В. Королюк - Западные славяне и Киевская Русь в X-XI вв.
После работ П. Кера68, Вл. Абрагама69 и Г. Лябу-ды70 едва ли могут быть какие-либо сомнения в том, что новое епископство не находилось ни в какой зависимости от Магдебурга, а подчинялось непосредственно Римскому престолу71. Магдебургское архиепископство, в состав которого входили епископства в Мерзебурге, Мисьне, Жытыце (Zeitz), Гавельберге и Бранибо-ре, охватывало полностью территорию полабо-прибалтийских славян и лужичан, но не нарушало тогдашних границ Древне-польского государства72.
Таким образом, принятие христианства польским князем не было сопряжено с подчинением польской церкви немецкому епископству. Это было, без сомнения, крупным дипломатическим и политическим успехом Мешко I, показавшего себя и в этом случае большим мастером дипломатической игры. Впрочем, нельзя не считаться и с влиянием чешского князя и чешского окружения польского князя. И если трудно согласиться с теми чешскими историками, которые считают, что вся польская политика направлялась в это время чешским союзником73, то столь же ошибочной, по-видимому, придется признать и позицию польских историков, большинство которых вообще обходит молчанием воздействие Праги и изображает весь ход событий как единоличное дело Мешко I. Истина, очевидно, лежит где-то посередине. Польский князь, который был, безусловно, выдающимся для своего времени политиком, очевидно, действовал в контакте со своим чешским союзником.
Выше уже говорилось, что 60-е годы X в.— это только формальная дата выступления Польши на широкой международной арене. В действительности и в Польше интерес к ее западным соседям и на Западе интерес к Польше должен был возникнуть гораздо раньше. Легкость и дипломатическое искусство, с которым было осуществлено вступление польского князя в круг христианских монархов, самым недвусмысленным образом свидетельствует в пользу того, что и с христианством Польша (здесь имеется в виду Великая, а не Малая Польша, где христианская религия пустила корни, по крайней мере, со времен мефодиево'й проповеди) столкнулась не в середине 60-х годов, а гораздо раньше, что и здесь, подобно тому как это было на Руси, христианство постепенно проникало в польское общество, вербуя себе сторонников среди представителей господствующего класса и даже близкого окружения польского князя74. А при том условии, что между Польшей и Германией в течение всего этого времени (находился лютический языческий барьер, становится совершенно очевидным, что главным очагом, из которого новая религия проникала в Польшу, могла быть только соседняя христианская Чехия.
Помимо внешнеполитических соображений, принятие христианства польским князем диктовалось и соображениями его внутренней политики. Христианство необычайно высоко поднимало значение монархической власти, в чем она очень нуждалась как раз в середине 60-х годов X в., когда резко возросло влияние среди полабо-прибал-тийского славянства и на Поморье лютического культового центра Ретры с богом Сварожичем. Влияние это составляло весьма чувствительную угрозу для политических позиций польского князя как за пределами, так и в границах его владений 75.
Выбирая новую религию, Мешко I поступал, конечно, как истый язычник, искал, так сказать, более сильного, более могущественного бога или богов, 'чем его собственные. Вместе с тем это должен был быть бог благожелательный его роду и его стране, ибо иначе нельзя было бы рассчитывать на его покровительство76. Приходилось думать и о том, чтобы новый бог был не слабее, а сильнее лютического Сварожича.
Соседство с христианской Чехией очень облегчало польскому князю выбор. Чешский бог отвечал всем предъявляемым к нему польским язычником требованиям. Он был, без сомнения, сильным и могущественным. Не только опыт Чехии, но и опыт Германии позволял смело надеяться на то, что у него хватит сил с успехом потягаться с враждебным богом лютичей. Сомневаться в его благожелательности к Пястам тоже не приходилось, ибо это был бог жены польского князя и его союзника— чешского владыки. Наконец, именно потому, что он был чешским, славянским, к нему было легче обращаться, с ним можно было договориться на родном языке. Все это были, конечно, очень важные для польского князя соображения.
Итак, Чехия сыграла чрезвычайно важную роль в христианизации Польши. Об историческом значении это-
го события в польской истории нет нужды, по всей вероятности, особенно подробно говорить в настоящей работе. В своих основных, главных чертах вопрос этот уже достаточно детально разработан в марксистской историографии, как в польской, так и в советской77.
Являясь по существу отражением далеко продвинувшегося процесса феодализации польского общества, принятие христианства самым активным образом способствовало его дальнейшему развитию, создавало необходимые идеологические предпосылки для укрепления в Польше феодального строя. С принятием христианства в Польше стала распространяться письменность, столь необходимая для общества, разделенного на антагонистические классы. Правда, письменность эта была латинской, не понятной народу, что (было следствием принятия Польшей христианства от Запада, в его латинской форме. Следовало бы упомянуть также и о том большом значении, которое имела христианизация Польши при Мешко I для развития польской средневековой феодальной культуры.
Польско-лютические войны, разрыв чешско-лютиче-ского сотрудничества, польско-немецкий и польско-чешский союз и христианизация Польши, основание пражского епископства и миссийного епископства для Польши— вся эта сумма фактов, как видно из предыдущего хода рассуждений, легко укладывается в цепь взаимосвязанных и друг друга обусловливающих событий при том условии, если предположить стремление Чехии и Польши использовать имперскую программу Оттона I для укрепления своих внешнеполитических позиций в ходе мирного сотрудничества с Империей. Сотрудничество с Империей действительно дало свои определенные положительные результаты во второй половине 60 — самом начале 70 гг. как для Чехии, так и особенно для Польши.
Однако, если чешские или польские политики серьезно рассчитывали на прочное и длительное сотрудничество с Империей, если они в самом деле рассчитывали разрешить в рамках универсалистски-имперской программы Оттона I основные задачи своей государственной политики (к сожалению, источники хранят полное молчание на этот счет), то уже самое ближайшее будущее показало полную нереальность такого рода планов. Немецко-поль-ско-чешский союз 60-х годов оказался всего лишь временным, преходящим явлением в политической жизни Центральной Европы.
Иллюзорность расчетов (на тесное сотрудничество с германскими феодалами сказалась уже в 968 г. после решительного столкновения Мешко с Вихманом, когда, вопреки указаниям самого Оттона I, восточные маркграфы Герман и Дитрих под предлогом угрозы войны с Данией заключили мир с ратарями78, оставляя Мешко один на один с его противниками. Анализируя соответствующие сообщения Видукинда, К. Малечинский приходит к определенному выводу, что такой поворот событий был результатом сознательных действий восточногерманских феодалов, опасавшихся слишком быстрого роста Древнепольского государства и стремившихся сохранить известное равновесие сил между ним и лютичами79. А это явно ослабляло прочность успехов, достигнутых польским князем на Западном Поморье80. Буквально через несколько лет дело дошло уже и до прямого военного столкновения между польским князем и восточногерманскими феодалами, что как нельзя лучше подтверждает суждения польского историка.
Правда, конкретные причины вторжения в 972 г. на территорию Польши Одона — маркграфа Восточной Саксонской марки — остаются неизвестными, однако совершенно ясно, что само его вторжение не было неожиданностью для польского князя. Мешко I использовал для обороны от нападения пограничный укрепленный “грод” Цедыню81, расположенный на правом берегу Одры к северу от устья Варты. В окрестностях Цедыни и разыгралась кровавая битва, в которой немецкое войско было наголову разгромлено82.
Обращает на себя внимание прекрасная подготовка польского князя к встрече непрошенных гостей. Визит их не захватил его врасплох.
Разгром Одона должен был вызвать большие толки в Империи. Быстро прореагировал на него и пребывавший тогда в Италии император Оттон I, обратившийся с письмом к борющимся сторонам с требованием прекратить войну и ожидать его возвращения 83. Столкновение Мешко и Одона действительно явилось предметом разбирательства на имперских съездах сначала в Ингельгей-ме, потом в Кведлинбурге, где Мешко, видимо, признанный виновным, принужден был выдать императору в качестве заложника своего сына Болеслава84.
Далеко не гладко развивались в это же время и чеш-ско-немецкие отношения. Учреждение Пражского епископства год от года откладывалось, наталкиваясь на сопротивление части германских феодалов. Не было достигнуто полного соглашения на этот счет и в Кведлин-бурге85, так что фактически пражская кафедра начала функционировать лишь в 975 г.