Игорь Данилевский - Русские земли глазами современников и потомков (XII-XIVвв.). Курс лекций

Данилевский И.Н

РУССКИЕ ЗЕМЛИ ГЛАЗАМИ СОВРЕМЕННИКОВ И ПОТОМКОВ (XII–XIV вв.)

Курс лекций

ПРОДОЛЖЕНИЕ РАЗГОВОРА

(вместо еще одной вводной лекции)

Завершая предыдущий цикл лекций, я очень коротко остановился на исторических судьбах Древнерусского государства. С одной стороны, это дало нам необходимую перспективу, с другой избавило от подробного анализа той самой событийной истории, которая составляет костяк, практически, любого лекционного курса по отечественной истории, освещающего период так называемой удельной (или, как ее часто у нас называют, феодальной при условии, что мы признаем существование на Руси XII–XIII вв. феодальных отношений) раздробленности. Уход от такого объектного освещения истории нашей страны дает, как мне представляется, ряд некоторых преимуществ.

Нам теперь можно не тратить время на то, чтобы пересказывать невероятное количество фактических сведений, касающихся конкретных деталей каждой из выделяемых историками сторон исторического процесса на той или иной территории при учете подвижности ее границ во времени. Как мне представляется, это задача вообще вряд ли выполнимая. Для связного изложения каждой отдельной группы подобных сведений было написано множество монографий и специальных статей. И при этом ни одна из затронутых тем не может считаться закрытой. Дело здесь даже не в том обилии историософских концепций, каждая из которых по-своему освещает исторический процесс. Пожалуй, важнее, что информация, предоставляемая нам источниками, как правило, неоднозначна, противоречива и в подавляющем большинстве случаев вообще не поддается верификации. Причем надежда найти последнее доказательство, которое окончательно поставило бы точку в ученых спорах относительно того, скажем, принимало или не принимало участие в каком-либо событии то или иное историческое лицо, о котором, кроме имени, нам, по большому счету, ничего не известно, практически равна нулю.

«…Так, могут до бесконечности продолжаться споры, Нестор ли написал Повесть временных лет[Далее в цитатах встречается в сокращении ПВЛ.]. Правда (заметим в скобках), наши представления о самой Повести от этого ничуть не изменятся, да и сколько-нибудь существенной информации о Несторе, положа руку на сердце, в общем-то, не прибавится. Именно об этой ситуации с отчаянием писал новейший исследователь летописных текстов В. К. Зиборов. Сетуя на сложность своего источника, он отмечал, что заниматься им не просто трудно, а чрезвычайно трудно: столь многовариантными и несхожими получаются решения у разных исследователей. Например, некоторые историки считают поход Кия на Царьград действительным фактом, другие же относят его к легендам, а третьи рассматривают его как результат неверного умозаключения одного из летописцев конца XI в.»[1].

Естественно, споры относительно историчности (или легендарности) упомянутого события могут продолжаться до бесконечности, если, конечно, не будет обнаружен источник (надежда на что, еще раз подчеркну, исчезающе мала), подтверждающий глухое сообщение летописца. Между тем, оно, несомненно, исторично, но не в том смысле, который имеют в виду историки, спорящие, действительно ли Кий был и ходил ли он в Царьград. Оно вполне реально и представляет собой бесспорный историографический факт в качестве сообщения как такового.

Впрочем, проблема эта не нова. С ней столкнулись и не смогли сладить еще первые российские историки. Достаточно вспомнить, как рационалист М. В. Ломоносов вовсе не отказывался от совершенно недостоверных с позиций здравого смысла, коим якобы руководствовался великий естествоиспытатель, известий источников. Так, сообщение новгородского летописца о том, что Славенов сын Волхв в сей реке превращался в крокодила и пожирал плавающих, М. В. Ломоносов принял, что называется, на веру. Единственно, что он позволил себе в данном случае (заметим: подобный случай не был единственным!), пояснять, будто

«…сие разуметь должно, что помянутый князь по Ладожскому озеру и по Волхову, или Мутной реке тогда называемой, разбойничал и по свирепству своему от подобия призван плотоядным оным зверем»[2].

Не меньше впечатляет и догадка М. М. Щербатова по поводу того же сообщения. Наиболее крупный представитель дворянской историографии II-ой половины XVIII века[3], один из наиболее ярких и талантливых представителей русского дворянства[4] полагал, будто Волхв, грабивший проходящие суда, мог иметь на своем корабле изображение змея, что и породило по тогдашним суевериям столь странный образ у летописца[5].

Конечно, все подобные рациональные объяснения не что иное, как более или менее произвольные построения, основывающиеся на так называемом здравом смысле[6], т. е. на априорных представлениях о том, что может (а чего не может или не должно) быть. Представления же эти не в последнюю очередь определялись теоретическими взглядами и мировоззрением того или иного ученого.

Между тем, на алогичность здравого смысла обращал внимание еще Н. И. Надеждин:

Если три брата новгородские были, отчего же три брата киевские не были? Если предание о Вадиме храбром миф, почему же не миф щит Олега, прибитый к воротам Константинополя? Внешние критические ручательства одни и те же. Истина и там, и здесь представляется нам в одинаковом баснословном полусвете[7].

Причину Н. И. Надеждин видел в стремлении прагматиков подбирать факты по заранее намеченной ими схеме. Надо

«…систему выводить из фактов, считал он. Иначе история наша будет бесконечным шитьем Пенелопы, которое, вечно разделываясь, никогда не доделается»[8].

Несмотря на эти предостережения, прозвучавшие чуть ли не два века назад, историки (в подавляющем своем большинстве) предпочитают до сих пор пребывать в баснословном полусвете, до хрипоты споря о том, на день раньше или на день позже произошло интересующее нас событие (несмотря на то, что известие о нем дойдет до места назначения все равно не ранее, чем через месяц, и на реальный ход событий никак повлиять не может)…

Несомненно, тем не менее, что такой подход чрезвычайно продуктивен. Именно благодаря ему мы имеем развернутый историографический нарратив, посвященный древней Руси. В значительной степени он не потерял своего значения и по сей день. Однако уже давно ясно, что далеко не все сообщения источников могут непосредственно использоваться в подобных исторических реконструкциях. Причем число таких сообщений в древнерусских источниках достаточно велико.

Как мне представляется, это, в частности, связано с одной очень важной особенностью работы историка. Нам зачастую кажется, что мы изучаем объективную реальность то, что на самом деле происходило в прошлом. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что на самом деле нас интересует вовсе не собственно объективная реальность точнее, не то, что за этими словами представляется обыденному мышлению.

Скажем, вряд ли нас волнует тот факт, что однажды, около 227000 средних солнечных суток назад, приблизительно на пересечении 54 с.ш. и 38 в.д., на сравнительно небольшом участке земли (ок. 9,5 км2), ограниченном с двух сторон реками, собралось несколько тысяч представителей биологического вида Homo sapiens, которые в течение нескольких часов при помощи различных приспособлений уничтожали друг друга. Затем оставшиеся в живых разошлись: одна группа отправилась на юг, а другая на север…

Между тем именно это и происходило, по большому счету, на самом деле, объективно на Куликовом поле…

Нет, нас интересует совсем иное. Гораздо важнее, кем себя считали эти самые представители, как они представляли свои сообщества, из-за чего и почему они пытались истребить друг друга, как они оценивали результаты происшедшего акта самоуничтожения, и т. п. вопросы. Так что нас, скорее, волнует то, что происходило в их головах, а не то, что происходило «на самом деле»... Впрочем, и это такая же иллюзия… Так что, видимо, прав был М. Фуко, написавший:

«…дискурс а этому не перестает учить нас история это не просто то, через что являют себя миру битвы и системы подчинения, но и то, ради чего сражаются, то, чем сражаются, власть, которой стремятся завладеть»[9].

Именно поэтому заявление, что автор намеревается написать историю так, как она происходила в действительности, не более чем искреннее заблуждение того или иного автора либо намеренное введение в заблуждение читателя. Необходимо достаточно строгое разделение наших представлений о том, что и как происходило в прошлом, от того, как все это представлялось современникам. Неосознанная подмена того, что было на самом деле, образами, которые были порождены этим самым что было, а также отождествление современных образов с образами людей прошлого источник химер общественного сознания, основа для пропагандистских трюков самых разных свойств и качеств.