Мария Боброва - Марк Твен
«Гекльберри Финн» — «наивысший подъем в использовании диалектов литературой, наивысший из всех, какие Америка когда-либо имела»[309], — утверждает Пэтти в «Истории американской литературы».
Уже в «Прыгающей лягушке» и позже в «Закаленных» Твен использовал разговорную интонацию речи простого человека, ввел в свой литературный обиход язык рудокопов Невады, поэтичность народных выражений, непосредственность, грубоватость языка людей Запада.
Твен был первым американским писателем, сознательно ставившим перед собою труднейшую задачу: сохранить в литературном произведении свежесть, оригинальность, поэтичность народной речи, изгнать из литературного языка книжную нарочитость и вымученность.
Большое реалистическое содержание романа требовало от Твена своеобразия в языке. О народной мечте, о свободной жизни Марк Твен должен был рассказать языком американского народа. Он это и сделал, руководимый глубоким сознанием долга писателя.
«Язык нации — явление обширное, — писал Марк Твен в 1882 году, — он не исчерпывается манерой говорить, свойственной образованной горстке людей; язык, служащий достоянием большой необразованной части населения, должен приниматься в соображение»[310].
Диалект Гека и язык негра Джима — плод больших лингвистических изысканий Марка Твена. Об этом он сам говорит в предисловии к роману:
«В этой книге употреблено несколько диалектов, а именно: диалект миссурийских негров, особенные формы диалекта лесных местностей северо-запада, обыкновенный провинциальный диалект и его четыре варианта. Все нюансы употреблены не случайно, не предположительно, а потому, что имелось тщательное и заслуживающее доверия личное ознакомление с этими несколькими формами речи».
Свободное и смелое введение просторечья белых и негров в литературу производило в ней целый переворот. Марк Твен оказался родоначальником нового типа литературного американского языка — обогащенного главнейшими диалектными формами, имеющимися в общенародном языке.
Разговорная речь Гека и Джима — это не только бытовой лексикон, это поэзия сказок, легенд и преданий, это язык мечты и сердечных признаний. Фраза точно и гибко воспроизводит интонацию живой разговорной речи. Повествование от первого лица помогает лучше видеть героев, привносит остроту в изображение, сохраняет у читателя ощущение живого разговора с героем. Оно дает автору еще и то преимущество, что душевный мир героя (образ мыслей, чувств, логика поведения) остается все время в центре внимания читателя; события преломляются сквозь психологию рассказчика и предстают в той временной связи, когда они становятся ему известными. Последнее дает возможность усложнять сюжет (делать отступления, оставлять нечто неразгаданным и т. д.). В данном случае эта манера имеет еще одно важное значение: Гек — «простак» — все время оценивает жизнь буржуазного общества с точки зрения простого человека. От этого тускнеет мишура «приличной» жизни, условности кажутся смешными, яснее проступает правда. Достигается такой эффект с помощью создания вокруг героя особой лексической среды. Речь Гека Финна изобилует нарочитыми «прозаизмами» («низкий» речевой строй), обилием жаргонных и диалектных словечек, пародийным несоответствием между языком и объектом описания (последнее всегда дает комический эффект).
Твен-реалист знает, что в стиле речи действующих лиц отражаются социальные вкусы, уровень культуры, социальная обстановка, драматизм ситуации и многое Другое.
В доме вдовы Дуглас «тихо, как в могиле». Этого достаточно, чтобы понять Гека, возненавидевшего мертвечину и весь уклад богатого «цивилизованного» общества.
Твену не нужно описывать подробно неподвижный, сонный быт арканзасской деревни, достаточно показать, как на ее улице, в черной густой грязи, развалилась огромная свинья с таким довольным видом, «точно она жалованье за это получает» (as if she was on salary).
Культурный уровень «герцога» характеризуется той мешаниной, которую он называет «монологом Гамлета», а «король» раскрывается в одной фразе, когда он представляется: «Ваши глаза взирают в эту самую минуту на несчастного дофина Луя семнадцатого, сына Луя шестнадцатого и Мэри-Антонеты».
Суеверный Гек не может передать драматизм описываемого и страх, который он при этом переживает, без введения в рассказ грома и молнии. Поэтому вспышки молнии освещают разбитый пароход, разрытую могилу Питера Уилиса, потерянный челнок, дорогу в темной ночи и т. д.
Твен изображает комизм и напряженность сцены, когда Гек и Том проползают ночью мимо выслеживающего их Джима и замирают надолго в неудобных позах, одной лишь фразой: у Гека в эти секунды «в одиннадцати местах зачесалось».
Портрет пропойцы отца, находящегося на грани белой горячки, Гек передает такой деталью: кожа на*лице у пьяницы была неестественно бледной, напоминала «рыбье брюхо», так что «смотреть было противно». Этим выражено предельное равнодушие сына к опустившемуся отцу.
Краткие диалоги, реплики героев столь насыщенны, что иногда в одном слове, в одной фразе с предельной простотой и трагичностью раскрывается сущность социального уклада.
Вот сцена разговора между Геком и тетей Салли. Она стоит целых фолиантов исследований о положении негров в Америке.
Гек рассказывает вымышленную историю о том, как на пароходе лопнул котел. Тетя Салли ужасается:
«— Боже милосердный! Кто-нибудь пострадал?
— Нет, м'м! Только одного негра убило (No'm, killed a nigger).
— Ну, это еще слава богу, а бывает, людей убивает (It's lucky, because sometimes people do get hurt)».
Так говорит Гек, который считает Джима своим собратом по жизненным бедам; так говорит тетя Салли, добродушнейшее существо на свете. В этом диалоге выражена общепринятая «мораль» рабовладельческого общества. И несмотря на то, что она оставляет свои следы в сознании Гека Финна, в его языке, — вся жизненная практика отважного мальчика проходит вопреки ей.
Реализм Марка Твена достиг большой глубины и обобщающей силы.
«Приключения Гекльберри Финна» — роман о свободе — стоит в центре всего творчества Марка Твена. Вокруг него — до и после — созданы произведения, в которых Твен показывает, как уродливо складывается жизнь людей, подчинившихся влиянию растлевающей буржуазной среды (Дильворти, Селлерс, Эндрью Ленгдон, Ричардсы и др.).
Утверждая тезис: свобода — необходимейшее условие жизни человека, Твен показывает духовный рост людей, сбросивших с себя цепи духовного и физического рабства.
В романе выявляются новые для Марка Твена принципы типизации. Создавая характеры, автор заставляет их развиваться и проявляться в действии. Это придает роману динамичность, делает его глубоко правдивым произведением.
* * *Во все периоды своего творчества Марк Твен оставался превосходным новеллистом.
Рассказ Марка Твена — чаще всего анекдот, то есть предельно лаконичное, юмористическое столкновение фактов, лежащих в разных плоскостях. Оно порождает неожиданный результат — то, что в классической новелле называется «новеллистическими поворотами»; обычно в нем, как в фокусе, сконцентрирован социальный смысл новеллы.
Рассказы второй половины 70-х и 80-х годов могут быть объединены в три цикла: бытовой и нравоописательный, литературно-пародийный и социально-политический. Границы этих циклов условны, потому что бытовой рассказ Марка Твена легко переходит в социальную сатиру, а сюжет рассказа на социально-политическую тему всегда включает бытовые детали.
В рассказах 70-х годов сохраняется много черт, характерных для народной юморески. «Болтовня гробовщика» (1874) написана на тему о знакомых читателю «веселых затеях» умирающего, который отправляется к праотцам под звуки разудалой песенки «Как ухлопали хорька».
Традиционный образ в народном юморе — простак, столь характерный для раннего творчества Марка Твена, снова возникает в «Разговоре с интервьюером» (1875)[311]. Он претерпел изменения: исчезло добродушие, появилась рассчитанная наивность, самоуверенность и дерзость. Теперь простак — виртуоз-горожанин, играющий роль «вежливого идиота» столь артистично, что репортер-собеседник чуть не спятил с ума. Комизм рассказа — нарастание грандиозных нелепостей, которые обрушивает на голову слушателя «учтивый», «искренний» простак. Твен сохраняет излюбленный в народном юморе прием: комическое преподносит в виде ошеломляющих нелепостей. С их помощью простак дает запоминающийся урок назойливому репортеру.
В «Набросках праздного путешественника» (1878) также чувствуется непосредственная связь юмора Марка Твена с фольклорной традицией. Рассказ представляет собою серию «кладбищенских» анекдотов в духе фронтира. Два старика выбирают места на кладбище для собственных могил; хлопочут при этом, чтобы места были «с видом», чтобы были сухие (а мокреть пусть достается соседу). В «Наброски» входит и замечательный по своей юмористической заостренности «Рассказ больного». Рассказчик и проводник вагона всю долгую зимнюю ночь безуспешно борются с трупным запахом; сначала поливают весь вагон карболовой кислотой, потом жгут перья, сушеные яблоки, листья табака, серу, старые башмаки, тряпки.
