Жизнь - капля в море - Алексей Станиславович Елисеев
Вошли в нашу комнату, там никого не было. Пять кроватей, застеленные суконными одеялами, солдатские тумбочки, посередине растрескавшийся прямоугольный стол и пять стульев вокруг него, у стенки видавший виды шкаф. Больше ничего. Сели у стола. Миша начал рассказывать о работе, о жизни. Потом стал расспрашивать меня. Видно было, что все они здесь очень тоскуют вдали от семей, друзей, от шумных московских улиц. Я заметил на некоторых тумбочках календари, в которых крестиком отмечен каждый прожитый здесь день. Миша календаря не имел, но точно знал, сколько времени он здесь провел и сколько дней еще осталось до вылета домой. Свои дела в техническом корпусе он закончил и теперь ждал предстартовых операций. На меня смотрел с какой-то завистью — я совсем недавно был в Москве.
Мне очень хотелось есть. Со времени «уральской» сметаны прошло уже часов двенадцать. В чемодане была бутылка Петровской водки. Я предложил Михаилу выпить по рюмке и пойти перекусить. Мой пыл по поводу «перекусить» он быстро охладил — столовая работала только три раза в день по часу и должна была открыться для ужина через два часа. Правда, голод утолить удалось. Михаил принес от кого-то банку грушевого компота, достал из шкафа полбуханки черствого хлеба, и трапеза состоялась. Жаль только, ложки сильно пахли рыбой — видимо, недавно варили уху. Но водка сделала свое дело — настроение улучшилось, и мы пошли гулять в степь.
Какая удивительная тишина и пустота! Никаких признаков растительности. Говорят, что здесь водятся тарантулы, фаланги, скорпионы, но и их не видно. Иногда попадаются норы, вырытые тушканчиками. То там, то здесь пробегают колючие перекати-поле. Мы о чем-то говорим, а больше молчим. Каждый думает о своем. Я тогда и представить себе не мог, что всего через два с половиной года я прилечу сюда уже как космонавт с тем же самым Володей Комаровым, на его последний в жизни взлет…
В этой командировке мои задачи были простыми: отвечать на вопросы экипажа, касающиеся ручного управления, если такие вопросы будут появляться, и передать ему таблицу с расчетными расходами топлива на каждый режим ориентации. Предполагалось, что у космонавтов может быть много вопросов по ионной системе ориентации. Хотя, как она себя поведет в полете, мы толком не знали сами. Надеялись, что они нам это расскажут после полета. Мы хотели их попросить, как можно больше запомнить и записать.
Встреча с членами экипажа была короткой — минут сорок. Слишком плотный был у них график. А на следующий день уже состоялся предполетный митинг на стартовой площадке. По сложившейся традиции он проходил непосредственно около ракеты. Присутствовали все, кто готовил корабль и ракету к пуску. Испытатели желали космонавтам успешного полета, космонавты благодарили испытателей за их труд. Потом космонавтам подарили цветы, и на этом митинг закончился. Экипаж на автобусе уехал в гостиницу, а испытатели вернулись на свои рабочие места. Впервые такой митинг состоялся перед полетом Гагарина по инициативе С.П.Королева. Наверное, Королев хотел, чтобы все, кто готовил полет, посмотрели в глаза человеку, который доверил им свою жизнь, и осознали степень своей ответственности. Очень мудро!
В тот же вечер на семнадцатой площадке — так называлась огороженная территория, на которой располагалась маленькая гостиница для космонавтов, — состоялось заседание Государственной комиссии. Принимались окончательные решения об осуществлении полета и о назначении экипажа. Безусловно, все было известно заранее, и в каком-то смысле это была формальность. Но эта формальность была нужна для истории. Предстартовое заседание было единственным, на которое допускались журналисты и которое полностью снималось кинокамерами. Здесь не было никаких дискуссий. Выступал главный конструктор с сообщением о том, что ракета и корабль готовы к старту. Командир войсковой части докладывал, что боевые расчеты к осуществлению пуска также готовы. Затем Руководитель подготовки космонавтов объявлял состав экипажа и предлагал его утвердить. После них слово брал председатель Государственной комиссии, который предлагал осуществить пуск в назначенное время. Комиссия соглашалась. Все происходящее снималось кинокамерами. Конечно, все документы в то время оставались секретными, но было ясно, что рано или поздно они будут открыты.
Наутро был старт. Мы смотрели его с расстояния нескольких километров. Какая мощь! Тяжелый рокот двигателей, казалось, втрамбовывает тебя в землю. Ракета вначале как будто зависает над стартовой системой, а потом постепенно набирает скорость и уходит в самостоятельный полет, оставляя внизу всех, кто отдавал ей свои силы и душу. Люди поздравляют друг друга и расходятся. Ракетчики идут смотреть пленки с записью работы уже несуществующей ракеты, специалистам по системам корабля теперь предстоит в течение всего полета контролировать их работу и, конечно, волноваться.
Я сразу иду в комнату телеметристов. Там уже люди. Все с нетерпением ждут выхода корабля на связь. Вскоре из маленького динамика доносится:
— «Рубин»! «Рубин»! Я — «Заря». На связь!
И в ответ:
— «Заря»! Я — «Рубин». Слышу отлично.
Полет начался… Сейчас принесут длинные бумажные ленты с графиками, и все начнут с линейками торопливо измерять значения параметров, по которым можно будет понять, как работают системы.
Готовим выход
После обеда позвонил БВ, попросил обязательно его дождаться. Я знаю, что он был на совещании у начальства. Раз просит дождаться, значит, возникло какое-то неотложное дело. Жду. Он появляется часов в восемь и сразу приглашает меня. Захожу. В его кабинете сидит Женя Токарь — молодой талантливый инженер. Все мы его уважали, он был автором идей и сложнейших теоретических разработок, положенных в основу самых экономичных на то время гироскопических систем ориентации. По существу, Женя был главным проектантом систем управления наших первых спутников связи. Почему на этот раз БВ и Женя решили вдвоем поговорить со мной, я не понимал. Вроде бы общих работ у нас не было. Я занимался ручным управлением, Женя — только автоматами.
Начал БВ:
— Вы знаете, что готовится выход. Сегодня договорились, что космонавт должен будет отойти от корабля и свободно поплавать около него, конечно, со страховочным фалом. Нам надо изучить динамику его плавания и подумать, как избежать опасных ситуаций.
Я не мог понять, чего от меня хотят. БВ, увидев мое недоумение, продолжал:
— Вы не удивляйтесь. Вы занимаетесь динамикой корабля и ручным управлением, а здесь — динамика самого человека, только без системы управления. Космонавт будет отталкиваться от корабля, его, конечно, при этом закрутит, потом он будет двигать руками, ногами, головой — к чему это приведет? Он может оказаться спиной к кораблю, и
