И солнце взойдет. Он - Варвара Оськина
Хлопнула дверь в ординаторскую и по коридору разнеслось мультяшное:
Все кричат – это Хэллоуин
А ну, дорогу этому важному парню!
Рене стиснула горячий брелок, а затем на секунду зажмурилась. Ощущения праздника больше не было. Весёлая мелодия резала по ушам, а крылышки за спиной больно врезались лямками в плечи. Рене попробовала их сорвать, но обессиленно сжала заледеневшие от волнения пальцы и глухо застонала.
Она не знала, что будет делать. Не представляла, как говорить и зачем, потому что объяснения Ланга ничего не дадут. Что он скажет? Она сама виновата, бессмысленно понадеявшись на его честность, хотя никаких причин не было. Только её дурацкая вера. Но… один вопрос она, пожалуй, всё же задаст. Спросит, а затем уйдет, потому что находиться в одном кабинете теперь совершенно невыносимо. Когда же она научится не доверять людям?
Рене взглянула на застывшую в пластике вишню и поджала губы. Разве так бывает? Разве делают люди такие подарки, если думают всего лишь воспользоваться тобой? Наверное, да. Наверное, она глупая и ничего не знает о жизни. На глаза навернулись слёзы обиды, но Рене их сморгнула и потянулась к заедавшей ручке.
Это Хэллоуин, это Хэллоуин! Хэллоуин! Хэллоуин! Хэллоуин! Хэллоуин! 50
– неслись вслед надсадные крики, а потом разом стихли, когда Рене вошла в кабинет.
В этот раз Энтони оказался на месте. Похоже, он только приехал, потому что был ещё в куртке и вертел в руках солнечные очки, пока вчитывался в рабочую почту. Он даже не сел, так и стоял возле стола, захваченный письмами, которых сегодня оказалось удивительно много. Рене знала… видела копии на своем рабочем компьютере. Так что, когда дверь кабинета негромко захлопнулась, Ланг лишь махнул рукой в знак приветствия.
– Видел, что ты уже пришла, – проговорил он, а потом поднял голову. Его взгляд безразлично скользнул по журналу и зацепился за торчавшие из-за спины крылышки, отчего в глазах отразился блеск позолоты. – И кто ты сегодня? Динь-Динь? Зубная фея? Сильфида?
– Мы можем поговорить? – вместо ответа произнесла Рене, и Энтони медленно выпрямился. Видимо, его насторожил сам вопрос, а может быть, руки, что без остановки теребили корешок журнала, отчего тот измялся.
– Разумеется, – отозвался он, и Рене машинально открыла журнал на нужной странице.
– Ты можешь как-нибудь объяснить это? – спросила она.
Рене протянула журнал и отступила. Его ответ она хотела услышать сильнее, чем в своё время решение университетской комиссии. Сильнее, чем бегства в Канаду или первой для себя операции. Сильнее, чем родительских открыток, звонка дедушки или ещё девственных поцелуев. Ведь оттого, что скажет хмурившийся напротив мужчина, который каким-то неведомым образом стал слишком важен, зависела и Рене. Её ожидания и стремления, цели и убеждения, то, из чего она состояла и во что верила. А потому ответ Ланга так сильно разочаровал.
– Нет, – наконец произнес он, и мир в глазах Рене стал пыльным, немного мутным. Она посмотрела на стены, не видя ничего, и зачем-то обняла себя руками.
– Не можешь или не хочешь?
– И то и другое.
В комнате повисла очень тяжёлая тишина, а затем Рене коротко улыбнулась и пожала плечами, словно они обсуждали какой-то пустяк. Да таким оно, наверно, и было. Уж точно для Энтони.
– Ясно, – легко кивнула она. А затем развернулась, положила на стол брелок с ключом и подхватила оставленную утром куртку. Но когда ладонь уже легла на ручку двери…
– Рене.
Собственное имя словно рухнуло непроходимой стеной, и она резко остановилась. Обернувшись, Рене взглянула на Энтони, который, кажется, искал подходящие слова, но так и не нашёл, потому что дёрнул щекой и неожиданно тряхнул головой.
– Я просто не знаю, что тебе сказать.
– Ничего страшного. – Рене не верила сама себе. – Всякое бывает.
– Нет, ты не поняла. Я действительно не представляю…
– Хватит! – звонко воскликнула она, а потом вдруг прошептала: – Как?! Как можно быть настолько злопамятным?
Рене провела рукой по лицу и рассмеялась оттого, что она, оказывается, плачет. Господи! И перед кем. А главное, нашла же из-за чего! Как будто её не предупреждали. Так может, дело именно в этом? В разочаровании?
– Я думала, мы исчерпали тот инцидент. Что я сполна расплатилась за свою оплошность. Но тебе, видимо, было этого мало. Каким-то неведомым образом ты нашел способ, чтобы снова ткнуть меня носом в ошибку, которая спасла жизнь пациенту. Я пришла к тебе за помощью, а тебе важнее была лишь твоя месть. Но бог с этим! Тони… Если тебе нужна публикация…
Она вдруг рассмеялась. Звонко, почти надсадно.
– Господи. Ты мог просто попросить! Открыть рот и сказать, а не воровать тайком. Я бы отдала. С удовольствием и радостью! Мне же не жалко… ведь это была твоя операция.
Рене хотела добавить что-то ещё, наверняка важное, но захлебнулась эмоциями и затихла, а потом молча вышла в коридор. Энтони не попытался её остановить.
Глава 12
Рене прислонилась лбом к дверце своего шкафчика, что отдавал лёгким запахом краски, и устало вздохнула. Её погорельца давно привели в порядок – отмыли, покрасили, сменили оплавившийся замок, так что теперь она могла смело им пользоваться. Вернувшись в злосчастную раздевалку на следующий день после ссоры, Рене помедлила ровно мгновение, прежде чем уверенно положила на одну из полок шкафчика свой стетоскоп. Для неё это была своеобразная точка. В головах коллег наверняка вертелись миллионы теорий, отчего же любимица Ланга вновь снизошла до простых смертных, но ей было плевать. Выбора всё равно не было.
После этого потянулись неизбежные дни, покуда Рене пыталась пройти одну за другой стадии принятия неизбежной реальности. Роузи и доктор Фюрст старались, конечно, разговорить. Медсестра не оставляла попыток подкупить вкуснейшим мясным пирогом, а анестезиолог тактичностью, но Рене всячески избегала бесед и делала вид, что всё хорошо. Да и что она могла бы сказать? Что Энтони Ланг оказался совсем не тем, кем хотелось бы его видеть? Так это проблема только Рене, а не кого-либо ещё, и уж точно не главы отделения. Она тихо фыркнула от глупого сравнения и оторвалась от чуть липкой дверцы. Прямо перед глазами вновь замаячили гладкие грани брелока, отчего Рене слишком поспешно схватила куртку и захлопнула шкафчик. Хватит страдать! Уже восемь вечера, а опаздывать в реабилитационный центр совсем не хотелось.
Ключ от кабинета главы отделения вернулся к ней сразу. Утром второго дня Рене просто
