Император ярости - Джаггер Коул
Нет.
Все это накатывает на меня: история, которую Мал рассказывал мне о ночи, когда Каспер забил Филипа до смерти. Ночь, когда Мал сорвался, пронзив своего деда вилами.
Понимаю, что наблюдаю не просто жестокость.
Я наблюдаю месть.
Йонас был любимчиком: тем, кто боготворил деда Мала и во всем ему подражал. Тем, кто чувствовал только предательство, когда Мал убил бессердечного монстра.
Это месть Йонаса, его извращенное воспроизведение той ночи.
Нет времени думать. Мои глаза мечутся по кухне, пока я не замечаю старый нож, лежащий в раковине. Он тупой и ржавый, но это все, что у меня есть.
Моя рука крепко обхватывает рукоять. Я замираю у боковой двери, прячась в тени рядом с ней, уже чувствуя, как свет скребет ногтями по моей коже.
Но нет времени беспокоиться обо мне или придумывать лучший план. Либо это, либо человек, которого я люблю, умрет.
Сказав так, выбор становится легким.
Тем не менее, это как быть подожженным.
Ощущение жжения разрывает мою кожу в тот момент, когда я выхожу на улицу, обжигая, опаляя. Жара невыносима. Запах собственной обгоревшей плоти заполняет мои ноздри, как яд, но я продолжаю бежать.
Я не могу остановиться. Не сейчас.
Врываюсь в сарай, нож тяжелый в руке, зрение плывет от агонии, и каждая частица моего тела буквально горит. Йонас разворачивается, его глаза расширяются от удивления, когда я врезаюсь в него, вгоняя нож глубоко в живот со всей оставшейся силой.
Он ревет от боли, сгибаясь пополам. Он хватает мою руку, вызывая взрывы боли, которые разрывают меня при одном прикосновении его руки к моей обожженной коже.
— Ты маленькая сука!!
Рукоять вил в его другой руке врезается мне в правый висок, и я падаю на землю, мой разум кружится, тьма подкрадывается к краям моего зрения, которое то появляется, то исчезает.
Я пытаюсь двигаться. Но мое тело не слушается. Мир наклоняется, когда Йонас нависает надо мной, его лицо искажено маской садистской радости.
— Ах да, солнечный свет, — рычит он, его губы изогнуты в зловещей улыбке. — Ты действительно чертов вампир.
Тьма смыкается быстро, и боль невыносима. Ожоги на моей коже пульсируют, вкус крови металлический на языке. Йонас приседает рядом со мной, и я кричу, когда он проводит пальцем по волдырям на моей руке.
— Я собирался закончить это быстро, — бормочет он мне в ухо, — но я передумал.
Йонас хватает меня за руку, вырывая еще один хриплый крик из моего разорванного горла. Без предупреждения он вытаскивает меня из тени сарая обратно в беспощадный солнечный свет.
Огонь поглощает меня.
Боль уничтожает меня.
Но осознание того, что это конец, и я не смогу провести его с Малом, действительно убивает меня.
— Нет… — хнычу я, пытаясь свернуться в клубок, моя кожа покрывается волдырями, когда солнце впивается в меня. — Пожалуйста…
— Я наслажусь, наблюдая, как ты горишь, — задумчиво говорит Йонас, его голос пропитан ядом.
Солнце разрывает мою плоть, мое тело корчится от боли. Мое зрение полностью темнеет, пока я не могу понять, это солнце или тьма поглощает меня целиком. Жара невыносима, и я на грани того, чтобы сдаться, когда слышу это.
Щелчок ветки под ногой.
Рычание.
Рев.
И затем Йонаса отрывают от меня и отбрасывают, как тряпичную куклу.
Я едва в сознании, когда Мал подхватывает меня на руки, бережно прижимая мое обмякшее, обожженное тело к своей груди, пока он шатается в благословенную тень сарая.
— Я с тобой, — шепчет он, его голос срывается. — Я с тобой…
Он распахивает одну из дверей стойла и усаживает меня за ней, как будто пытаясь защитить еще больше.
Он снова поворачивается, кровь струится из его ребер, когда он бросается обратно на улицу. Йонас только поднимается на ноги, когда окровавленная фигура Мала врезается в него с первобытной яростью.
— Мал! Стой!
Глаза Йонаса расширяются, когда Мал вырывает вилы у него из рук.
— Мал! Мы братья! — визжит он, кровь и слюна капают из его рта. — Мы семья!
Холодный, жестокий смех Мала разрывает воздух.
— Нет, Йонас. Мы не семья.
Отвратительный звук стальных зубьев, вонзающихся в горло Йонаса, сопровождаемый его хриплым криком, заставляет меня отвернуться и зажмуриться.
Я вздрагиваю, когда тень падает на меня. Свет все еще струится через дверь сарая, приближаясь все ближе и ближе, пока солнце поднимается выше в небе.
— Я здесь, — хрипит Мал, опускаясь на колени передо мной. Я едва могу двигаться без чистой агонии, разрывающей каждый нерв в моем теле. Но мне все же удается броситься на него.
Неважно, больно ли это, когда его руки обнимают меня.
Мне все равно.
Потому что если это конец, то он тот, за кого я хочу держаться.
Мал осторожно опускает нас на землю, прикрывая мое тело своим. Он морщится, когда срывает с себя рубашку, прикрывая меня ею.
Я смотрю на него, слезы текут по моему лицу.
— Я люблю тебя, — задыхаюсь я.
— Я тоже люблю тебя, — тихо хрипит он. Затем его глаза закатываются, и липкая влага течет из ран на его боку, покрывая меня.
Мое зрение меркнет. Мое тело кричит от боли, но затем улыбка искажает мои губы.
Неплохой способ умереть.
Последний момент в утреннем солнечном свете.
В его объятиях.
48
ФРЕЯ
Мир кажется ускользающим, исчезающим и появляющимся, как полузабытый сон.
Моя кожа кричит. Каждый вдох поверхностный. Ощущение, будто поверхность тела сдирают с меня слой за слоем.
Но ничто из этого не имеет значения, когда мои глаза медленно открываются.
Мал…
Он лежит на мне, прикрывая меня.
Но он совершенно неподвижен, его тело обмякшее и холодное.
Я пытаюсь пошевелиться под ним, но конечности не слушаются. Все кажется далеким, как будто мое тело находится за миллион миль.
Где-то вдалеке я слышу, как хлопают двери машины. Я слышу, как кто-то кричит мое имя, доносящееся с другого конца света.
— Мал… — шепчу я. Это едва звук. Мое горло слишком сухое, слишком разорванное, и мой голос не слышен; кажется, будто призрак произносит то, что я хочу сказать. — Мал… Проснись. Они здесь… наши друзья… Они идут за нами…
Я жду, что он пошевелится, ответит. Но он не делает этого. Он пугающе неподвижен и бледен. Его лицо в дюймах от моего, и я даже не чувствую его дыхания на своей щеке.
Господи, его кровь повсюду.
Мое сердце сжимается, когда я вижу, сколько ее. Она покрывает мою кожу, липкая и холодная, и моя грудь тяжело поднимается, когда
