляндии.
В. К. Плеве ответил на это письмо (стр. 103 и 219). Возникла полемика, которая наглядно показала, что заграницей не только не понимают «финляндского вопроса», но и не желают вникнуть в него. Н. И. Бобриков усмотрел, что Стэд — «непризванный судья, обнаружил отсутствие самых элементарных о нашей финляндской политике сведений» (15 авг. 1903 г.).
Недавно русская публика ознакомилась с книгой Фрэнсиса Скрина «Рост России». Изучая историю России, этот англичанин старался вникнуть также и в дела Финляндии или «Русской Шотландии». Он признает население отважным и прославившимся культурностью и деловой настойчивостью. «Финляндцы, по крайней мере, на тридцать лет опередили своих русских соотечественников во всех приложениях материальной цивилизации». В числе преимуществ, которыми из всех принадлежащих Империи стран, пользуется одна только Финляндия, Скрин отмечает представительные учреждения и сравнительную легкость военного и фискального бремени. «Но благодаря преувеличенному национальному чувству, раздутому уступками Александра II, любимцы последнего не всегда помнят о щекотливости своих соседей и покровителей. Справедливо гордясь высшей цивилизацией, они стали склонны третировать гигантскую Империю, как равную себе или низшую... Православие стало роптать против свободы, которой пользуются лютеранские пасторы... Армия и бюрократия стали требовать себе доли в привилегиях, которыми пользуются
