Кристина Брук - Без ума от графа
Она выглядела словно прекрасная богиня. Возможно, как Афродита? Она сочетала в себе невинность и порочность, чистоту и грех – подобная смесь всегда возбуждала его.
– Боже мой, что за женщина. Ты хочешь, чтобы меня хватил удар? Чтобы я прямиком отправился на тот свет?
Она обернулась, на ее губах играла улыбка искусительницы.
Их тела сплелись в одном бешеном и страстном порыве, а потом они оба, расслабленные, довольные незаметно заснули. Проснувшись, утром, Гриффин увидел, что Розамунда лежит на боку, спиной прижавшись к нему. Его дружок тут же возбудился, и, не удержавшись, он овладел ею, возбуждая ее и вызывая острое наслаждение.
– Мм, – тихо прошептала она, – как приятно вот так просыпаться.
Она прильнула к нему.
– Может, у тебя еще кое-что осталось в запасе – порадовать меня?
– А как ты думаешь? – сгорая от желания, отозвался он.
Глава 22
Они еще лежали в постели, когда Розамунда решилась заговорить о том, что очень волновало ее.
Розамунда хотела обсудить все это еще вечером, после возвращения Гриффина из клуба, но он застал ее врасплох, именно в тот момент, когда она примеряла один из шокирующих нарядов, сшитых портнихой Джейн, которую ей порекомендовала Сесили.
А потом все покатилось, и уже никак нельзя было остановиться. Нет, она ничего не имела против занятий любовью, но во время их страстных слияний говорить о Мэддоксе было невозможно, да и сейчас неудобно. Гриффин счел бы это попыткой манипулировать им и встал бы на дыбы.
Но разве рано или поздно об этом не пришлось бы начать беседу? Скрепя сердце Розамунда решила приступить, пусть издалека, к интересующему ее предмету, тем более что она видела, в каком прекрасном благодушном настроении пребывает Гриффин.
– Наверное, я всю следующую неделю просижу дома, – сказала она, сладко потягиваясь.
– Какое несчастье. Тогда мне придется быть все время рядом с тобой.
– Бедненький! Как ты сможешь пережить это?
Он поцеловал ее. Глядя ему в глаза, Розамунда решилась.
– Гриффин, мне надо поговорить с тобой.
– Я так и знал, что хорошее рано или поздно заканчивается. Говори, я внимательно тебя слушаю.
– Я хочу поговорить о Жаклин и мистере Мэддоксе.
Гриффин чертыхнулся. Розамунда взяла его за руку.
– Я не собираюсь снова докучать тебе, но не могу взять в толк, Гриффин, почему тебе не нравится, что Мэддокс ухаживает за Жаклин. Вчера она была вся в слезах. Я хотела бы знать почему.
– Откуда мне знать? – Гриффин обхватил голову руками. – Женщины плачут из-за разных пустяков. По поводу и без повода.
– Но только не Жаклин, – возразила Розамунда. – До этого я видела ее плачущей всего один раз, когда ты…
Она запнулась, поняв, что дальнейшие ее слова обидят его.
– Когда я… Что еще я сделал, дорогая? Смелей, я привык к тому, что меня считают чудовищем. Ну давай. Нечего щадить мои чувства.
– Хорошо. Слушай. Она думала, что ты послал ее в Бат только потому, что она причиняла тебе слишком много хлопот и тебе это надоело.
Хриплое дыхание со свистом вырвалось из груди Гриффина, словно он получил тяжелый удар.
– Она не могла так думать. Она так не думала.
– Возможно, это звучит не очень приятно, но боюсь, что она думала именно так. Я попыталась успокоить ее, но тогда мы были мало знакомы и, полагаю, мне не удалось этого сделать.
– Да, ну и дела, – тяжело вздохнул Гриффин.
– Но мне хочется поговорить не только об этом, – вдруг вырвалось у Розамунды. – Жаклин призналась мне, что согласна с тобой: ей не стоит выходить замуж за мистера Мэддокса.
Гриффин почувствовал облегчение.
– Хорошо, что у нее есть хоть крупица благоразумия.
– Но почему? – вскипела Розамунда. – Мэддокс подходит во всех отношениях. Он даже живет рядом с Пендон-Плейс. Жаклин не придется расставаться с нами.
– Тебе будет не хватать ее, если она уедет? – удивился Гриффин.
– Конечно! Я полюбила ее. И если она окажется несчастной… Думаю, Жаклин не будет счастлива без Мэддокса. Почему им нельзя быть вместе?
– Девер не позволит.
– Дорогой, ты только скажи, и я попытаюсь уговорить Девера. Герцог Монфор имеет на него очень большое влияние. Уверена, он сможет убедить Девера, причем за такое короткое время, которое требуется для того, чтобы сложить вместе два и три. Я уверена, что это не может быть единственной причиной против. Если бы все было так, Жаклин не согласилась бы.
– Хватит об этом, – резко произнес Гриффин. Он сел, спустив ноги с кровати. – Поверь мне, так будет лучше.
– Поверить тебе? – возмутилась Розамунда и тоже села в постели, прижав к груди одеяло. – Почему я должна верить тебе, когда ты мне совершенно не доверяешь?
– Я не могу все открыть тебе, потому что это не моя тайна. Все держится в секрете по очень серьезной причине. Даже Джекс так считает. Если не веришь мне, тогда прислушайся к мнению той же Джекс. Все хорошо.
– Ты считаешь, похоронить любовь – хорошо? Как же так можно? Что может быть важнее и сильнее любви?
– Ты так полагаешь? В таком случае скажи: ты ставила любовь превыше долга, когда выходила за меня замуж?
– Нет, – тихо ответила она. – Не ставила.
Он взглянул на нее, и по выражению его лица было видно, как больно ему было слышать такой ответ.
В голове Розамунды вихрем взметнулись мысли – безрассудные и вызывающие. Она выскажет ему все начистоту, чего бы это ей ни стоило. Может, это что-то изменит в их отношениях – все равно у нее не было больше сил сдерживаться. Она решила быть с ним честной до конца.
Твердо и решительно она сказала:
– Я не ставила долг выше любви, потому что в данном случае это было одно и то же. Я люблю тебя, Гриффин, и всегда любила.
Их взгляды встретились, и в тот же миг в его глазах вспыхнула и радость и надежда.
Признание Розамунды так сильно подействовало на Гриффина, что у него перехватило дыхание и радужные кольца поплыли перед глазами. Всю глубину и важность ее слов он понял скорее не умом, а сердцем. Однако это было не только приятно, но и мучительно больно.
В таких случаях говорят, что стрела Амура попала в сердце, но ему казалось, что его как будто ударили ножом.
Раньше никто не говорил ему таких слов. Его любят – это прозвучало как удар грома. Он не верил собственным ушам. Конечно, мать любила его, но он не помнил, чтобы она говорила ему о своей любви. Его душа буквально изголодалась по любви.
Было горько, даже жестоко сознавать, что она, возможно, ошибается. Если Розамунда заблуждается – это было мучительнее всего, от одной этой мысли ему хотелось выть волком.
Он смотрел на нее, а она – на него. И в его, и в ее глазах застыли вопрос, надежда и… желание любви.
– Я не знаю, что сказать, – промолвил Гриффин. Он действительно не знал. Он видел ее искренность, и в то же время ему чудилась некая надуманность в ее словах. Ничего не было удивительного в том, что она пыталась любить своего мужа или делала вид, что любит.
Однако вид у Розамунды был грустный, и он догадывался почему. Какая женщина не опечалилась бы в подобной ситуации? А мужчина? У мужчины тоже было достаточно оснований для грусти. Что, если он совершил глупость, так опрометчиво и доверчиво выказав ей свою любовь…
– Ничего не надо говорить, Гриффин. Ты просто должен мне поверить.
Слезы навернулись ей на глаза и медленно потекли по щекам. Ему хотелось прижать ее к своей груди, утешить, приласкать, но на сердце у него было так тяжело, что Гриффин, напротив, даже боялся, что вместо ласковых и добрых слов у него могут соскочить с языка обидные и жестокие упреки.
Он ничего не мог сделать. На ум не приходило ничего такого, что могло бы ее утешить; он даже не мог сказать, что верит в ее любовь, не говоря уже о том, что любит.
Он мог солгать. Да, он солгал бы, если бы язык повиновался ему. Он мог бы ей солгать, что любит ее, желая остановить ее слезы.
Но он не мог солгать, потому что это было правдой.
Вечером они обедали в доме Монфоров. Розамунда изо всех сил старалась выглядеть довольной. Несмотря на все ее усилия, к концу вечера настроение у нее испортилось.
Все ее утренние опасения оправдались. Гриффин не выказывал ни теплоты, ни нежности. Она боялась признаться себе – а что, если он ее разлюбил. Теперь она точно знала его умонастроение, а ведь раньше он так мечтал о счастливой семейной жизни. И вот все ее мечты рассыпались прахом. И все же она верила в глубину его чувств к ней, только пылкий и нежный Гриффин был способен на такую любовь, которую он подарил ей. Можно ли быть таким внимательным, заботливым и страстным к нелюбимой женщине? Она отказывалась этому верить. Вот поэтому она не теряла ни веры, ни надежды: он ее любит – это несомненно.
Сегодня вечером, как никогда раньше, ей не хотелось ни общаться, ни ужинать с членами ее семьи, которые проявляли к ней излишнюю внимательность и чуткость. Когда ей удалось укрыться в небольшой гостиной, где никого не было, Розамунда с облегчением вздохнула.
