Его Мишень - Евсения Медведева
Темнота была мне на руку, я мог без опаски наблюдать за Ксеней, что, открыв рот, пыталась сложить буквы в более-менее осмысленные слова. Парни тоже застыли, лишь Егорка заговорщицки оборачивался в нашу сторону. А когда на экране вспыхнуло «Мишель, ты выйдешь за меня?» Ксюша завизжала, подпрыгивая с кресла. И это тоже мне было на руку… Экран погас, погружая арену в темноту, а когда свет вспыхнул вновь, я уже ожидал мою девчонку на колене с кольцом в ладони.
– Керезь!!! – визжала она, топая ножкой. – Что ты тут устроил???
– Выходи за меня!
– Так я уже! – она ткнула к носу безымянный палец, сверкнув бликом двух колец. – Ну вот же! Видишь?
– А я буду жениться на тебе, Керезь Сеня, каждый год… Буду приносить в зубах новое кольцо, устраивать шоу и наслаждаться твоей реакцией до самой старости! Ну? Как тебе перспективка?
Зрители внезапно принялись кричать наперебой «Скажи Люблю!» «Скажи Люблю!» Хоккеисты после тайм-аута с тренерским составом тоже вышли на лёд и колотили клюшками по льду, ожидая вердикта от моей любимой женщины.
– Люблю!!!!! – вскрикнула Сеня, задирая руки к куполу. Моя девочка смеялась, танцевала, не обращая внимания тысячи глаз, направленных на нас. Все, как и обещала… Я с обрыва, она за мной. Пора и мне долг вернуть.
– Люблю… – шептал я, чтобы не спугнуть это идеальное мгновение.
– Засранец…
И я обнял мою женщину, мою любовь, мою жену… В тот момент, когда прозвучал свисток судьи, и команды рассыпались на изготовку, чтобы открыть серию буллитов, мы услышали тихое «Ой…».
Запомните, «ОЙ» – это всегда плохо… Всегда…
Мы синхронно обернулись и застыли, наблюдая, как Олька с полными от слез глазами дышит часто-часто, а тонкими ручками обнимает свой крайне беременный живот! И тут началось…
– Оля!!!! – заорали хором, бросаясь к её ногам.
– Керезь, машина! – Мирон резко бросил в меня связкой ключей, будто был готов ко всему. Друг аккуратно поднял жену и, стараясь сильно не трясти, бросился бежать вверх по лестнице. – Сеня, отвези Мишу домой!
– Ещё чего! Никого я одного не оставлю, – прохрипел, прижимая к себе расхныкавшуюся Ксюшу. Свистнул растерявшимся пацанам, собрал их вещи, и мы побежали следом.
– Отправь их домой, Гера! – кричал Мирон, неся свою беременную жену, как пушинку…
– Королёв, я никого не оставлю. Ясно?
– Ясно…. – рычал он, понимая, что спорить со мной бессмысленно.
– Вместе поедем…
Мы почти одновременно выбежали на подземный паркинг, Егор открыл заднюю дверь джипа и, подсадив Мишку, скользнули на третий ряд сидений.
– Не боись, Ляля, щас с ветерком прокачу…
Я старался не смотреть назад, оставив Мирона и Лялю в уединении… Сердце моё колотилось, как ненормальное. Я все смотрел на Ксюшу, что в испуге кусала губы и сминала пальцы до белизны костяшек. Спокойно, Керезь! Спокойно… Дыши и бери ситуацию под контроль.
– Дурак! Надо было оставить тебя в стационаре вчера! Повёлся на женские слёзы, – шипел Мирон с заднего сидения, уже на опыте поглаживая жену одной рукой, а второй доставая телефон. – Мам, мы в больницу уехали, Катюшу покорми и спать укладывайтесь. Сейчас Царёв забежит за Лялькиной сумкой, она в гардеробной…
У Мирона всё четко было, он за минуту выдал все ЦУ и обнял всхлипывающую ему в грудь Ляльку. Он всё знал, не боялся, источал уверенность, потому что это уже были вторые совместные роды. А второй раз не страшно… А мне? Мне будет страшно? Старался держать эмоции, наблюдал за Ксюшей, тихо напевающей свою любимую колыбельную песенку, которую каждый раз затягивала, чтобы успокоиться. Смотрел на воркующих друзей, на Мишку, поглаживающего волосы матери, на Егора, уставившегося на меня через зеркало заднего вида глазами полными слезами от испуга.
– Вот… Из-за меня финал не досмотрели, – внезапно рассмеялась Оля, но потом снова «заойкала».
– Мы всё исправим…
Я подключил трансляцию, и мы все-таки узнали, что наша команда вырвала победу по буллитам, когда влетели на парковку роддома. У приемного покоя уже дежурила бригада с каталкой, остальное – дело техники…
Мы взялись за руки и вбежали в здание, вслед за Мироном, когда я услышал самый противный в мире звук… Будь моя воля, запретил бы его к херам собачьим…
– Ой… – Сеня шептала, но внутри будто горн орал тревогу. Мне даже голову поворачивать не нужно было, потому что звук тихо льющейся на кафель воды заставил сдохнуть, возродиться и снова сдохнуть…
– Врача!!!! – заорал я так, что стены дрогнули, а из рук медсестры на дежурном посту вывалился стакан с чаем. Смотрел на красную от ужаса жену, держащуюся за наш беременный животик, на её ноги и растекающуюся лужу под ними.
– Гера???
– Спокойно, милая, – шептал я, хватая её на руки. – Нам рано! Сеня! Ещё 2 недели и четыре дня…
– А! Рано тебе? Тогда я щас быстро рожать перестану! – взвизгнула она, шлепая меня со всей злости по груди, но потом выдохнула и поцеловала, когда я уложил её на каталку.
– Мама! – Егор словно проснулся и бросился следом, цепляясь за её руку, пока медсестры везли в соседнюю от Королёвой смотровую.
– Какого, маму вашу… – хрипел Мирон, сглатывая рвущийся наружу мат. – Сходили на хоккей…
Строгая женщина хлопнула перед моим носом дверью, точно так же, как и Мирона, не впустив в стерильное помещение. Так мы и стояли: я за руку с Егором и Мирон с Мишаней. В голове была полная паника, лишь маленькая детская ручка не давала мне выломать к ебе*ям эту дверь, чтобы убедиться, что с женой всё хорошо.
– Ну, папаши, – почти одновременно двери распахнулись. – Мы рожаем!
Мы рожаем???
– Рано!!! – снова завопил я, подхватил Егора на руки и понесся следом за врачом.
– Вашему сыну лучше знать, когда самое время, – весело рассмеялась женщина, потом застыла посреди коридора, осматривая нас с ног до головы. – Маша, раздеть их, потом одень, как полагается, и только тогда пускай!
– Хорошо, Галина Петровна!
Мирон уже скидывал с себя и Мишки верхнюю одежду, сваливая её в кресло, а я повторял. И только когда мы облачились в халаты, заботливая Маша провела нас на второй этаж. Мирона сразу пустили в предродовую, а мы с детьми сидели в коридоре, лишь растерянно переглядывались.
В кабинет вкатывали огромные страшные аппараты, входили и выходили врачи, я что-то подписывал и все время обнимал плачущего Егора. Он жался, как котенок, да и мне было не так страшно. Сеньке там страшнее. Рано, Петька… Рано!
– Успел? – Царёв
