И солнце взойдет. Он - Варвара Оськина
Где-то внутри неё сидел червячок, который монотонно гундел, что если Дюссо окажется прав, то их с Энтони столь зыбкие отношения то ли далёких друзей, то ли хороших коллег пойдут к чёрту. Рене знала себя. Понимала, что не потерпит в свою сторону лжи. И, право слово, уж лучше бы Ланг всё сказал сразу!.. Если ему было о чём говорить. Как и Франсу, который предпочитал делать вид, что ничего не случилось.
– Рене, – пробормотал он. – Тебя ждёт доктор Энгтан.
Она недоуменно посмотрела на висевшие около двери часы и нахмурилась. Было ещё слишком рано.
– А она не сказала – зачем? – осторожно поинтересовалась Рене, пока вновь брала в руки зимнюю куртку. Лимонное пальто, к сожалению, восстановлению не подлежало.
– Нет, – покачал головой Франс. – Только, кажется, была чем-то недовольна.
Рене вздохнула. Начинать день с выговора не хотелось, тем более, она догадывалась, о чём пойдёт речь. Хирурги. Видимо, доктор Энгтан решила использовать все возможные точки давления на своего строптивого главу отделения, но легче от этого знания не становилось.
Вздохнув, Рене направилась в сторону кабинета доктора Ланга. Брелок с застывшим в эпоксидной смоле цветком вишни приятно грел руку, словно подбадривал, и она зашагала быстрее. Крылья, точно настоящие, качались в такт, и Рене уже воображала парочку особенных шуток от Энтони, однако кабинет пустовал. И судя по нетронутому бардаку на столе, глава хирургии ещё не появлялся. Странно. Внутри кольнуло беспокойством, когда, как назло, в голове завертелись мысли о валявшемся в «отстойнике» совершенно невменяемом теле. Но Рене прогнала воспоминания прочь. Не сегодня. С Энтони всё хорошо. Подхватив парочку случайных резюме, чтобы было чем оправдаться в глазах Лиллиан Энгтан, она аккуратно повесила верхнюю одежду и поспешила вниз.
Главный врач сидела за большим светлым столом, сдвинув изящные очки в тонкой оправе на кончик носа. Она не подняла головы, когда Рене постучала в стеклянную створку, и не отвлеклась от бумаг, стоило двери в кабинет тихо закрыться.
– Доктор Энгтан, – осторожно поприветствовала Рене и только тогда поняла, что забыла снять крылья.
Однако воцарившаяся в ответ тишина разом смыла все неподобающие переживания и породила новые. Наконец, спустя очень мучительную минуту, главный врач отложила ручку и холодно проговорила:
– Я ожидала от вас большего усердия, доктор Роше.
Рене удивлённо моргнула, но немедленно взяла себя в руки.
– Мэм, мы проводим по десять операций в день и закрываем план… – начала было она, но вздрогнула, когда ладонь Энгтан с громким хлопком приземлилась на стол.
– Вы считаете это достаточным оправданием? Что вообще имеете право искать какие-либо объяснения своей неисполнительности? – Она раздражённо передёрнула плечами и вернулась к бумагам, но затем всё же договорила. И голос звучал так формально, что за его интонацией Рене сначала не уловила смысл: – Я хотела сообщить, что ваша статья больше не актуальна.
– Ч-что?
– Вы оглохли? – Энгтан посмотрела поверх очков, а затем выразительно и отчего-то очень знакомо приподняла брови. – Мир не нуждается в ещё одной статье о дурацкой аневризме!
– Я не понимаю, – пробормотала Рене. И, чёрт возьми, она действительно ничего не понимала.
– Доктор Роше. У меня была к вам просьба. Не самая сложная, насколько я могу судить, но достаточно важная для больницы и для вас лично. Одна статья. Одна небольшая статья, чтобы заявить о вас перед всей Канадой. Я не просила ничего выдающегося. Господи! Всего лишь простенький текст, потому что ваш возраст сказал бы старым маразматикам из медицины гораздо больше, чем найденный или ненайденный разрыв в кишках какого-то смертника! Это привлекло бы к нам внимание спонсоров. Это привлекло бы внимание к вам! Первая операция и такой успех!
– Но… – Рене окончательно запуталась.
– Но вы опоздали. Мои соболезнования, – отрезала Энгтан и вернулась к бумагам. Рене же сглотнула.
– Значат ли ваши слова, что её уже кто-то опубликовал? – онемевшими губами спросила она после паузы. Сюр! Кому во вселенной могло понадобиться так мелко пакостить?
– Разумеется, это именно то и значит. – Энгтан вновь злилась, а Рене вдруг ступила вперёд.
– Могу я посмотреть? – Сердце сдавило дурным предчувствием. – Пожалуйста.
– Ради бога.
На стол полетело дешёвое межбольничное издание. Одно из тех, куда легко попасть и чьи журналы обычно валялись по всем ординаторским. Быстро. Удобно. Без глубокого анализа, но достаточно громко, чтобы о тебе узнали коллеги. В конце концов, от скуки на дежурствах читали и не такое… Быстро пролистав до хирургического раздела, Рене открыла нужную статью, вчиталась в первый абзац, а затем со всей силы закусила губу. Взгляд сам метнулся наверх, где чернели инициалы автора, и Рене прикрыла глаза.
За эти две недели она так и не нашла времени, чтобы обсудить с Энтони статью. Что же, сама виновата. Переползая с операции на операцию, Рене думала, что успеется. Ну… не успелось. И это оказалось удивительно больно. Она даже не ожидала, что его имя вызовет в душе такое смятение. К горлу подкатила тошнота, воздуха стало отчаянно не хватать, и привкус крови во рту показался горьким.
– Мне неизвестно, что у вас происходит, – медленно проговорила Энгтан, которая, по всей видимости, очень внимательно следила за реакцией молодого врача. – Однако на будущее – Хэмилтон отзывался о вас, как о человеке открытом. Так вот, это не то качество, что вам поможет.
– Я учту, – прошептала Рене, а затем снова перевела взгляд на статью. Большой палец скользнул по строке, размазав печатные буквы имени доктора Ланга, и на душе стало пусто. – Могу я забрать журнал?
– Разумеется, – пришёл равнодушный ответ. Рене едва слышно попрощалась и вышла из кабинета. Ненужные резюме неизвестных хирургов отправились в ближайшее ведро.
На восемнадцатый этаж ноги принесли её сами. Она не помнила, как шла к лифтам и нажимала на кнопку, как машинально кивала в ответ на приветствия и улыбалась студентам. Рене вообще ни на что не обращала внимания. В голове вертелась фраза:«Когда придёт время спасать свою шкуру, Ланг будет первым, кто кинет тебя».Верить не хотелось, но жжение в лёгких не уменьшалось и каждую секунду доказывало – это правда. Всё правда. И слова Дюссо, и действия Энтони, и статья… Две страницы, которые она могла процитировать наизусть вплоть до последнего апострофа, потому что сама же их написала! От
