Эмма Марс - Спальня, в которой мы вместе
Наша кожа еще горела, когда мы направлялись в сторону «Шарма», где нас ждал праздничный ужин с шампанским, который я заказала у Исиама и который, вероятно, уже остыл. Но это было не важно. Мы не чувствовали голода. Тут же утащив Луи в недавно отремонтированную комнату номер три, я раздела его медленными и осторожными движениями, как обычно стараются делать при крупных ожогах. Я обращала внимание не только на татуировки… Я чувствовала, какой он особенно хрупкий сейчас… Я не хотела, чтобы на него так сразу обрушился весь этот слишком свежий ветер жизни на воле. Я хотела, чтобы каждый кусочек его снова свободной кожи был покрыт поцелуем. Потому что не только его душа вышла из тюрьмы. Но также лицо, губы, живот и член. Я покрывала поцелуями затылок, плечи, торс, лаская Луи везде, где его тело нуждалось в моем тепле.
Я вспомнила, как несколько лет назад, когда мои будущие книги были всего лишь просто отдельными отрывками без структуры и общего сюжета, я описала «5 наивысших моментов наслаждения в “Шарме”». И в этот вечер я хотела воспроизвести их все для того, чтобы наверстать два с половиной года, проведенные без секса.
Когда Луи был полностью раздет, я поцеловала каждую из его татуировок, конечно, кроме той, которую ему только что сделали. Темные ложбинки его тела казались мне воротами, и к ним было достаточно прикоснуться губами, чтобы Луи полностью открылся передо мной. Его тонкий член поднялся. Я встала на колени, чтобы принять его в свой рот, как принимают бродягу, которому больше некуда идти. Глаза Луи были закрыты. Каждый его мускул дрожал под кожей, и от волнения он весь покрылся мурашками. Должно быть, Луи представлял эту сцену тысячи раз. Но сейчас, когда она происходила наяву, сейчас, когда мой язык давил на его член и насмешливо извивался вокруг него, он молча придерживал мою голову. И не двигался.
– Остановись, – прошептал он. – Постой, это слишком хорошо. Я так очень быстро кончу.
И в самом деле, судорога уже пробежала по его члену. Он испытывал такое сильное желание, что все его тело стало настолько чувствительным, что превратилось в одну сплошную эрогенную зону. Сейчас даже простого прикосновения было достаточно, чтобы довести Луи до оргазма.
Тогда у меня появилась идея: чтобы он не мог так быстро кончить, я решила лишить его чувств, которые многократно усиливали возбуждение. Протянув руку за спину, я закрыла за нами дверь комнатки и выключила свет. Наступила почти абсолютная темнота. Мы должны были вновь познать друг друга на ощупь, вслепую. Мы станем обращать больше внимания на запахи, которые усилятся в ограниченном пространстве, на контакт наших пальцев и губ, на мимолетные и неловкие удары между нашими нетерпеливыми телами. Нам потребовалось всего одно мгновение, прежде чем мы оба, на ощупь, нашли свое место рядом друг с другом. Стоя возле меня, его член между моих ягодиц, он погрузил в меня палец. Луи ласкал меня ненасытно, без остановки, до тех пор, пока первая волна оргазма не накрыла меня и не залила всю его ладонь липким соленым соком.
Услышав последовавшие за этим звуки, я догадалась, что он облизывал свои пальцы, наслаждаясь моим удовольствием. Проведя ладонью по обнаженной головке его члена, я заметила истечение семенной жидкости, знак того, что он тоже близок к апогею.
Комната была такой узкой, а складная кровать такой маленькой, что я спрашивала себя, как Арман и Гортензия могли заниматься любовью в таких условиях. Однако именно тут, без сомнения, они зачали мальчика, которого я сейчас прижимала к своей груди. Интересно, в какой позе они это сделали? Какая неудобная позиция произвела на свет существо, которым я так дорожила? Я хотела бы, чтобы они оказались здесь и прошептали мне на ухо секретную формулу, чтобы и мы, в свою очередь, зачали ребенка в маленькой тайной комнате в сердце «Шарма».
Попробовав все позы в этом небольшом пространстве, мы остановили выбор на вертикальной позиции. Это было лучшее решение для того, чтобы мы оба могли получать максимальное наслаждение. Луи знал, что, кроме глубоких проникновений, я также очень люблю те, которые позволяют стимулировать переднюю стенку влагалища. Поэтому он повернул меня лицом к стене и устроился сзади, прильнув низом живота к моим ягодицам, расположившись ровно на таком расстоянии, чтобы дать своему члену касаться моей щели, полностью мокрой от желания. Таким образом, при каждом проникновении его уздечка водила по бугристой поверхности взад и вперед, словно смычком, пытаясь вырвать оттуда ноту. Но звуки исходили не из влагалища, а из моего горла. Пронзительный хрип, затем восхищенные стоны. Оргазм Луи был таким сильным, что я почувствовала, как его левое колено резко согнулось под весом наших слившихся тел.
– Все в порядке? – инстинктивно забеспокоилась я.
Луи ответил нежным покусыванием моего затылка. Он сдерживал свой голод, свое желание поглотить меня всю целиком. Его член содрогнулся в последнем приступе и еще раз надавил на мою заветную точку.
Я думала, что мы отныне обладаем всей гостиницей, чтобы любить друг друга, что мы будем сплетаться в объятиях в самых прекрасных комнатах Парижа. Мы станем заниматься любовью под благоволящим взглядом самых отчаянных куртизанок: Жозефины Богарне, Марии Бонапарт, Прекрасной Отеро и всех остальных, – но всегда будем возвращаться сюда, чтобы любить друг друга в этой маленькой темной неудобной каморке, отныне и во веки веков.
И, так как тень его родителей все еще витала здесь, я не смогла больше сдерживаться.
– Ты знаешь, кто еще занимался здесь любовью?
Сначала он не поверил. Затем, одевшись, выслушал мои аргументы, подтвержденные документально. Он был шокирован, но ему пришлось признать, что я права. Я приложила все усилия, чтобы смягчить жестокость этого откровения. Но по мере того, как я двигалась вперед, рассказывая, я видела, как он закрывался в себе, словно улитка, забирающаяся все глубже в свою раковину.
Когда я закончила, его лицо было напряжено и искажено пугающей гримасой. Потухшим, но крайне решительным голосом он приказал мне:
– Позови его. Сейчас.
Он стучал своей тростью по полу.
– Подожди…
– Скажи ему, чтобы он пришел сюда! – глухо прорычал Луи.
Арман отреагировал на мое неожиданное приглашение на удивление спокойно, не возражая и не проявляя излишней скромности. Должно быть, он ждал этого с момента своего появления на кладбище Рокабей. Может, даже надеялся на это. Исиам, несомненно, сообщил ему по простоте душевной о работах, которые проводились в комнате три. С тех пор Арман знал, что приближается момент истины.
Когда два часа спустя он появился на пороге «Шарма», месье Жак тотчас же сообщил мне. Луи настоял на том, чтобы разговор с этим мажордомом – он не называл его никак иначе – состоялся в нейтральном месте. Маленькая гостиная справа от главной двери подходила идеально. Мы спускались туда по лестнице, когда, стоя на одной из последних ступенек, я заметила Армана, сгорбленного и еще сильнее состарившегося с момента нашей последней встречи.
– Здравствуйте, Эль, – поприветствовал он меня слегка дрожащим голосом. Вымученная улыбка исказила его морщинистое лицо.
– Здравствуйте, Арман.
Отец и сын не осмелились протянуть друг другу руки, Арман лишь чуть заметно робко кивнул, приветствуя Луи. Тот тяжело рухнул в кресло красного бархата, как пораженный молнией. Было ясно, что мой муж не сделает ничего, чтобы сгладить неловкость, и что вести этот непростой разговор придется мне.
– Вы знаете, зачем я попросила вас прийти сюда. Не так ли?
– Да, – признал он, опустив голову, словно провинившийся ребенок, пойманный с поличным.
Одетый, как всегда, в свои бессменные бархатные брюки и застегнутый на все пуговицы вязаный жилет, Арман казался персонажем, сошедшим с экрана черно-белого кино. Он мог бы играть там роль учителя начальных классов или вышедшего на пенсию слуги, которого его неблагодарные хозяева отправили на покой.
Как и «Рива», с которой случилась беда в «Рош брюне», Арман провел свою жизнь в зависимости от семьи Барле. Он всегда оставался на заднем плане, едва осмеливаясь заявлять о собственных нуждах, не говоря уж о законных желаниях. Я на секунду вдруг вспомнила о моторной лодке из лакового дерева и подумала: что же с ней могло стать дальше после продажи виллы на торгах? Наверняка она закончила свою жизнь на свалке или была списана на дрова для отопления и ее сожгли во время суровой зимы.
Краем глаза я наблюдала за Луи, опасаясь, как бы он не набросился на старика или, напротив, не рухнул без сознания.
И вдруг Арман резко заговорил. Задыхаясь, с раскрасневшимися от волнения и алкоголя щеками, он шел напролом, прямо к цели.
– Все, что можно было сделать, я и Гортензия сделали… Мы сделали все, чтобы сохранить семью.
Экономическая империя Барле, прекрасная семья, в которой были Андре, Гортензия, Дэвид и Луи, каникулы в Динаре, прогулки по морю на «Риве»… Чтобы не испортить эту красивую картинку, Арман согласился отказаться от всего. И в первую очередь от возможности объявить во всеуслышание о своей большой любви к Гортензии.
