Две секунды после - Ксения Ладунка

— Все по-прежнему?

— Да.

Убрав телефон, я откидываюсь на спинку дивана. Папа не отвечает мне второй день. Ненавижу, когда он так делает.

— Тебе стоит перестать опекать собственного отца так, будто ты его мамочка, — выдает Том.

Я ошалевши смотрю на него.

— Ты издеваешься? Я просто волнуюсь за него, переживаю, что что-то могло случиться!

Том устало вздыхает.

— Ты же знаешь, что с ним всегда все нормально.

— А если нет?

— Ты боишься, что он запил? — спрашивает Том. — Скорее всего, так и есть. Всегда оказывается именно это.

Я закрываю глаза ладонью. Не могу об этом думать, не хочу, чтобы папа снова возвращался к старому.

— Все в порядке, Белинда, — встав, Том направляется на кухню. — Он потерял работу. Дай ему это пережить.

Рассматривая журнальный столик перед собой, я понимаю, что Том прав. Он говорит разумные вещи, и мне стоит прислушаться и перестать страдать, но что-то внутри меня не позволяет отпустить эту ситуацию ни на секунду. Немного подумав, я встаю и заявляю:

— Я все же съезжу к нему.

Том окидывает меня недовольным взглядом.

— Знаю, знаю, мне надо успокоиться и дождаться, когда он придет в себя и выйдет на связь, но я не могу так, Том. Мне нужно знать, что с ним все в порядке.

Когда я уже почти на пороге квартиры, Том все же решает поехать со мной. На его лице раздражение, он явно не хочет навещать отца, но поступить иначе просто не может: он ведь знает, как ведет себя папа, когда напивается. И мне, правда, будет намного спокойнее, если Том будет рядом.

Когда мы оказываемся на крыльце его квартиры в Сан-Франциско, я нажимаю на дверной звонок и не отпускаю его пару минут. Ничего не происходит, но я не сдаюсь, пробуя снова и снова. В отчаянии достаю свой ключ и понимаю, что он не поворачивается в замке. С опаской глянув на Тома, я дергаю дверную ручку, и она поддается — открыто.

Том хмурится и аккуратно отводит дверь в сторону, медленно осматривая коридор. Липкая тревога обволакивает все внутри меня.

Никого.

Тишина.

Не выдержав, я кричу:

— Пап?

Но не получаю ответа.

Том проходит внутрь, и я иду за ним в гостиную. Около дивана мы оба замираем, увидев открывшуюся картину: мой отец лежит на полу на спине, у него синие губы и серая кожа.

Я резко теряю способность чувствовать свое тело. Ноги становятся ватными, колени подгибаются и дрожат.

Что с ним? Почему он выглядит так? Совсем не похож на себя, словно безжизненная кукла? Он будто обескровлен и полностью обездвижен.

Я не понимаю. Что с ним?! Он без сознания, и мне почему-то страшно подходить к нему и пытаться разбудить. Его поза пугает, он похож на упавшую статую.

Накатившая волна животного страха заставляет сделать шаг вперед и жалобно протянуть:

— Пап?

Том останавливает меня рукой.

— Стой, — говорит, не отрывая от отца испуганного взгляда. — Выйди.

— Том, что с ним, — начинаю реветь я. — Том, почему он такой? Том!

— Белинда, выйди, — он повышает голос, заставив меня вздрогнуть и послушаться. — Подожди за дверью.

Прислонив холодные ладони к горящим ушам, я оказываюсь на крыльце дома, не помня, как сюда дошла. Стук сердца заглушает звуки улицы. Я смотрю на проезжающие по проспекту машины, но в голове только: «Бум-бум-бум».

Что-то сжигает меня изнутри, и это что-то — ужас, который я пытаюсь пережить.

Опустившись на ступеньки, я прижимаю колени к груди. Спустя секунду слышится хлопок двери, и Том садится рядом.

Он бледный. Достав трясущимися руками сигарету, закуривает. Смотрит на меня и… начинает плакать.

В районе груди что-то разбивается, кажется, это мое и так сломанное сердце. Плечи Тома вздрагивают, слезы льются из глаз, щеки краснеют.

— Том, почему ты плачешь? — спрашиваю, начиная трясти его за руку.

Не отвечая, он продолжает рыдать, пряча лицо в ладони. Я, как заведенная, повторяю:

— Том, почему ты плачешь?! Том?!

Чувствую, как в глазах появляются слезы. Вскочив, я забегаю в квартиру, пытаясь не думать о том, что вызвало такую реакцию. Том что-то напутал. Не может быть. Нет, просто не может.

Как во сне, я падаю перед отцом на колени.

— Пап… — зову, тряся за грудки. — Пап, пожалуйста…

Попытавшись привести его в чувство и пошлепав по щекам, я натыкаюсь на ледяную и твердую, как камень, кожу.

Тяжело всхлипнув, говорю:

— Пап, что с тобой… пап, очнись… — Упираюсь в его грудь руками. — Пап, пожалуйста…

Кажется, я истошно кричу, сжимая отцовскую футболку, и опускаюсь лбом на его бездыханную грудь. Умоляю его проснуться, но он не слышит. Пытаюсь взять за руку, но его пальцы каменные и не сжимают мои в ответ. Он холодный и больше не греет меня своей теплотой.

Слезы оставляют мокрые пятна на его футболке. Я долго плачу над ним, не оставляя попыток разбудить, но в какой-то момент меня подхватывают крепкие руки и тянут наверх, поднимая на ноги. Я брыкаюсь и кричу о том, что не надо разлучать меня с папой.

Пожалуйста, не надо…

Все вокруг покрывается пеленой. Откуда-то появляются люди из службы спасения и полиции. Пока я пытаюсь вырваться из цепкой хватки, люди обращаются с моим отцом, словно с куклой, а потом и вовсе кладут на носилки, накрывая полиэтиленовым покрывалом.

— Пожалуйста, не делайте этого, — хрипло умоляю я, слыша себя откуда-то со стороны.

Кричу так громко, что закладывает уши. Знакомый голос просит меня успокоиться, но я не понимаю, что он хочет.

Пожалуйста, все что угодно, только не разлучайте меня с моим отцом.

Пожалуйста.

Умоляю.

Глава 37

Слезы уходят, но боль остается. Трясущимися руками взявшись за руль машины, Том привозит нас в больницу, где мы несколько часов проводим у двери с надписью «Морг».

Том разговаривает с врачами, рядом ходят пациенты, медсестры, медбратья, но для меня этой реальности не существует. Неправда все, что произошло, нет этого дня, этого момента, меня. Мой мозг просто выдумал что-то, и сейчас я проснусь и вернусь обратно в нормальную жизнь. Такого не могло произойти на самом деле, это кошмарный сон. Слишком больно даже представить, что все это может быть по-настоящему. Я проснусь. Еще немного, и сон обязательно закончится.

Я уверяю себя в нереальности происходящего, но ничего не меняется. Сон продолжается, когда патологоанатом озвучивает заключение: ваш отец умер от удушья, напившись и захлебнувшись собственной рвотой около суток назад. Продолжается, когда меня как родственника просят расписаться в каких-то