Умершие в мире живых. Европейские исследования - Коллектив авторов
Из всех некрологов именно «письма» отличаются максимальной нацеленностью на общение с умершим. Сама форма текста предполагает наличие адресата, который по какой-то причине физически недоступен: обращение во втором лице и соблюдение канонов оформления (указание адресанта, подпись) превращают некролог в способ отправить сообщение на тот свет. Умерший, перешедший эту грань, не может ответить адресанту тем же образом, но его существование в качестве адресата гарантируется самим фактом письма, а способность ушедшего получить послание не подвергается сомнению. «Живая» коммуникация выстраивается и за счет проговаривания чувств и выражения любви, отсылок к общим воспоминаниям («Ты помнишь, как я впервые взял тебя в полет на своем самолете?»), сообщений новостей («Мой экзамен прошел хорошо, и я хочу посвятить его тебе, милый дедушка Агнар, и милому дедушке Тоумасу, который тоже покинул нас месяц назад» [МБЛ, 23.06.2010: 21]), изредка даже критике (ведь о недостатках умерших не принято говорить)[33] или намекам на некие обстоятельства, понятные только автору и его «корреспонденту», но не читателям МБЛ, которые в этом случае полностью исключены из круга адресатов.
Кажется, когда мы впервые встретились, Рагги, я несколько оробел. Мне было 17 лет, и мы как раз ругались с твоей дочерью. Но моя робость оказалась безосновательной – ты, как и другие члены твоей семьи, сразу же принял меня и всегда хорошо ко мне относился. Вы с Эльсой открыли для меня свой дом. <…>
В жизни у всех нас есть свои слабости, и не всегда получается разобраться с ними и стать цельным. В твоей жизни были главы, которые, как мне кажется, ты предпочел бы закрыть, но все же ты никогда не признавал, что твоей жизнью порой правил Бахус, меняя твой образ, делая его иным, чем ты хотел бы выглядеть. Этот «скелет» остался висеть в шкафу. Также не исключено, что ты был недоволен моими решениями в последнее время, но я верю, что теперь, когда ты видишь всю картину, ты лучше их понимаешь. <…>
И я хочу сказать одному из моих самых дорогих спутников на жизненном пути: «Пока мы не встретимся вновь, доброго пути, наслаждайся, позволь свету осветить свой путь и не суди себя слишком строго».
Твой зять Бергстейнн (МБЛ, 23.06.2010: 22).
Сдвиг внимания автора от читателей к умершему корреспонденту и нарушение баланса «общественное – личное» в некрологах подтверждаются нелюбовью исландской интеллигенции к «письмам», публикуемым в МБЛ. В 2000‑х гг. среди историков, писателей, журналистов начинается массовое возмущение по поводу возникновения новых форм поминальных текстов. Классические образцы некрологов, согласно этой точке зрения, были «публичными», нацеленными на широкую аудиторию газеты (т. е. на все исландское общество) и представляли собой культурную и историческую ценность благодаря содержащейся в них информации о жизни усопших и об ушедших временах[34]. Они были написаны в соответствии с правилами, хорошо структурированы и в идеале являлись самостоятельными литературными произведениями. Напротив, новые формы, возникшие во второй половине 1990‑х гг. и быстро завоевавшие популярность, с позиции исландских интеллектуалов, вели к деградации жанра некролога и отчасти, как следствие, к деградации общества в целом. Слишком личные, аморфные и малоинформативные «письма» усопшим считаются неподходящими для главной газеты страны: они ничего не говорят о жизни умерших представителей исландского общества, но слишком много – об эмоциях авторов, которые уместнее было бы разделить с семьей, нежели выносить на страницы печатного издания.
Гвюдмунд Ауртни Торссон в своем докладе 1999 г. объявил о «смерти традиционного некролога»[35] и о появлении нового типа отношений между автором, его произведением и обществом (Thorsson 1999). Тема, поднятая Гвюдмундом, оказывается неожиданно острой: в 2000 г. в воскресном спецвыпуске газеты МБЛ Гвюдрун Эгильсон публикует статью с характерным названием «Бесстыдные письма» (Skammlaus skrif), в которой цитирует свою подругу: «Я пригрозила своим внукам, что воскресну, если после моей смерти они посмеют написать мне письмо в “Моггу”[36] с благодарностью за блинчики» (Egilson 2000). Конечно, возмущение подруги автора, как и ее самой, вызывает не сам факт написания некролога, а его выхолащивание как жанра: часто подобные тексты, с одной стороны, слишком интимны для постороннего читателя, а с другой – слишком шаблонны для искреннего выражения чувств (стандартная благодарность бабушкам за блинчики и прочее угощение – один из самых частых элементов некрологов, написанных внуками). Некрологи, считает Гвюдрун, требуют работы над текстом, проделать которую сраженный горем человек чаще всего не в состоянии. Получающиеся в результате письма-«имэйлы» превращаются в «эмоциональную отдушину» (tilfinningaleg útrás) для автора, и это проявление неуважения как к умершему, так и к читателю – проблема, таким образом, переходит в плоскость «стыда или чести». Читательница газеты, преподавательница исландского, в своем письме в редакцию благодарит Гвюдрун за то, что она подняла эту тему, и пишет: «…часто очень неприятно читать о сложных личных проблемах в некрологах, и это очень неуважительно по отношению к покойному и всем заинтересованным лицам» (Ragnheiður Margrét Guðmundsdóttir 2000). В 2001 г. МБЛ публикует интервью с Сёльви Свейнссоном, директором гимназии, историком (автором курса «Что можно писать, а что нельзя», о котором уже упоминалось выше). «Нельзя писать», считает Сёльви, как раз некрологи-«письма», в них отсутствует необходимая дистанция между автором и умершим, они слишком интимны и эмоциональны. Все это превращает текст, который должен увековечить память усопшего, в отдушину для чувств скорбящего. Раздел некрологов газеты нуждается в более строгих правилах: нежелательны тексты, написанные близкими родственниками (по той же причине), некрологи детям, которые не являются самостоятельными членами общества, и свежесочиненная поминальная поэзия – помимо излишней эмоциональности, она часто сложена с ошибками (Sölvi Sveinsson 2001). Еще более радикальный взгляд у Сигурда Тоура Гвюдмундссона, который в своей статье 2001 г. призывает покончить с укоренившейся в традиции «священной национальной ложью», отказаться от привычных некрологов, которые восхваляют умершего вне зависимости от того, каким человеком он был в реальности, и публиковать максимально объективные тексты, основанные на сухих фактах жизни человека (Sigurður Þór Guðmundsson 2001). Наконец, журналист Андрьес Магнуссон в своем блоге критикует раздел некрологов МБЛ за несоразмерно большой объем и неграмотное изложение: расположенные в центре газеты тексты о мертвых составляют ее «ось», являясь своеобразной визитной карточкой МБЛ и привлекая читателей, но в то же время ориентируют ее на прошлое, а не на будущее, мешая развитию издания. Автор предлагает отказаться от практики «частных некрологов» с ее ложной демократичностью, ограничившись текстами на смерть выдающихся исландцев, написанными профессионалами (Andrés Magnússon 2007a; 2007b)[37].
Очевидно, что все эти тексты объединяет претензия к нарушению границ частного
