Жизнь - капля в море - Алексей Станиславович Елисеев
В это время в разговор вступил Женя. Он сказал, что у него дома есть котенок, с которым он играет (это в нашем отделе знали все). И стал описывать, как подбрасывает котенка над диваном в разных положениях, а тот каждый раз приземляется на лапы. Я чуть не сказал, что у котенка для этого есть хвост. Но Женя меня опередил: «Сначала я думал, что ему это удается за счет вращения хвостом, но потом увидел, что это не так. Котенок делает вращательные движения средней частью туловища, как будто крутит вокруг себя обруч, и при этом весь разворачивается в противоположную сторону». Меня очень развеселило это объяснение. Я представил себе, какая реакция будет у космонавта, если мы предложим ему вращать животом, когда он будет стянут тросами в жестком скафандре. Но я сдержал улыбку. Понимал, что сейчас никто не знает, как решить проблему, просто каждый начинает размышлять. Кстати, как позднее выяснилось, Женя оказался при этой встрече случайно — он «подкарауливал» БВ с какой-то своей целью.
Мы долго еще рассуждали о том, как подступиться к этой необычной задаче. Ничего определенного в голову не приходило. Наконец БВ заключил: «Не попробовав в невесомости, мы ничего не придумаем. Надо заказывать летную программу». Он сказал, что к нам на предприятие пришел работать самый знаменитый в то время летчик-испытатель Сергей Николаевич Анохин, и посоветовал мне с его помощью договориться о полетах.
Вечером и ночью я думал, с чего начать… Конечно, о предстоящем выходе знали у нас все. Этой задачей жили и конструкторское бюро, и завод. Предложение осуществить выход исходило, как всегда, от Королева. Он был одержим идеей двигаться вперед и понимал, что когда начнутся рабочие полеты в космос, выходить из корабля наверняка придется. Может быть, это понадобится для строительства больших конструкций либо для обслуживания крупных орбитальных телескопов или промышленных установок, а возможно, и для спасения жизни. Не исключено, что для обеспечения безопасности полетов на будущих орбитальных станциях придется создавать корабли-спасатели, в которые космонавты смогут пересаживаться подобно тому, как пассажиры океанского лайнера, терпящего бедствие, пересаживаются в спасательные шлюпки. И Королев стремился как можно скорее начать изучение проблем, связанных с выходом человека в космос.
Вопросов было множество. Во-первых, надо было создать скафандр, который, с одной стороны, защитил бы космонавта от вакуума и внешней радиации, а с другой — дал бы ему возможность работать. Во-вторых, нужна переносная система обеспечения жизнедеятельности. Она должна снабжать космонавта кислородом для дыхания, очищать воздух от вредных примесей, обеспечивать вентиляцию, регулировать температурный режим внутри скафандра и так далее. Помимо этого, необходим шлюз, который позволил бы выходить из корабля без разгерметизации кабины. Наконец, во время выхода кто-то должен оставаться в корабле, чтобы контролировать работу бортовых систем и состояние вышедшего. В случае необходимости этот член экипажа должен иметь возможность оказать помощь тому, кто находится за бортом. Это означало, что скафандры и системы обеспечения жизнедеятельности должны иметь два космонавта. И все это надо было разместить в том же небольшом корабле, где совсем недавно с трудом работали три космонавта без скафандров, без шлюза, без дополнительных систем жизнеобеспечения и выходного люка.
На мою долю выпала лишь ничтожная часть возникших проблем. А в общем-то, из таких частных задач, какие решал я, и складывалось то огромное дело, которым руководил Королев. Сергей Павлович, безусловно, был талантливым организатором. Он сумел так поставить дело, что роль каждого оказывалась очень важной, каждый становился единственным исполнителем какой-то части целого и от этого испытывал высокое чувство ответственности. И работать было очень интересно.
Так что же мне делать завтра? С чего начинать? Что вообще можно сделать на самолете? Конечно, на нем можно установить макет шлюза и делать экспериментальные отходы от него. Но как измерять все движения испытателя, изображающего космонавта? Как потом проводить расчеты? Как получить точный ответ на вопрос о том, сможет или не сможет космонавт разворачиваться в полете, подобно Жениному котенку? Раньше похожими задачами никто не занимался…
Проще всего удалось договориться о выполнении полетов. Я легко нашел Сергея Николаевича. Он оказался человеком внимательным и вежливым, даже как будто немного застенчивым. Это было для меня неожиданным. Я знал, что Анохин — Герой Советского Союза и обладает легендарным мужеством. Ничуть не удивившись поставленной задаче, он сразу позвонил в ЛИИ и условился о проведении совместных исследований. Дал мне фамилии и телефоны людей, с которыми следует контактировать. Предупредил, что перед началом полетов на летающей лаборатории я должен буду пройти небольшую подготовку и сделать хотя бы один парашютный прыжок. На самолет допускались только люди, умеющие прыгать.
На следующий день я поехал в ЛИИ. Там уже до моего приезда состоялось предварительное обсуждение предстоящей работы и была сформирована группа специалистов, которая должна решать технические методические вопросы. Все включенные в группу были людьми опытными и очень практичными. Они знали цену полетам, и наши планы исследований и экспериментов быстро превращали в конкретные, строго расписанные по времени инструкции. Первые несколько дней ушли на составление предварительной программы. Договорились, что после каждого полета будем изучать результаты и принимать решение о работах следующего дня. Указания, касающиеся подготовки самолета, были уже даны. Полеты на невесомость относились к первой категории сложности, поэтому для их выполнения отобрали лучших летчиков-испытателей.
Чтобы быть допущенным к полетам, мне полагалось получить ранг инженера-экспериментатора. Это оказалось совсем несложно. Надо было пройти амбулаторное медицинское обследование, прослушать инструктаж о мерах безопасности и выполнить тот самый парашютный прыжок, о котором говорил Анохин. Признаюсь, первый прыжок оставил у меня больше воспоминаний, чем любой из последующих. Конечно, никакого энтузиазма я не испытывал. Сама мысль о том, что придется выпрыгивать из самолета, вызывала волнение. Я совершенно не представлял себе, как это делается. По моей просьбе Сергей Николаевич договорился, что я буду прыгать в том же ЛИИ. Парашютную службу этого института тогда возглавлял Морозов — отважный парашютист-испытатель, Герой Советского Союза, выполнивший более восьмисот испытательных прыжков, в том числе первые в стране катапультирования. С испытательной работы ушел по возрасту. Когда он меня увидел, то с удивлением спросил: «Ты что — так собираешься прыгать?» Время было теплое и я приехал одетый по-летнему: босоножки, тенниска. Я
