Коллектив авторов - Источниковедение
События марта 1917 г. не только положили начало череде политических потрясений, но и поставили перед страной ряд юридических проблем. Государственное устройство Российской империи опиралось на тезис о сакральном происхождении царской власти, «повиноваться» которой «не за страх, а за совесть сам Бог повелевает»; все конкретные законодательные установления были реализацией этого фундаментального принципа. С отречением Николая II и тем более после заявления Михаила Александровича данная форма обеспечения легитимности утратила силу. Требовалось выработать и предложить обществу новые основания правопорядка.
В общем случае такие основания не обязательно формулировать в виде конкретного документа. Существуют современные демократические государства (Великобритания и ряд ее доминионов, Израиль), в которых нет единого Основного закона, а принципы функционирования правовой системы задаются совокупностью юридических актов (в том числе судебных решений), не всегда имеющих даже специальное самоназвание, отличающее эти фундаментальные законы ото всех прочих. Однако такая система может сложиться либо на базе длительной непрерывной традиции, либо в условиях сплоченности общества вокруг определенного комплекса идей. Едва ли надо пояснять, что в революционной России не наблюдалось ни того, ни другого, а значит, появилась необходимость в писаном Основном законе, для обслуживания которой возникла новая, не известная в российской истории предыдущих периодов разновидность законодательных источников – конституции[418]. Одних конституций Советского Союза было принято три – 1924, 1936 («сталинская») и 1977 («брежневская») гг.
Трансформации российского законодательства при переходе от Нового времени к Новейшему не ограничились появлением конституций. Накануне революции Российская империя столкнулась не только с кризисом системы управления и ростом социальной напряженности, но и с обострением национального вопроса. Постановлением от 20 марта (2 апреля) 1917 г. Временное правительство отменило все ограничения личных прав по этническому и вероисповедному признаку, существовавшие в царской России. Однако позиция центральной власти по отношению к политическим претензиям местной элиты была непоследовательной, что, впрочем, почти не мешало объявлять автономию и даже независимость в одностороннем порядке. В свою очередь, большевики одним из первых декретов провозгласили «право народов России на свободное самоопределение, вплоть до отделения и образования самостоятельного государства»[419]. Выдвигая подобные лозунги, В. И. Ленин и его соратники[420] придавали дополнительный стимул сепаратистским тенденциям на «национальных окраинах» бывшей империи и в то же время пытались оседлать эти тенденции, поставив их на службу «делу мировой революции». Попытка оказалась успешной: в 1922 г. на большей части территории бывшей Российской империи было создано весьма нетривиальное по устройству союзное государство – Союз Советских Социалистических Республик. Субъектами союзного договора выступили четыре союзные республики (Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика, Украинская Социалистическая Советская Республика, Белорусская Социалистическая Советская Республика и Закавказская Социалистическая Федеративная Советская Республика), которые пользовались правом выхода из состава Союза, обладали широкими полномочиями в области внутренней политики (включая законодательство) и могли прямо или опосредованно включать в свой состав государственные образования более низкого уровня с разными наименованиями и объемом прав – советские социалистические республики (в Закавказье), автономные республики, автономные области и национальные округа[421]. В дальнейшем структура Союза ССР неоднократно изменялась. Так, в 1924–1925 гг. было начато «национально-государственное размежевание Средней Азии», включая территории двух формально самостоятельных государств – Бухарской и Хорезмской Народных Советских Республик. В результате этого процесса возникли и вступили в Союз Туркменская, Узбекская и Киргизская ССР. Была распущена Закавказская Федерация (по конституции 1936 г. составлявшие ее республики вошли в Союз напрямую), и образованы («повышением» из автономных республик) – Казахская и Таджикская ССР. В 1940 г. были сформированы, также на базе уже существовавших автономий, Карело-Финская и Молдавская ССР, и приняты в состав Союза – Литовская, Латвийская и Эстонская ССP. Наконец, в 1956 г. Карело-Финская ССР была преобразована в Карельскую АССР в составе Российской Федерации, после чего число «союзных республик» достигло классической цифры 15 и официально больше не менялось вплоть до расторжения договора о создании СССР в декабре 1991 г. В союзном государстве существовала (и тоже эволюционировала) система разделения полномочий между союзными и республиканскими властями, а также между властями республик и национально-государственных образований более низкого уровня. В структуре источниковой базы данные процессы выразились в том, что к разделению законодательных источников на разновидности добавилось разделение по статусу на общесоюзное законодательство, республиканское законодательство и законодательство автономных республик (автономные области и национальные округа собственного законодательства не имели).
Вызовы, связанные с кризисом прежней легитимности и необходимостью выстроить отношения внутри неоднородных в этнокультурном плане общностей, не были специфичны для России. В разное время с похожими проблемами сталкивались и другие государства. Принятые решения – выработка конституционного права и переход от строгой централизации к договорным (хотя бы формально) отношениям между локальными сообществами – также не были оригинальны; на общемировом фоне выделяется разве что утонченная детализация, с которой была проработана иерархическая структура «братской семьи советских народов». Однако существовали и специфические черты, обусловленные тем, что в кровопролитной борьбе за власть, развернувшейся в нашей стране после падения династии Романовых, победила именно партия большевиков. Разъяснение этих черт потребует экскурса в теорию советского государства и права, а также в историю государственных учреждений СССР.
Классовая природа советского государства. Советы
Краеугольным камнем большевистской идеологии была идея «диктатуры пролетариата», т. е. безоговорочного и подкрепляемого ничем не ограниченным насилием доминирования одной социальной группы – «рабочего класса» – над всеми прочими. Иным «классам» предстояло либо поступить под плотное руководство «класса-гегемона», либо вовсе исчезнуть с исторической сцены, причем большевики считали себя вправе форсировать ход истории, организуя физическое уничтожение «социально чуждых элементов». Определенное ограничение сферы действия этой откровенно агрессивной концепции наметилось только в конце 1950‑х – 1960‑е годы, когда теоретики марксизмаленинизма сформулировали концепцию «общенародного государства». При этом «общенародное государство» определялось не как альтернатива «диктатуре пролетариата», а как закономерный итог успешной и – если не считать отдельных «нарушений социалистической законности» – правильной политики предшествующих четырех десятилетий.
Проявления «диктатуры пролетариата» в структуре и содержании советского законодательства многоаспектны. В первые годы революции в юридический оборот были введены такие категории, как «классовая целесообразность» и «социальная близость», а предусмотренная конституцией РСФСР 1918 г. и сохраненная конституцией РСФСР 1925 г. возможность «лишать отдельных лиц и отдельные группы прав, которые используются ими в ущерб интересам социалистической революции»[422], обогатила русский язык словом «лишенец». Но наиболее существенным из следствий этой политической концепции стало неприятие принципа разделения властей, получившего в советской публицистике эпитет «буржуазного» и поэтому – естественно – ложного.
Разделение властей предполагает, как известно, строгое разграничение функций: законодательная власть определяет правила, исполнительная обеспечивает их реализацию, а судебная следит, чтобы реализация не отклонялась от правил, по крайней мере дальше некоторых молчаливо устанавливаемых общественным консенсусом пределов. Этот принцип был сформулирован еще в «Политике» Аристотеля, развит в «Духе законов» Ш.-Л. де Монтескье и получил конкретное воплощение уже в первой созданной человечеством конституции – Конституции США 1787 г. Польза от разделения властей также хорошо известна: существование нескольких конкурирующих центров силы гарантирует, что власть не будет узурпирована одним лицом или узкой группой лиц, а значит, возникает «система сдержек и противовесов», защищающая общество от злоупотреблений. Нетрудно понять, что при историческом изучении общества, где проведено разделение властей, границы законодательства как вида источников могут быть установлены по формальному признаку: законом считается документ правоустанавливающего характера, прошедший процедуру утверждения в органе народного представительства.
