Элизабет Беверли - Щедрый дар
– Вот это уже больше похоже на моего отца.
– Он уверял, что они отпустили его сразу же после того, как сосед сфотографировал их, и почти клялся, что кот нисколько не пострадал.
Грейси наблюдала, как Гаррисон изучает фотографию, его лицо не выдавало никаких эмоций.
– Да, все верно, это мой отец. И мой дядя. Мог бы им быть, если бы остался жив.
Грейси снова стала перебирать фотографии, пока не нашла еще одну.
– А вот ваши бабушка и дедушка. Вы очень похожи на деда. На этой фотографии он, должно быть, примерно вашего возраста или чуть старше.
Он несколько секунд пристально изучал фото.
– Не могу поверить, что отец не рассказывал мне ничего о том, откуда родом или о маленьком брате и своих родителях. С другой стороны, я никогда и не спрашивал его об этом, ведь так? В детстве никогда не интересовался, откуда он родом. Не приходило в голову, что его история – это и моя история тоже. Я знаю все о семье матери. Они потомственные обитатели Парк-авеню и были богаты еще с тех времен, когда Нью-Йорк был Нью-Амстердамом. Женившись на ней, отец сделал самый удачный и успешный ход в жизни.
– Может быть, он именно поэтому никогда не рассказывал о своем прошлом. Ведь это не соответствовало происхождению Вивиан, и он боялся, что вы будете стыдиться деда-алкоголика и ба бушки, которая оставила своего единственного выжившего ребенка.
– Точно так же он оставил свою семью.
– Да. Наверное, так.
– Я бы не стал стыдиться этого. Напротив, мне было бы горько за него. Если бы я знал, как многого он лишился еще в детстве, как тяжело трудился ради того, чтобы хотя бы попытаться сохранить свою семью. Как бедны они были в то время.
– И что тогда?
– Не знаю. Возможно, это помогло бы мне лучше понять его, разобраться в чем-то.
Гаррисон продолжал просматривать фотографии из жизни семьи отца, его семьи, погруженный в мысли, которыми никогда, ни при каких обстоятельствах не поделится с ней, она в этом уверена. Забавно, несмотря на это какая-то неведомая часть ее все больше хотела, чтобы это произошло.
Солнечный свет проскользнул в помещение длинным лучом послеобеденного золотистого сияния, когда Гаррисон наконец закрыл коробку с вещами, которые захотел взять с собой в Нью-Йорк. Все остальное могло подождать. У матери на чердаке достаточно пространства. Нельзя сказать, что он четко понимал, почему хочет сохранить все это. Среди вещей нет ничего ценного. Мебель старая и потертая. Поношенная одежда. Сувениры и безделушки стары и вычурны. Даже книги и аудиозаписи оказались заурядными и распространенными, при желании он смог бы найти их в сотнях других мест. И все-таки Гаррисон не хотел утратить ни одного предмета, ни одной мелкой вещицы.
Значит, Грейси говорила правду. У Гаррисона Сейджа-младшего действительно был младший брат, а сам он бросил школу, чтобы работать. Они нашли профсоюзную карту, выданную пятнадцатилетнему Гарри. И он действительно потерял родителей при ужасных обстоятельствах. Они нашли дневники бабушки, в которых все это описывалось. Гаррисон пролистал пару из них, но ему хотелось подробно и вдумчиво прочитать от начала и до конца уже в Нью-Йорке. Глядя на коробки и сумки, он пытался понять, как и почему отец прожил жизнь так, как прожил. Как и почему человек, у которого в Нью-Йорке было абсолютно все, предпочел провести последние годы там, где не имел ничего.
В голове Гаррисона вдруг, точно далекое эхо, прозвучали слова Грейс: «На его похороны пришли сотни людей». Многих из них Гаррисон встретил вчера. Детей, которые любили несмешные анекдоты. Ветерана Второй мировой войны, единственным посетителем которого в течение многих недель был Гарри Сагаловски, неизменно приносивший журнал и чашечку кофе и оставался поговорить о бейсболе. Обездоленная мать, которой он помог найти работу на местной фабрике, после чего она и ее дети переехали в собственное жилье, и жизнь ее началась с чистого листа.
Велика важность.
Да, на похоронах отца были бы тысячи людей, если бы он умер в Нью-Йорке. И они по-настоящему знали его и то, чего он на самом деле стоил, могли оценить по достоинству его достижения в сфере бизнеса и в финансовом мире. Они знали, какими компаниями он владел, от каких избавлялся и на какие имел виды. Они знали о его последних наиболее выгодных сделках, его любимый напиток, любимый ресторан и портного. Черт возьми, они знали его любовниц в тот или иной момент бытия и где он их прятал.
А здесь, что здесь? Насколько ценен принесенный кому-то журнал, или помощь в поиске работы, или умение рассмешить детей? Как все могло настолько измениться, если Гарри Сагаловски посвящал часть своего дня другим людям, даря им простые удовольствия и оказывая незамысловатую помощь тем, кто в ней нуждался? Да какое имеет значение время, потраченное на то, чтобы осознать существование прочих людей в этом мире, ну и, быть может, вложение в это немного души? Что такого неординарного в том, чтобы поддерживать связь с другими людьми, позволить им поверить, что для них есть место и они важны? Кто бы хотел, чтобы его запомнили обычным, заурядным человеком, который делал счастливыми обычных заурядных людей, в то время как его могли бы запомнить титаном мира коммерции, который сам заработал миллиарды долларов?
Слава богу, эта речь прозвучала лишь в голове Гаррисона. Произнеси он хотя бы часть вслух, Грейси стала бы читать ему нотации. Вероятно, он даже не осудил бы ее. Возможно, он начинал понимать, почему отец решил провести последние годы жизни здесь. Потому что здесь никто не знал его как миллиардера Гаррисона Сейджа-младшего, и он мог жить, освободившись от этого образа, стать простым парнем по имени Гарри, который совершает добрые поступки ради других людей. Поступки, которые, быть может, не изменили мир, но определенно стали причиной перемен меньшего масштаба. Поступки, которые, возможно, могли бы компенсировать какие-то из деяний, которые миллиардер Гаррисон Сейдж-младший совершил за свою жизнь. Как, например, то, что всегда ставил деньги превыше всего. Или отвернулся от своей семьи.
Не то чтобы Гаррисон полагал, будто то, что делал его отец в Цинциннати, могло бы возместить его прежние проступки. Но теперь он видел, что отец мог так думать.
– Вы взяли все, что хотели?
Гаррисон, кажется, услышал ее вопрос, но не знал, что ответить. Нет, он взял далеко не все, что хотел. Не хватало некоторых ответов на вопросы об отце. Все еще оставалось его состояние. Оставались пятнадцать лет жизни, в течение которых он мог быть частью его жизни, однако не был ею. И наконец, было еще кое-что, чего он хотел и что сводило его с ума больше всего.
Грейс Самнер.
Путешествие в Цинциннати открыло ему глаза на многое из того, что касалось отца, и во многом изменило мнение о ней. Многие ребята из бейсбольной команды выказывали искреннюю привязанность к ней, и даже когда она, набравшись смелости, изображала тренера соперников, покатывались со смеху, несмотря на то что видели эту пародию добрую дюжину раз. Она остановилась купить штук пятьдесят пончиков, когда они отправились навестить ветеранов в госпитале, персонал встретил их с благодарностью и теплой улыбкой. Стало ясно, пока жила здесь, она делала это постоянно. Придя в приют для бездомных, она поздоровалась, дружески ударив кулаками, с полудюжиной мужчин, успела поинтересоваться у каждого, как дела. Более того, с неподдельным интересом выслушала ответ каждого из них.
Сегодня она хотела отвести Гаррисона в место под названием «Мундроп». Что-то подсказывало ему, что и там найдется немало тех, кто ее знает. И они будут так же обожать ее, как и все остальные в этом городе. По крайней мере, так ему казалось.
Он задумался о некоем Девоне, чье имя уже не однажды за сегодняшний день всплывало в разговорах и всегда в негативном свете. Всякий раз, прежде чем поспешно сменить тему разговора, Грейси отвечала одно и то же: «Это в прошлом». Но как это могло быть в прошлом, если все продолжали интересоваться этим?
– Гаррисон?
И только в эту секунду он осознал, что не ответил, все ли он взял, что хотел, из камеры хранения.
– Пока да. За остальным вернусь, как только смогу.
Он обернулся и тотчас увидел, как она пытается поднять коробку, слишком широкую, чтобы могла ее ухватить. Она начала невольно отклоняться назад с грузом в руках, Гаррисон схватил коробку за край, что был ближе к нему. Секунду или две они пытались уравновесить коробку, дружно и слаженно поставили ее на место и оказались в непосредственной близости друг к другу, буквально плечом к плечу, не в силах вымолвить и слова, посмотреть друг другу в глаза. Стоило взглядам встретиться, они в ту же секунду отводили взор.
И если прежде в помещении было слегка душновато, сейчас внезапно возникло ощущение настоящей сауны. Гаррисон подумал, что это сравнение крайне неудачное, ведь вместе с ним появились мысли об обнаженных блестящих каплями пота телах, скрытых лишь полотенцами, которые можно снять легким движением руки, и тем самым обнаружить множество других, гораздо более увлекательных способов заставить обнаженные тела покрыться испариной.
