Ржавчина - Виктория Юрьевна Побединская
– Ты же не знаешь, как было, – ощетинивается Ив. – Просто мы были пьяны, а он очень сильно разозлился. А потом толкнул меня. Не сильно.
«Но это был первый звонок!»
– Это произошло случайно. Такое могло произойти с каждым. К тому же он извинился. Я помню, тогда подумала, что в отношениях не бывает легко. Тем более во взрослых.
Хочется взять ее за плечи и хорошенько встряхнуть. За то, что позволила обращаться с собой подобным образом. О таком говорят по телевизору, пишут в социальных сетях, рассказывают актрисы и модели, попавшие в ловушку красивой жизни с синяками под шелковой рубашкой, но Ив? Такое могло произойти с кем угодно, но не с ней. Ив ведь неглупая. Как же она могла так по-дурацки попасться? Но вместо невысказанного потока слов, зла и горечи, не на нее, на жизнь в целом, я только сильнее обнимаю подругу, пока она всхлипывает на моем плече.
– И как-то забылось. Заросло. Пока не случилось снова. Ситуация иная, но на этот раз он меня ударил. А потом подмешал что-то. Наверное, думал, забуду. А может, хотел сказать, что я сама ударилась. Тогда я тебе и позвонила.
– Боже, Ив. Ты должна была рассказать мне еще тогда, в самом начале. Уйти и больше никогда в его дом не возвращаться.
– Я сначала хотела, – шепотом произносит она, вытирая слезы. – Но знаешь, после этого он так извинялся. Дарил подарки. Признавался в любви так красиво. А еще… – Она добавляет совсем тихо, еле слышно: – Ты же знаешь, я совсем не красавица. И нам не сильно-то приходится выбирать. Он говорил, что кроме него меня никто так не полюбит.
«Боже, ну и бред!»
– Не прямо. Всегда полунамеками, взглядом. Знаешь, когда ты без слов понимаешь это. И, наверное, в какой-то момент я поверила. Ведь он и правда был той планкой, до которой мне никогда не дотянуться. К тому же, все это – его друзья, тусовки, внимание – даже больше, чем я могла мечтать.
Я вскидываюсь.
«Ив, что ты такое говоришь? Это все ложь, которую ты сама или другие вбили тебе в голову. Если бы он любил тебя, то никогда не сказал бы так, – всплескиваю руками.– Любовь не заслуживают. Ее отдают даром, не требуя ничего взамен. А он просто подонок. И если ты решишь написать заявление, я встану на твою сторону».
Но она качает головой.
– Никаких заявлений не будет.
– Но…
– И родители не должны узнать. Пожалуйста.
Это решение мне совершенно не нравится. Но я принимаю его, еще крепче обнимая подругу. Потому что все, что сейчас могу – быть рядом. Я помогаю Ив помыться, потому что голова у нее еще кружится. Стираю с ее лица следы размазавшейся туши и заклеиваю ушиб пластырем. Моя футболка тоже запачкана чужой кровью, и я хочу снять ее, словно она что-то омерзительно грязное. Когда мы выходим из ванной, на кровати лежат два комплекта чистой одежды.
– Это его сестры, – говорит Ив, протягивая мне лежащую сверху кофту. Она достаточно свободная, так что мне подойдет. Ив же, убирает второй комплект одежды в шкаф и надевает висящую на спинке стула мужскую футболку. Не самую чистую. Не самую новую. Но, видимо, обещающую ей хотя бы иллюзию спокойствия и безопасности.
Я ее понимаю. Потому что одинокими вечерами, закутавшись в безразмерную желтую толстовку с логотипом «Лэйкерс», вдыхаю ее запах, которого там на самом деле уже не осталось, но все равно делаю это, потому что скучаю по Августу так сильно, что хочется выть. Скучаю по его сумасбродным выходкам. По рукам, которые были вечно замотаны белым пластырем, шершавым, поэтому прикосновение его рук я ни с чем не спутаю. Скучаю по тому, как он улыбался каждый раз, когда я при встрече бежала ему навстречу, запрыгивая на руки и впиваясь в его рот поцелуем. Он держал меня так легко, как будто я совсем ничего не вешу. А мне казалось, что в его руках я нашла свой дом. Иногда нам всем не хватает тепла чужого тела.
– Не хочу спать, – произносит Ив. – Может, телевизор посмотрим? – и медленно бредет в гостиную, где на диване сидят парни. – Вы не против?
Сол подвигается, освобождая место, Ив опускается рядом. Я замираю, не зная, куда деть себя. И в итоге присаживаюсь рядом с Сетом. Единственный звук в ночи – работающий телевизор. Я уже не помню, когда смотрела что-то в последний раз. Наверное, в детстве. Мы сидим молча. Немигающим взглядом смотрим в экран. Идет повтор шоу Джимми Фэллона, только никто не смеется. По щекам Ив медленно текут слезы.
– Иди сюда.
Сол притягивает ее в объятия. И хотя ее плечи расслабляются, ресницы дрожат, и, чтобы не расклеиться самой, я пересчитываю доски, из которых сбит пол.
Сольдо гладит Ив по плечу, прижавшись губами к ее макушке. Говорит что-то совсем тихо по-испански. Ив сильна в языках, она понимает. Но слушает молча, роняя слезы, которые он собирает кончиками пальцев. А он продолжает говорить, укутывая ее руками и словами, словно теплым одеялом.
Немота принесла в мою жизнь много новых навыков. Я научилась быть тихой, даже дышать неслышно, словно сливаясь с фоном, чтобы меня не заметили. Но сейчас, едва ли не зажимаю рот руками, пытаясь сдержать рыдание. Оборачиваюсь на Сета. Чувствую, ему, как и мне, неуютно чувствовать себя третьим лишним. «Я на улицу», – кивает он, вставая и выходя из комнаты первым. Словно и мне предлагает проветрить голову. Сбежать от этой висящей тяжелым облаком неловкости. И какими бы противоречивыми ни были мои чувства к этому парню, кажется, еще никогда и ни к кому я не испытывала такой благодарности.
Обождав немного, тоже поднимаюсь и ухожу почти на цыпочках, чтобы не скрипели половицы. Я не знаю, куда идти, поэтому следую за Сетом на задний двор. Его фигуру освещает свет фонарей. Ноги на ширине плеч, в руках сигарета. Год назад я бы пришла в ужас от одной лишь мысли, чтобы остаться с ним наедине, а теперь по своей воле присоединяюсь к его компании. Пару минут мы слушаем тишину, а потом Сет произносит, выдыхая вверх дым:
– Он говорит ей, что она самая красивая. Хотя и глупая. Кучу баллов по тестам набрала, а толку?
И в этот момент двор Сола плывет перед глазами размытым пятном. Я больше не сдерживаюсь, выплеснув наконец все сегодняшние переживания наружу.
– Знаю, ты меня ненавидишь, – хмыкает Сет.
Я хочу сказать, что это не
