Метафизика столицы. В двух книгах: Две Москвы. Облюбование Москвы - Рустам Эврикович Рахматуллин
В 1758 году княгиня Долгорукова приняла постриг с именем Нектария. «Своеручные записки…» созданы ею в 1771 году в киевском Фроловском монастыре. В сущности, это автожитие, жанр протопопа Аввакума.
Граф Брюс
Тяготение Яузы долго еще будет задавать вектор любовного мифа.
На Мясницкой улице (владение 13) в несохранившемся доме жил граф Яков Вилимович Брюс. Знаменитый «колдун и чернокнижник» умер в аннинские годы. А по народной легенде, еще в петровские.
Вид Сухаревой башни с восточной стороны. Акварель И. В. Мошкова. 1801
«Дом Брюса» на акварели Г. В. Барановского «Вид Елоховской улицы в 40-х годах XIX века»
Рассказывали, что в надежде сделаться моложе Брюс приказал убить себя и воскресить живой водой. Исполнивший убийство ученик стал жить с графиней Брюсихой, а склянки колдуна любовники разбили. Царь Петр дознал злодейство и казнил обоих, но чудодейственных сосудов не нашел.
Сосудами этих научных происшествий считались то Сухарева башня на одноименной площади, то легендарный «дом Брюса» на Разгуляе (Елоховская улица, 2).
Площадь Разгуляй принадлежит Москве петровской. Здесь точка схода двух Басманных улиц, то есть двух дорог на Яузу.
Действительным владельцем дома и его строителем был знаменитый археограф, человек екатерининской эпохи граф Алексей Иванович Мусин-Пушкин. (В этом доме сгорел автограф «Слова о полку…», открытый им.) Это Мусин установил на высоте второго этажа ту доску солнечных часов, которую предание считало гробовой доской колдуна Брюса. Доска действительно гробоподобна, как будто Брюс вмурован в стену стоя. Для четвертованного положение особенно прискорбное. Впрочем, иные утверждали, что за доской не тело, а сокровища алхимии. В отсутствие гномона (стрелки, бросающей тень) часовые деления казались тайнописью, ключом, отворяющим крышку. Начальство мужской гимназии, занимавшей дом в XIX веке, сочло за лучшее сбить эти знаки.
Влюбленная Салтычиха
Как будто первая любовная приватность даже не выделяется, а выламывается из народного тела. С увечьем, с закладом души или с иной романтической драмой.
Влюбленная Салтычиха… Уже сильно сказано! Так вот, влюбленная в соседа по Теплому Стану, Николая Тютчева, Салтычиха посылала поджечь дом его невесты Панютиной и убить его самого на проселке. Мужики не взяли греха на душу, и дед великого поэта остался жив.
В городе Салтычиха занимала двор на Кузнецком Мосту (возможно, № 20, на углу Рождественки). Именно здесь, а не в деревне, она и мучила, и убивала крепостных.
Где жила в это время девица Панютина, неизвестно. Полвека спустя юный Федор Иванович Тютчев навещал бабку на Арбате, 44.
Глава VIII. Елисавет
Тайный брак
XVIII век Москвы не даст частному мифу численного перевеса перед царским. До конца столетия оба равны даже в открытии новых своих аспектов.
Именно царственные пары эпохи подают примеры неравного брака. Явного, как у Петра Великого с Екатериной; тайного, как у их дочери Елизаветы с Алексеем Григорьевичем Разумовским – бывшим казаком, скотником и певчим Алешкой Розумом.
Венчание императрицы с малороссом отвечало вековой метафизической потребности запечатлеть в истории Романовых соединение Великороссии и Малороссии. Ни Алексей Михайлович, ни его дети, утвердившие Леводнепровье и праводнепровский Киев за Москвой, не брачевались с ними символически. Царь Алексей так и не въехал в Киев.
Брак Елизаветы профанировал эту потребность, коль скоро казацкая старшина профанировала украинскую потребность создания элиты. Но подлинной русской элиты, православно-княжеской, на Гетманщине в самом деле не осталось.
Императрица Елизавета Петровна. Гравюра с портрета Л. Токке. 1758
Граф Алексей Григорьевич Разумовский на портрете работы неизвестного художника XVIII века
Графство Разумовских – понятие почти географическое, если не в межах, то в важных точках наследующее Черниговскому княжеству. Гении места Северской земли: граф Алексей, и его брат, последний гетман граф Кирилл, и дети гетмана – обогатили Леводнепровье городским, церковным и усадебным строительством. Так, в Козельце, своем полковом центре, братья построили собор, архитектурными достоинствами породивший местную версию венчания Елизаветы; называют даже имя венчавшего священника.
Перово
Однако по великорусской версии венчание происходило в церкви подмосковного Перова, дворцового села, подаренного Разумовскому (ныне в черте Москвы). Подобающе малая усадебная церковь Знамения сохранилась (улица Лазо, 4), а растреллиевский дом утрачен.
Церковь Знамения в Перове. На втором плане – церковь Алексия Митрополита (снесена в 1958 году). Фото начала XX века
Усадебный дом в Перове. Главный фасад. Проект Ф. Б. Растрелли. 1747
Или символически перенесен, поскольку репликой перовского усадебного дома стал киевский дворец Елизаветы, более известный как Мариинский: волей императрицы Растрелли повторился. Этим повторением Елизавета, снова символически и тайно, утвердила киевский дворец за Разумовским.
Позднейшими владельцами усадьбы была проявлена и связь Перова с Петербургом. В начале XX столетия они построили в пару ко Знаменскому храму огромный храм-придел Святителя Алексия, впоследствии снесенный: псевдобарочную реплику Смольного собора. Растрелли повторился вновь, теперь обратным переносом из еще одной русской столицы.
Перово – знак столиц подле Москвы.
Покровское-Рубцово
Притом Перово можно счесть периферией Яузы. Хотя гидрографически раздельные, они сопряжены темами брака и самого присутствия Елизаветы, любившей и Перово, и царское Покровское-Рубцово на Яузе.
В Рубцове она жила царевной, в Рубцовском дворце (улица Гастелло, 44, перестроен) предположительно отпраздновала свадьбу с Разумовским.
К слову, в любовный миф Москвы вошла и царская Покровская церковь дворца (Рубцово-Покровская, ныне Бакунинская улица, 86): ее изобразил художник Андрей Рябушкин на полотне «Свадебный поезд в Москве (XVII столетие)».
Церковь под короной и «дом-комод»
После венчания, как говорит легенда, императрица с Разумовским отстояли благодарственный молебен в церкви Воскресения, что в Барашах на Покровке (№ 26), где существовал придел во имя святых Захария и Елизаветы. Прежде Москва считала, что и сам брак был венчан в Воскресенской церкви, поскольку церковь была увенчана короной.
Соседний по Покровке дом князей Трубецких (№ 22), называемый «комодом», устойчиво считался городским владением графа Разумовского и, конечно, работой Растрелли. Не это ли популярное предание удержало Трубецких-«комод» (ветвь рода стала прозываться по прозванию дома) от переделки лучшего в Москве образца гражданского барокко? Свадебное торжество императрицы с Разумовским молва устраивала в