Сергей Голяков - Рихард Зорге - Подвиг и трагедия разведчика
Ему поддакивал генерал-полковник Йодль, начштаба вермахта: "Им нельзя верить. Но Зорге-то каков?"
Знал ли Ойген Отт об истинных отношениях своей жены с Рихардом Зорге? Да, знал. Более того, он им не препятствовал. Хельма и до их свадьбы была дамой с широким замахом. С 1939 года Отт спал в отдельной от Хельмы комнате, и односпальная кровать его больше не смущала…
Знал Ойген и о связях Зорге с его личной секретаршей, которая могла предоставить Рихарду ключи от любого кабинета и большинства сейфов.
Порой секретарша под воздействием порывов любви теряла чувство самообладания и меры, звонила Рихарду по телефону, умоляла о встрече, рыдала. Все эти "порывы" перехватывало гестапо и расценивало как баловство, любовную интрижку Рихарда. Секретаршу Отт не откомандировал и после ареста Зорге в октябре 41-го. Почему? Видимо, и у самого рыльце было в пушку, но главное — боялся ее откровений в гестапо при допросах с "пристрастием".
Где жил Зорге в Токио? Теперь улица, спускающаяся у холма Роппонги, называется Отафкукдзака. Тогда, в 30-40-х, улица была тихой, зеленой и называлась Нагадзака, в квартале Адзабу, район Минато.
Двухэтажное деревянное строение под номером 30. На первом этаже располагались миниатюрные гостиная, столовая, кухня, ванная, туалет. На втором — кабинет с телефоном, спальня. Теперь этого дома нет. На его месте частный доходный дом.
Распорядок дня Зорге мало отличался от распорядка других зарубежных журналистов и тогда, и сейчас. По вечерам, если не присутствовал на приемах и встречах, Рихард бывал в баре отеля "Империал" или в пивном ресторане "Рейнгольд" Хельмута Кетеля, где работала его подруга Исии Ханако. В свой дом, кроме Исии, до мая 1941 года Зорге никого не водил…
Исии вспоминала: "В июле 1941 года меня вызвали в полицию, пытались склонить к сотрудничеству, следить за Рихардом". Исии отказалась наотрез. На все уловки и предложения полицейских у Исии был один ответ: "Я его люблю. Можете меня пытать, судить, как угодно, но я преклоняюсь перед Рихардом. Он — человек всей моей жизни"…
В квартирке Зорге с мая 1941 года стала часто бывать профессор консерватории, преподаватель по классу клавесина в Берлинском государственном высшем музыкальном училище сорокачетырехлетняя Эта Харих-Шнайдер. Она говорила, что Рихард возвращал ей воспоминания о молодости, заставлял дышать всей грудью и жить сердцем. Эта оставила со знанием дела полное описание жилища Зорге:
"В его квартире мне всегда было жарко, как в духовке. Очертания пыльных улиц расплывались в нестерпимом блеске солнечных лучей. На террасе, расположенной на крыше, даже по ночам царила невыносимая духота… Воздух был напоен запахами горячего дерева. Дом, построенный в европейско-японском стиле, выглядел неряшливо, хотя я знала, что его всегда убирала японка.
От пола до потолка — книжные полки. За дверью — спальня, которую почти целиком занимала широкая двуспальная удобная кровать. К спальне вел узкий коридорчик".
Но к профессору музыки Исии не ревновала Зорге, как, впрочем, и ни к кому другому: восточная, японская верность, особое мироощущение и восприятие окружающего…
Что больше всего радовало Исию Ханако и пятьдесят шесть лет спустя после казни Зорге в 1944 году и его реабилитации в СССР в 1964-м? Она была счастлива, что память о ее Рихарде достойно, всемирно восстановлена. Но что греха таить, сама Исии Ханако была обойдена должным официальным вниманием, несмотря на все, что она сделала для увековечения памяти о человеке ее жизни, о гражданине, вошедшем, по оценкам японской печати, в сотню самых замечательных личностей XX века.
* * *
Но вернемся к последовательному изложению событий. Следствие приближалось к концу. В толстых томах "дела Зорге" не хватало одного существенного основания: Зорге и его помощники никогда не прибегали для получения информации ни к насилию, ни к обману, а все сведения узнавали легальными методами. Тягчайшие обвинения, которые собирались предъявить им власти, выходило, были шиты белыми нитками. Нельзя их было назвать и "платными наемниками": все были трудоустроены и оплачивали свои расходы, никого не подкупали.
Прокурор Ёсикава нарушил свое обещание не трогать Исии Ханако. В августе 1943 года агенты кемпэйтай арестовали ее. Начались допросы. От нее стремились выпытать какие-либо факты, уличающие Зорге. Но, ничего не добившись, ее освободили из-под стражи. В деле она фигурировала как гражданская жена Рихарда Зорге.
* * *
Через полтора года после ареста, 31 мая 1943 года, начались заседания токийского суда, слушавшего "дело Зорге" и его соратников. Их привозили в суд в черном тюремном автомобиле, закованными в наручники, с сетками на лицах. Судьи и прокуроры были облачены в черные мантии. Зловеще алела на черной ткани красная оторочка. В сумрачном зале судебного заседания сидели лишь агенты полицейских служб.
Разбирательство продолжалось три месяца. Не всем суждено было узнать приговор, который уготовили арестованным власти. Художник Мияги не вынес пыток и тюрьмы. 3 августа он скончался. Товарищи тяжело переживали смерть своего верного друга. Одзаки писал жене из тюрьмы: "Я прошу тебя тщательно хранить все картины Мияги, имеющиеся у нас в доме". Ётоку был другом дома Одзаки, много его полотен хранилось у него. Сам он обучал маленькую дочь Ходзуми, Ёко, рисунку и живописи. Оценивая творчество погибшего друга, Ходзуми писал жене о его картинах: "Они полны какого-то очарования. Выполнены они в каком-то совершенно особенном колорите, и в каждой из них скрыта глубокая грусть. Некоторые оставшиеся после него картины отличаются большим своеобразием и отмечены печатью истинного таланта".
Кроме художника Мияги из семнадцати человек, арестованных в связи с "делом Зорге", умерли в тюрьме еще пятеро.
Допрашивали каждого в отдельности и каждому отдельно выносили приговор. Еще в июле приговорили к пожизненному тюремному заключению Бранко Вукелича. Его тотчас же перевели из Сугамо на остров Хоккайдо, в тюрьму Абасири — самую суровую и жестокую в империи.
Перед отправкой Бранко дали получасовое свидание с женой Ёсико. "Я привела и нашего маленького сына. Как могла я знать тогда, что это было наше последнее свидание?.. — вспоминала она несколько лет спустя. — Я не могла сдержать слез, когда увидела его таким худым и изможденным. Но его улыбка была полна оптимизма, и он меня успокоил, как это он делал всегда".
К пожизненному тюремному заключению приговорили и Макса Клаузена. Его жену Анну — к трем годам лишения свободы.
Незадолго до того, как должны были вынести приговор главным участникам процесса — Зорге и Одзаки, японские власти известили германское посольство, что бывший немецкий журналист настаивает на встрече с кем-нибудь из дипломатических сотрудников рейха. Он хочет сделать какие-то последние распоряжения. Работников посольства взбудоражило это сообщение: какое сенсационное заявление собирается сделать человек, который некогда был правой рукой посла?
Министерство иностранных дел империи дало разрешение на встречу с Зорге атташе полиции Мейзингеру. Но гестаповец по каким-то неведомым причинам направил вместо себя сотрудника посольства Хаммеля.
Хаммель приехал в Сугамо. Ввели Зорге. Зорге был бледен, невероятно худ. За стеклами очков — усталые воспаленные глаза. Но держался он совершенно спокойно. Что же он скажет?
Зорге попросил лишь об одном:
— Я настаиваю на том, чтобы была защищена от преследований моя восьмидесятилетняя мать, Нина Семеновна Кобелева-Зорге, проживающая в Гамбурге. Она ничего не знала о моей жизни и деятельности. Вот единственное мое желание.
Хаммелю удалось обменяться с заключенным еще несколькими словами. По возвращении в посольство чиновник доложил, что Рихард Зорге "производит впечатление человека, гордого тем, что он совершил большое дело, и вполне готового покинуть арену своей деятельности. Зорге откровенно и не без торжества говорил о том, что он доволен результатами своей деятельности".
Судебное разбирательство закончено. Прокурор потребовал для главных обвиняемых смертного приговора. Ни Зорге, ни Одзаки не заблуждались в том, какое наказание определит для них суд.
Накануне вынесения приговора Одзаки написал своей жене:
"Когда вы получите это письмо, судьба моя, я думаю, будет уже решена. Поэтому откровенно расскажу вам о моем душевном состоянии… Я вполне подготовлен к наихудшему… Смерть, однако не имеет уж столь большого значения. Особенно сейчас, когда происходит всемирная бойня рода человеческого, в результате которой уже погибло свыше десяти миллионов человек и сейчас ежедневно гибнут тысячи. Я дожил до 43 лет и провел их вместе с Эйко и Ёко. А ведь возможно, что мы могли расстаться несколько лет тому назад. Во всяком случае, если я должен буду умереть, то встречу смерть с достоинством… Может, вы думаете, что я, говоря о своем положении, только и делаю, что бравирую своим спокойным состоянием духа? Это не так. Это совсем не так! Но я думаю, что именно сейчас настало время, когда Ёко сможет понять, почему должен был умереть ее отец".
