Разрушенные - Кристи Бромберг
Но что-то не так. До сих пор не так.
«Скажи что-нибудь, я отпускаю тебя…», — я вздрагиваю в панике, которую чувствую, слыша слова песни, когда они доносятся из верхних динамиков. Дерьмо. Я забыл выключить их прошлой ночью. Вот, что напугало меня до чертиков? Провожу руками по лицу, пытаясь вырвать себя из тумана, вызванного сном.
Должно быть это музыка.
«…Прости, что не смог…»
Тянусь к пульту управления на тумбочке, чтобы выключить музыку. А потом слышу его снова — звук, который, я уверен, разбудил меня.
— Бакс? — зову я, и понимаю, что сторона кровати Рай пуста. Он снова скулит. — Черт возьми, Бакс! Тебе правда приспичило отлить прямо сейчас? — говорю я ему, спуская ноги на пол, и встаю, секунда ожидания, чтобы прийти в себя, и слава Богу, подобное случается реже, потому что мне надоело чувствовать себя восьмидесятилетним стариком каждый раз, когда я поднимаюсь с постели.
Сразу же смотрю в сторону лестницы, проверяя, есть ли внизу свет, и волосы на моей гребаной шее встают дыбом, когда я вижу, что там чертовски темно. Бакстер снова скулит.
— Расслабься, чувак. Уже иду! — делаю несколько шагов в сторону ванной и чувствую облегчение, видя полоску света, пробивающуюся из-под закрытой двери. Иисусе, Донаван, успокойся, она в порядке. Не нужно висеть у нее над душой и пугать до усрачки только потому, что сам все еще сходишь с ума.
Бакстер снова скулит, и я понимаю, что он тоже у двери в ванную. Какого хрена? Пес слишком часто лизал свои яйца и сошел с ума.
— Оставь ее в покое, Бакс! Она плохо себя чувствует. Я выпущу тебя. — Направляюсь к ванной комнате, зная, что он не пойдет со мной, пока я не возьму его за ошейник. Выкрикиваю тихое проклятие, пытаясь заставить его повиноваться, но он не двигается. Я чертовски измотан и не в настроении иметь дело с его упрямой задницей. Поскальзываюсь на мокром полу и выхожу из себя. — Хватит пить эту чертову воду, и тебе не придется ходить в туалет посреди гребаной ночи! — делаю еще один шаг и снова поскальзываюсь, я чертовски зол. Со всем произошедшим у меня проблемы с сохранением хладнокровия.
Бакстер снова скулит у двери в ванную, и, достигнув ее, я стучу по ней костяшками пальцев.
— Ты в порядке, Рай? — Молчание. Какого хрена? — Рай? Ты в порядке?
Проходит долбаная секунда между моим последним словом и тем, как я распахиваю дверь, но, клянусь Богом, она похожа на целую жизнь. Столько мыслей — миллион из них пролетает в моем сознании, как перед началом гонки — но та единственная, которую я всегда блокирую, которой никогда не позволяю управлять собой, овладевает теперь каждой чертовой частью меня.
Страх.
Разум пытается осознать то, что я вижу, но не могу понять, потому что единственное, на чем я могу сосредоточиться — это кровь. Так много крови и посреди нее, прижавшись к стене с поникшими плечами, закрытыми глазами, и таким бледным лицом, что почти сливается со светлым мрамором, сидит Райли. Мой разум спотыкается, пытаясь охватить картину целиком.
А затем время устремляется вперед и начинает двигаться чертовски быстро.
— Нет! — я даже не понимаю, что это кричу я, даже не чувствую, как кровь покрывает мои колени, когда я падаю рядом с ней и хватаю ее. — Райли! Райли! — выкрикиваю я ее имя, пытаясь разбудить, но ее голова просто свешивается набок.
— О Боже! О Боже! — повторяю я снова и снова, притягиваю ее на руки, обнимаю, трясу за плечи, пытаясь разбудить. А потом замираю — я, нахрен, замираю единственный раз в жизни, когда я как никогда должен действовать. Я парализован, протягиваю руку и останавливаюсь, прежде чем коснуться небольшого изгиба под подбородком, так боюсь, что когда я прижмусь двумя пальцами, там не будет пульса.
Боже, она такая красивая. Мысль вспыхивает и угасает, как и моя храбрость.
Прикосновение мокрого носа Бакстера к моей спине приводит меня в чувство, и я втягиваю воздух, даже не зная, что до сих пор не дышал. Получаю немного контроля над своей гребаной реальностью — своим гребаным здравомыслием — он не так силен, но, по крайней мере, есть. Прижимаю пальцы и издаю вопль облегчения, чувствуя слабый пульс биения ее сердца.
Все, что мне хочется сделать, это зарыться лицом ей в шею и обнять, сказать, что все будет хорошо, но я знаю, что тридцать секунд, которые я, черт побери, потратил, сидя здесь, были более чем роскошью.
Говорю себе, что мне нужно думать, нужно сосредоточиться, но мои мысли так рассеяны, что я не могу сфокусироваться на чем-то одном.
Позвонить 911.
Отнести ее вниз.
Так много крови.
Я не могу ее потерять.
— Оставайся со мной, детка. Прошу, не умирай. — Умоляю и умоляю я, но не знаю, что еще могу сделать. Я потерян, напуган, чертовски вне себя.
Мой рассудок, черт возьми, выходит из-под контроля из-за того, что мне нужно сделать и что самое важное… но единственное, что я знаю лучше всего, это то, что я не могу ее оставить. Но я должен. Выношу ее из маленькой ниши, где находится туалет, мои ноги скользят по залитому кровью полу, и вид этих смазанных следов — темного цвета, омрачающего светлый пол — когда я переношу ее на ковер, вызывает новый приступ паники.
Осторожно укладываю ее на пол.
— Телефон. Я сейчас вернусь. — Говорю я ей, прежде чем подбежать, снова поскользнувшись, к тумбочке, где лежит мой телефон. Мне в ухо доносятся гудки, я возвращаюсь к ней и сразу же подношу пальцы к ее шее, снова раздается гудок.
— 911…
— 5462 Броудбич-Роуд. Быстрее! Прошу…
— Сэр, мне нужно…
— Здесь повсюду чертова кровь, и я не уверен…
— Сэр, успокойтесь, мы…
— Успокоиться? — кричу я на эту даму. — Мне нужна помощь! Пожалуйста, поторопитесь! — роняю телефон. Мне нужно отнести ее вниз. Нужно доставить ее ближе к тому месту, где скорая помощь сможет быстрее до нее добраться.
Поднимаю ее, обнимаю, и не могу сдержать рыданий, настигающих меня, когда я бегу так быстро, как только могу, через спальню к лестнице и вниз по ступенькам. Паника, смешанная с замешательством и ошеломляющим страхом, проходит сквозь меня.
— Сэмми! — кричу я. Я гребаный безумец, и мне все равно, потому что все, что я вижу, это ее кровь, покрывающая пол ванной. Все, о чем я могу думать, это когда я был маленьким, у Куин была эта чертова кукла — Тряпичная
