Король - Тиффани Райз
— Он прекрасен. Неудивительно, что она плакала.
— Они с Закари долго говорили о Фионне, — продолжила Грейс. — Они могут разговаривать часами.
— О чем они говорили? — спросил Кингсли, поглаживая Фионна по спине.
— О том, чтобы Нора стала крестной Фионна.
— Я думал, она уже.
— Так и есть. Но я поговорила с Закари и, учитывая все…
— Ты хочешь, чтобы она стала его законным опекуном?
— Да. Если что-то случится со мной или с Закари, мы хотим, чтобы она заботилась о Фионне. Она пока не сказала «да».
— Она и не согласится.
— Закари уговаривает ее.
— Я думал, у него есть брат?
— Есть, и у меня есть братья и сестры, родители… Но не приведи Господь, я хочу, чтобы он был с Норой, и Закари хочет того же. Я хочу, чтобы он был с тем, кто знает правду о нем, с тем, кто знает, как он появился, и кто будет любить его из-за этого, а не вопреки этому.
И Фионн будет рядом с Сореном, о чем Грейс не сказала. Но ей и не нужно было этого делать.
— Она недостаточно доверяет себе. Но я не могу придумать никого лучше для воспитания его, если что-то случится, — ответил Кингсли и говорил это серьезно.
— Как и мы.
— Я поговорю с ней, — пообещал Кингсли.
— Правда? Пожалуйста, — попросила Грейс. — Завтра его первый день рождения. Не могу поверить, что моему малышу уже годик.
— Я до сих пор не могу поверить, что он здесь, — сказал Кингсли, крепче прижимая к себе Фионна. Мальчик, казалось, не возражал. Он снова заснул и тихо пускал слюни на рубашку Кингсли. Ничего такого, к чему бы он не привык. — Я и представить себе не мог… Да и кто бы мог представить? Он священник.
Грейс улыбнулась, и на ее лице появился легкий румянец.
— Не знаю, что на меня нашло, когда я попросила его, — призналась Грейс.
— Ты не обязана рассказывать мне, что произошло, — сказал Кингсли. — Это касается только тебя и его.
— Но мне нужно кому-то рассказать. Я не изменяла своему мужу. Он разрешил мне пойти повеселиться, как он сказал. Никаких правил. Все, что я захочу или в чем нуждаюсь. Я была подавлена, и он это знал. Нора помогла ему. Он думал, она и мне сможет помочь.
— У Норы необычные методы помощи нуждающимся. Но они работают.
— Именно. В тот момент… — продолжила Грейс, — я почувствовала, что это правильно. И я знала, что если ничего не скажу, если не спрошу, то буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Сейчас? У меня есть сын. У нас есть сын.
— Мы все… — Кингсли замялся и громко сглотнул. И низким голосом произнес: — Мы все очень счастливы.
«Мы все очень счастливы» — ужасный выбор слов. Ошеломительный восторг было бы более точным описание того, что они чувствовали, когда узнали, что у Сорена есть сын. Новость была сродни взрыву бомбы, их всех переполняла волна радости.
Кингсли наклонил голову и прошептал Фионну, — Я знаю твоего отца, — сказал Кингсли по-французски, что было личным между ним и Фионном. — Он для меня все. Ты благословлен быть частичкой его. Если когда-нибудь наступит день, и ты не ощутишь благословение быть его сыном, ты можешь прийти ко мне, и я расскажу, почему тебе повезло.
Кингсли поцеловал Фионна в макушку. Его сердце сжалось так сильно, что стало больно в груди. Неудивительно, что он всю свою жизнь стремился к боли. Она ощущалась как любовь.
— Он действительно сказал тебе это? Что его подруга Магдалена напророчила, что у него будет ребенок по милости Божьей29?
— Да. И она сказала мне, что мы с ним снова будем любовниками. Настоящее пророчество? Или самоубеждение? Это произошло. Вот что важно.
— В то утро… — начала Грейс и замолчала. — Я могу говорить об этом?
— Пожалуйста, — ответил Кингсли. — Ты можешь рассказать мне все, что угодно.
— В то утро, когда я пришла с ним в дом его сестры, в то утро, когда он думал, что умрет, — продолжила Грейс, взяв одеяло и аккуратно его сложив. — Мы с ним разговаривали. Он рассказал мне о Магдалене и о том, что она ему сказала. Что-то о Норе и о том, как это сбылось.
— Все это сбылось, — сказал Кингсли. — Даже Фионн.
— Интересно, думал ли он тогда о том, что сказала Магдалена о сыне? Интересно, давало ли это ему надежду в то утро? Мне хочется верить, что так и было.
— Тем утром ты подарила нам надежду, — ответил Кингсли. — Если бы ты не добралась ко мне вовремя… Даже думать об этом не могу. Судьба или нет, ты заслужила своего сына.
— Как только я вернулась домой к Закари, то рассказала ему, что произошло, что я сделала. И когда обнаружила, что беременна, у меня появилось предчувствие. Через несколько месяцев после того, как он родился, я посмотрела на него, и я знала, и Закари тоже.
Кингсли посмотрел на фотографию на столике — Закари держал Фионна на руках и выглядел совершенно довольным.
— Закари любит Фионна. Фионн — его сын во всех отношениях, — сказала Грейс.
— У моего сына, Нико, был хороший отец. Мне больно говорить, и я скажу это только тебе, но как бы это ни было больно, я рад, что не знал о нем, пока он не вырос. Нико идеален. Я не смог бы лучше воспитать его, чем его отец.
— Ты сожалеешь об этом? Что не был отцом Нико, когда он рос?
— Иногда, — признался Кингсли. — Но я не сожалею ему. Не думаю, что был готов стать отцом до недавнего времени. У меня было слишком много незаконченных дел. Нико заслуживал большего, чем я мог ему дать. Его отец был хорошим человеком и любил его. А сейчас… Нико трудно полюбить меня. Но он старается. Он сказал, что старался. И это все, о чем я могу просить.
Грейс судорожно вздохнула и сглотнула.
— Это трудно, — продолжила она. — Я не хочу причинять боль своему мужу, но хочу, чтобы Фионн знал своего отца.
Кингсли покачал головой.
— Он знает своего отца. Закари — его отец.
— Верно. Но все же…
— Я понимаю. У меня есть двадцатипятилетний
