Разрушенные - Кристи Бромберг
— Я думал, что потерял тебя. Я так, черт возьми, остолбенел, Рай. А потом я добрался до тебя и упал на колени, чтобы обнять, помочь тебе, чтобы… не знаю, что, черт возьми, я собирался с тобой сделать, но я должен был прикоснуться к тебе. И ты была в порядке. — Его голос снова срывается, он наклоняется и упирается лбом в мой лоб. — Ты была в порядке, — повторяет он, прежде чем прижаться губами к моим губам и держать их там, его плечи дрожат, по щекам бегут слезы, пока я не чувствую их соленый вкус между нашими губами.
— Я здесь, Колтон. Я в порядке, — успокаиваю я его, когда мы прижимаемся лбами друг к другу, руками держа друг друга за шеи, а внешний мир проносится мимо нас со скоростью сто тридцать километров в час, но есть только он и я.
Ощущение такое, что мы единственные люди во всем мире.
Принимаем испытываемые нами эмоции, которые с течением времени становятся только сильнее.
Справляемся с мыслью, что не всегда сможем спасти другого.
Любим друг друга так, как никогда не думали, что полюбим.
* * *
Сворачиваем на Броудбич-Роуд, наши руки переплетены, и попадаем в большее чем я когда-либо видела безумие СМИ. Колтон громко вздыхает. Наши эмоции прошли через пресс, и я боюсь, сколько еще сможет выдержать Колтон, прежде чем сломается.
И я молюсь, чтобы эта неуправляемая толпа не стала соломинкой, которая переломит спину верблюду, потому что, честно говоря, больше я уже не вытерплю.
Склоняю голову вниз и поднимаю руку, защищая опухшую сторону лица от непрестанных вспышек и ударов по машине, пытающихся заставить нас посмотреть им в камеры. Несколько минут Колтон медленно движется вперед, и мы проезжаем в открывающиеся ворота, Сэмми и два других парня из службы безопасности шагают вперед, чтобы пресса не проникла на территорию. Мы паркуемся, и через мгновение Колтон открывает мою дверь, внезапный рев средств массовой информации за воротами ударяет по мне, как приливная волна.
Он помогает мне выйти из машины, и я вздрагиваю от боли, напрягаясь телом от всего, через что ему пришлось пройти. Колтон замечает мою гримасу и, прежде чем я успеваю возразить, поднимает меня на руки и несет к входной двери. Утыкаюсь лицом ему в шею, чувствуя вибрацию в его горле, когда он говорит: «Сэмми», — и кивает головой в знак признательности.
А затем останавливается как вкопанный. Я не уверена, услышал ли он что-то и его это взбесило, но он неожиданно поворачивается и идет к воротам.
— Открой чертовы ворота, Сэмми! — рявкает он, когда мы оказываемся рядом с ними, и я сразу же вжимаюсь в Колтона, меня наполняет смятение и неопределенность.
Слышу лязг металла, когда створки начинают раздвигаться, слышу, как репортеры становятся еще более безумными при виде открывающихся ворот, а затем слышу, как они впадают в абсолютное неистовство, видя нас двоих, стоящих там. Сердце колотится и я понятия не имею, какого черта он делает. Мы стоим там какое-то время, он держит меня, я зарываюсь лицом ему в шею, непрерывные вопросы раздаются один за другим, а камеры вспыхивают так ярко, что я вижу их сквозь закрытые веки.
Колтон склоняется ко мне и прижимается губами к моему уху, и, несмотря на весь этот шум снаружи, я слышу его четко и ясно.
— Это то, что я должен был сделать, когда все случилось. Извини. — Он целомудренно целует меня в щеку. — Я собираюсь отпустить тебя сейчас, хорошо?
Пытаюсь понять, о чем он говорит, но лишь киваю головой. Что он делает?
Он опускает меня на землю.
— Ты в порядке? — спрашивает он, глядя мне в глаза, будто мы единственные, кто стоит здесь. Когда я киваю, у него на лице появляется эта его небольшая ухмылка, и прежде чем я могу что-то понять, его губы оказываются на моих губах в одновременно пожирающем душу, разрывающем сердце и разжигающем желание поцелуе, который не оставляет вопросов о том, кому принадлежат сердце и чувства Колтона. Его губы обладают мной, вкушают, словно изголодавшийся, нуждающийся человек. И я так теряюсь в нем — также нуждаюсь в нем — что не слышу вокруг нас ни людей, ни щелчков камер, потому что, независимо от внешнего мира, все всегда сводится к нам.
Он прерывает поцелуй, задыхаясь, и снова ухмыляется.
— Если они собираются пялиться, Райлс… — Я мысленно заканчиваю фразу, которую он сказал мне в Вегасе… мы могли бы устроить им хорошее шоу.
— Все получили хорошие кадры? — кричит он толпе вокруг нас, и я в замешательстве смотрю на него. — Вот что вы можете напечатать под своей чертовой фотографией. Райли не разлучница. Это Тони. Так же, как Тони — гребаная лгунья. — Он смотрит на меня, а я стою, разинув рот от его слов. — Да, — кричит он. — Тест на отцовство отрицательный. Так что ваша история — уже больше не история!
Мне требуется минута, чтобы понять смысл его слов, и я только пялюсь на него, а он смотрит на меня с огромной улыбкой на лице, и качает головой, притягивая меня к своему боку и прижимая.
— Что… почему… как? — заикаюсь я из-за множества эмоций, проносящихся во мне в быстром темпе, самая основная из которых — облегчение.
— Чейз убьет меня за это, — бормочет он себе под нос с ухмылкой на лице, которую я не совсем понимаю. Прежде чем успеваю спросить, Колтон разворачивает нас и начинает проходить в ворота, снаружи которых выкрикивают вопросы о том, что произошло сегодня в Доме. Он игнорирует их и ждет, пока ворота закроются, прежде чем повернуться и посмотреть на меня. — Я звонил тебе, чтобы рассказать… а потом все случилось.
Я только смотрю на него. Вижу, как бремя, тяжким грузом отражавшееся в его взгляде, исчезло, наверное, его не было весь день — но, опять же, я была немного занята. Киваю головой, не в силах говорить, он берет мою руку и подносит к губам.
И меня озаряет как никогда прежде.
Мы сможем это сделать. Все препятствия, между нами, так или иначе
