Очерки по истории советской науки о древнем мире - Иван Андреевич Ладынин
Думается, что истоки данного понятия нашей историографии коренятся в научной и просветительской деятельности основоположника изучения древнего Востока в нашей стране – Б. А. Тураева, 150-летие со дня рождения которого исполнилось в 2018 г., а также в прямо связанной с нею деятельности уже в советское время наиболее успешного из его учеников – В. В. Струве. Однако формулировка понятия «древний Восток» Тураевым, безусловно, опирается на опыт мировой и, в меньшей мере, русской науки его времени, и, чтобы установить ее предпосылки, необходимо для начала обратиться к этому опыту.
Как известно, в новоевропейской мысли понятие «Восток» впервые употребил в стадиальном смысле как обозначение этапа истории, предшествующего классической античности, Г.В.Ф. Гегель. Можно допустить, что склонность российской науки удерживать это его стадиальное значение в какой-то мере определяется влиянием гегельянства. При этом для Гегеля в данное понятие входили как Индия и Китай, так и ахеменидская Персия, в которой он видел синтез всех культур ближне- и средневосточного ареала [78]. Примечательно, что на первом этапе своего творчества, в статье 1892 г. для «Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона», Тураев относится к такому соединению в одном понятии трех макрорегионов Востока резко отрицательно. Подчеркивая изолированность Индии и Китая, он говорит, что Гегель «придумывает связь фантастическую» между ними и Ближним Востоком, и солидаризуется с Л. фон Ранке, который «решительно выкидывает историю этих двух стран» в отличие от тех историков, что «продолжают видеть в древней истории комплекс частных историй» [79]. Как видно, для Тураева уже на этом этапе история древнего Востока представлялась прежде всего процессом, вовлекающим в себя сразу целый ряд народов.
Обосновать характер этого процесса во второй половине XIX в. удалось Г. Масперо, издавшему в 1875 г. однотомную «Древнюю историю народов Востока», а в 1895–1899 гг. – уже трехтомную «Древнюю историю народов классического Востока» [80]. В последнем труде сформулировано понятие «классический Восток», приобретшее относительную известность и, в частности, использованное при частичном переиздании знаменитого труда Тураева в 1924 г.: оно включает в себя, ожидаемым образом, цивилизации Ближнего и Среднего Востока, тесно связанные с античным миром. Для их истории Масперо вырабатывает последовательную и в целом не вызывающую возражений и с позиций сегодняшнего дня периодизацию, этапам в которой соответствует деление его труда на тома: первый том («Начало: Египет и Халдея») описывает историю цивилизаций долины Нила и Месопотамии, развивавшихся изолированно до середины II тыс. до н. э.; второй том («Первые смешения народов») – позднебронзовый век в современной терминологии, когда Ближний Восток действительно впервые становится ареной единых экономических и геополитических процессов; третий том («Империи») – время его политической интеграции в составе «мировых держав» I тыс. до н. э., вплоть до завоеваний Александра. Детерминантой истории классического Востока для Масперо является нарастание взаимодействий между очагами его цивилизации вплоть до их полной политической интеграции, и в целом этот процесс генетически предшествует эпохе эллинизма. Другой аспект по сути дела этого же процесса был обозначен в 1890-х годах Эд. Мейером в рамках его циклистской концепции древней истории. Крайне неверно, как это нередко делается, сводить суть этой концепции применительно к древнему Востоку исключительно к определению его общества как феодального [81]: в рамках полемики с К. Бюхером для Мейера было принципиально важно, что развитие Египта, Месопотамии и в целом ближневосточного региона было динамичным, в нем неуклонно нарастала значимость экономических связей и товарно-денежных отношений, достигшая максимума в середине I тыс. до н. э. [82] Характерно, что для Мейера важнейшим рубежом, завершающим изложение в его «Истории древности», послужило не начало эллинизма, а этап середины IV в. до н. э., когда классическая греческая история заканчивается падением греческого господства на Сицилии и возвышением Македонии и исторический процесс и в Греции, и на Востоке приобретает некое новое качество [83].
Пока мы не затронули вопрос о появлении в науке самого термина «древний Восток», который, как мы видели, не употребляет Масперо. Нет сомнений, что этот термин появляется в немецко-язычной науке, что, кстати, хорошо объясняет его восприятие в научной традиции нашей страны, в XIX – начале ХХ в. находившейся прежде всего под немецким влиянием. Стоит обратить внимание на следующее: мы не видим этого термина во «Всеобщей истории» Георга Вебера, которая пользовалась большим авторитетом во второй половине XIX в. Первый том первого издания этого труда, посвященный истории древнего Востока, включая Индию и Китай, называется “Geschichte des Morgenlandes”; в русском переводе второго издания к этому названию прибавляется уточнение: «История Востока, изложенная сообразно новейшему состоянию исторических знаний о древнем Востоке» [84]. Это уточнение, насколько можно судить, исходит от переводчика, каковым, кстати, был вернувшийся из ссылки Н. Г. Чернышевский (его стремление «“очищать” Вебера» отметил со ссылкой на одного из тогдашних рецензентов еще Набоков в знаменитой четвертой главе «Дара» [85]); в оригинале немецкого второго издания первый том просто удержал свое исходное название [86]. Однако в 1873 г. в Лейпциге выходит книга некоего К. С. Волльшлегера под названием «Всемирно-исторический обзор истории древнего Востока (до начала греко-персидских войн)» [87]; а в 1876 г. известный антиковед А. фон Гутшмид посвящает методологической критике работ современных ему ассириологов брошюру «Новые работы по истории древнего Востока. Ассириология в Германии» [88]. В 1884 г. появляется первый том первого издания «Истории древности» Эд. Мейера
