Карина Кокрэлл - Мировая история в легендах и мифах
— Единственная законная королева Кастильи! — сказал ей Сантанхел. Он всегда знал, что сказать и когда.
Королева проговорила грустно и уже совершенно спокойно:
— Даже если бы нам раньше донесли о неизвестной земле, якобы открытой португальцами, что бы это изменило? Не в нашем положении диктовать условия мира, не в нашем положении посылать экспедиции в Океан: флот португальцев слишком силен, чтобы рисковать открытым противостоянием на море. Но скажи мне, Сантанхел: если эта земля — реальность, почему они не объявили о находке, не закрепили ее документами?
«Наконец-то к королеве вернулась способность рассуждать!» — умело подавил вздох облегчения Сантанхел (при дворе он научился прекрасно подавлять вздохи и многое другое). И ответил уклончиво:
— Таких документов в личных королевских архивах нами пока не обнаружено.
— Почему?! Ведь это самое важное — заявить свое право на новую землю!
— По моему скромному суждению, предположений, почему король Португалии этого не сделал, может быть два. Первое: португальцы сейчас слишком заняты Африкой и исследованием вокруг этого континента пути в Индию. Их ресурсы внушительны, но не беспредельны. Скорее всего, о найденной земле слишком мало известно даже им, и она слишком далеко, чтобы привлекать к ней нежелательное и преждевременное внимание до того, когда они сами будут готовы к ее освоению и защите.
Она слушала внимательно и уже совсем спокойно.
— И второе…
— Не трудитесь, Сантанхел… — Она не отрывала взгляда от карты. — Второе мне уже ясно: все эти отрывочные записи о новой земле — возможно, фальшивка, подсунутая нашему шпиону в расчете посеять панику, заставить нас финансировать морские экспедиции, которые Кастилья никак не может себе позволить: это отвлечет очень значительные ресурсы от крестового похода. И как результат — мы станем терпеть поражения от мавров, а в Лиссабоне — потирать руки, предвкушая наше ослабление.
Escribano почтительно опустил голову в знак согласия. Королева, которую он знал, «вернулась».
Она подошла к нему. Близко.
— Что нам теперь делать, милый мой Сантанхел? — Королева Кастильи обняла его плечи и зарыла лицо на его груди.
К пережитому казначеем ужасу теперь примешались и другие, еще более острые чувства, не имеющие ничего общего с самосохранением. Однако Бог, как бы Его ни звали, помог ему совладать с собой. И королевский еврей (стоя «руки по швам») в тот момент все простил Изабелле. Он только поднял к сводчатому потолку свою испанскую бородку и закрыл глаза в упоении. Он был счастлив, как истинный христанин, подставить ей другую щеку для пощечины. Он опять любил свою королеву. От ее волос пахло дымом… Видно, в замок привезли сырые дрова. В марте в Толедо трудно было найти дрова посуше!
Заметим: таким же запахом потянет на следующий год с площадей первых аутодафе.
— Что же мне делать? — повторила королева и подняла на своего еврея переполненные до краев серо-голубые озера, беспомощные и прекрасные…
И все же от почти утонувшего в них Сантанхела не ускользнуло: вопрос, заданный королевой таким вот голосом, имел к Алькасовасскому договору и господству на морях только косвенное отношение. Королева отстранилась и опять отошла к темному окну.
— Что делать? Молиться. Молиться, моя королева! — дрогнувшим голосом посоветовал Сантанхел (и ей, и, уж конечно, себе!). — Молиться о том, чтобы в Ватикане произошли перемены. И чем скорее, тем лучше, Ваше величество… — многозначительно проговорил он.
И ей стало ясно, что на одни лишь молитвы Сантанхел уповать не собирается. И королева посмотрела на Сантанхела в ту ночь с нежностью: ее верный escribano de Racion всегда знал о политической ситуации чуть-чуть больше, чем она. И она не сомневалась: Сантанхел сделает все, что нужно. Промашка с Португалией (если это только можно считать промашкой!) — не в счет. Кастилье, чтобы обойти португальцев, нужно усилить влияние в Ватикане. А этому прежде всего помогут победы над маврами.
Королева промолчала и судорожно сжала пальцами пульсирующие болью виски.
Сантанхел склонился в поклоне, полагая, что аудиенция окончена.
Но Изабелла вдруг резко спросила:
— Ваш призыв «молиться», казначей Сантанхел, — хотя я делаю это постоянно — не означает ли он того, что вы перекладываете на Господа свою прямую обязанность обеспечивать Корону деньгами?
Сантанхел похолодел.
— Ваше величество, я делаю все, что могу, перераспределяя ресурсы, — прижав руку к груди с решительностью обреченного, проговорил казначей. — Вы знаете все о состоянии кастильской казны: денег нет не только на морские экспедиции, их недостаточно даже на ведение войны с маврами…
Это были очень смелые слова. Да, она прекрасно знала, что Сантанхел говорит чистую правду. Поэтому голос ее прозвучал ободряюще и даже ласково:
— Не беспокойтесь, Сантанхел, мне очень хорошо известно, сколько вы сделали для Нашей казны.
Он с облегчением вздохнул.
И тут королева совершенно поменяла тему:
— Я слышала, Пасхальные погромы иудеев в этом году были беспрецедентными, даже hermanados[280] ничего не могли поделать. И такие же погромы произошли в Португалии. Все больше людей верят: если не изгнать из христианского мира еретиков и иноверцев, с концом века наступит и Конец света. Все больше священников разделяют это убеждение. Людям страшно. Вполне возможно, восстановление чистоты веры — и есть наше единственное спасение. — Она беспомощно развела руками.
Сантанхел прекрасно знал о страшных еврейских погромах в Лиссабоне. Королева внимательно следила за его реакцией.
— Мой Кортес[281] требует полной изоляции еврейских аль-хам, ношения иудеями знаков, отличающих их от христиан. Тридцать четыре прокуратора[282] толедского Совета потребовали объявить евреев Кастильи вне закона, при этом употребляли слова — «зараженная конечность» и «отсекать», «выжечь заразу железом». Словно медики, — усмехнулась она.
Сантанхел старался выглядеть бесстрастным, но не получалось — беспокойство оказывалось сильнее даже его самообладания.
— У нас нет денег, но их нужно найти, — веско сказала она своим обычным, очень спокойным голосом. От ее истерики не осталось и следа. — И не только для того, чтобы закончить священную войну с маврами полным их поражением, от этого мы не отступим. Это еще не все: Кастилье нужно переоснастить и увеличить флот, заполучить лучших навигаторов! Мир слишком мал, Сантанхел. Я и король — мы не можем идти против воли собственного народа. Впереди нелегкие времена. — Она продолжала пристально смотреть на него. — Мы должны заручиться поддержкой Ватикана и изменить договор с Португалией. Кастилья должна получить доступ к ценностям Индии, к золоту Африки и… Если она действительно существует, хорошо бы добраться до этой земли в Океане.
Она надолго замолчала, испытующе глядя на него. И добавила:
— Удаленные острова, Сантанхел, возможно, станут единственной возможностью остаться в живых для тех, кому не станет места в новой христианской Кастилье. Единственной возможностью.
Она думала сейчас: если португальцы все-таки добрались до какой-то там земли за Океаном, значит, Океан все-таки можно пересечь — вопреки тому, что говорят ученые… И еще думала о том, какая это мерзкая несправедливость, что в двадцать девять лет женщина бесповоротно считается старухой, а мужчина в двадцать восемь лет — молодым.[283]
А вот ее еврею-escribano казалось в тот же самый момент, что все его внутренности сворачиваются в болезненный, тянущий клубок: только сейчас он полностью осознал, что имела в виду его королева.
— И еще… Пощечины вы не заслужили, верный мой Сантанхел. — Она подошла к нему и дотронулась до его руки. — За свою несдержанность я обещаю неприкосновенность вам и вашей семье. Что бы ни случилось в Кастилье. А теперь мне нужно отдохнуть. Вы свободны.
Она опять подошла к карте морей и континентов.
Аудиенция закончилась.
Сантанхел не смог сдержать кашель: камин дымил…
Исабель. Все выясняется
Король не спешил с ответом на послание картографа из квартала Альфама.
И вот однажды утром — это было в самом конце зимы — Христофор зашел в комнату брата, чтобы… Он тут же забыл (да и потом так никогда и не вспомнил), зачем вообще туда зашел: в постели Бартоломео спала женщина. Она сильно отличалась от обычных подружек брата: не очень уже молода, изысканна. Спала на животе в такой позе — словно ящерица карабкалась вверх по скале. Христофор знал, что должен уйти. Взять, повернуться и уйти. Немедленно.
