Две секунды после - Ксения Ладунка
Я не хочу этого, нет, я не хочу, чтобы все это оказывалось правдой. Мой отец жив. Иначе и быть не может, потому что я не представляю свою жизнь без него, что я буду делать.
Проходит несколько дней, когда я наконец пытаюсь сказать себе: да, он умер.
Твой папа умер, Белинда.
У тебя больше нет отца.
Все эти дни я провожу в объятиях Тома, когда он не занят похоронами, или когда я снова начинаю кричать. Если честно, сейчас мне неважно, куда плакать, — в грудь Тому или в свою подушку, хочется только одного, чтобы мой папа оказался жив, и этот кромешный ужас закончился.
Я не ем, не пью, не моюсь. Пытаюсь смириться с мыслью о смерти отца, и это доставляет нестерпимую боль. Все проблемы меркнут и кажутся глупыми, важным оказывается только жизнь. Когда Том пытается выяснить у меня контакты родственников, чтобы оповестить о похоронах, со мной случается еще одна истерика, я словно сталкиваюсь с новой реальностью лоб в лоб.
Ты справишься, повторяет мне Том.
Ты сможешь это пережить, говорит мне.
Все это звучит как издевательство. Как я теперь буду жить без него?
Кто защитит меня от всех бед? Кто будет искренне заботиться обо мне? Кто поможет, несмотря ни на что? Кто будет любить меня так же безвозмездно, как он?
Я не готова существовать в этом мире без его поддержки. Всегда была бесстрашна, потому что знала, что папа защитит меня, выручит, разберется с любой проблемой. Теперь я уязвима, ведь у меня больше нет щита. Нет отца — человека, который любил бы меня безусловной любовью. Вот это настоящее горе. Теперь я знаю, как оно ощущается.
Похороны наступают слишком быстро. Все предыдущие дни сливаются в одну сплошную темную ночь, когда я не осознавала себя от безутешного горя. Мы с Томом подъезжаем к церкви, в которую еще недавно я ходила на встречи с Адио, а теперь попрощаюсь здесь со своим отцом. Из окна машины вижу толпу людей в небольшом дворике, которые по очереди заходят внутрь церкви и выходят обратно. У меня леденеет в груди, когда я думаю о том, что мне тоже предстоит туда зайти.
— Белинда? — Том открывает дверь передо мной и заглядывает в салон автомобиля.
Встряхнув головой, я выхожу на улицу. Все кругом в черном. Группа «Нитл Граспер» здесь — Марк, Джефф и Бен, а еще Мэнди и Марта. У каждого на лице скорбь. Увидев меня, люди по очереди начинают высказывать свои соболезнования, на что я могу только кивать, не в силах произнести ни слова.
Нежно взяв за плечо, Том подводит меня ко входу в церковь. В конце темного помещения я вижу гроб, не выдержав, всхлипываю и сбегаю с крыльца.
— Нет, я не могу, — сквозь слезы говорю подоспевшему Тому.
— Белинда, ты должна…
— Нет, — перебиваю, сгибаясь и упираясь ладонями в колени.
Я глубоко вдыхаю, пытаясь остановить паническую атаку, пока слезы капают на асфальт. Погладив по спине, Том возвращает меня в вертикальное положение и отводит на лавочку.
Кто-то подходит и спрашивает, не нужна ли мне помощь, вода. Я отмахиваюсь.
— Белинда, ты должна попрощаться, — продолжает Том.
— Нет, — мотаю головой. — Нет, не заставляй меня, я не могу…
— Послушай, — он берет мое лицо в руки и заставляет посмотреть на себя. — Послушай, я тоже потерял отца. Я понимаю, как тебе тяжело и больно, но это последний шанс увидеть его и попрощаться. Он бы хотел, чтобы ты простилась с ним в последний раз.
Я продолжаю отчаянно отрицать:
— Это не он. Это не он.
— Это он!
Заключив меня в объятия, Том шепчет, что все будет хорошо, а я только начинаю плакать сильнее. Просто не хочу видеть подтверждение всего этого кошмара. Я не могу осознать, что смерть моего отца — правда.
Изо всех сил я пытаюсь успокоиться и смириться с мыслью, что мне все-таки необходимо зайти в церковь. Том прав, я должна. Как бы мне не хотелось в это верить, но там, действительно, лежит мой отец.
— Я буду рядом, — уверяет Том.
Медленно, сквозь толщу боли и с поддержкой в виде Тома, я все-таки пересекаю порог церкви. Не чувствую ног и не понимаю, как мы оказываемся у гроба. Том гладит меня по плечу и прижимает к своему боку, пока я, замерев, смотрю на тело.
Почему трупы не похожи на тех, кем были при жизни?
Почему их лица становятся неузнаваемыми?
Я лишь отчасти вижу в этом человеке черты своего отца. Невыносимо думать о том, что с ним сделала смерть. Тяжело понимать, что это, действительно, он.
Меня так пугает вид мертвого тела, что я перестаю плакать. Я еще никогда не сталкивалась со смертью, и никто не говорил мне, что это так страшно. Слезы высыхают, к горлу подкатывает тошнота, и я разворачиваюсь, кивнув Тому, что закончила.
Дальше все, как в тумане. Мой испуг и шок от осознания того, как теперь выглядит отец, затмевают скорбь. Проходит панихида, мы едем на кладбище. В обозначенном месте вырыта могила. Гроб опускают в землю, священник читает молитву. Обрывки происходящего мрачным пятном запечатлеваются в моей памяти. Я по-прежнему не могу осознать, что хороню своего отца.
По окончании погребения мы с Томом остаемся на могиле вдвоем. Я все никак не могу отпустить это место и уйти, не хочу оставлять папу здесь одного. На свежем могильном камне написано: «Уильям Шнайдер. Любимый друг и отец».
К глазам подкатывают горькие слезы. Почему он ушел, почему оставил меня… Я закрываю лицо рукой, тихо всхлипываю и заглушаю скулеж ладонью. Мне никогда не было так жалко себя, как сейчас. Не думала, что могу так резко лишиться самого дорогого в своей жизни.
Я так много не сказала ему. Была несправедлива и ужасно себя вела. Я не помню, когда в последний раз говорила папе, что люблю. Не могу вспомнить последнее, что я ему сказала.
Отчаянно зарыдав, я падаю и утыкаюсь в холодную землю голыми коленями.
Пап, как я могла так не ценить тебя?
Как же я теперь буду жить?
Пап, я больше никогда не увижу тебя, и это самое несправедливое, что было в моей
