Фонарики желаний - Глория Чао
4 5[12]. Хайди
Кай
Я полностью погряз в муке, тесте и мыслях о Лия́. По локоть, а то и по самую шею. С другой стороны, я готовлю слоёное тесто для яичных тартов, одного из её любимых лакомств, так что думать при этом о ней не так уж необычно. А какую отговорку найти, когда я готовлю всё остальное? Ну… э-э… она сладкоежка?
Я кладу на стол пищевую плёнку, посыпаю её мукой, потом кидаю сверху тесто на воде, которое только что замесил. Ещё немного пищевой плёнки сверху, потом раскатать. Пять проходов скалкой – ни в коем случае не четыре. Лия́ никогда в этом не признается, но она суеверная. Не суперсуеверная, но, э-э, среднесуеверная точно. У неё «пунктик» только с числом 4. Так что у меня появилась привычка всячески его избегать – например, когда я набираю в сообщении четыре восклицательных знака, я либо удаляю, либо добавляю ещё один.
Не уверен, знает ли она о других омофонных суевериях… Например, в некоторых регионах Китая слово «четырнадцать» звучит так же, как «умрёт», «семьдесят четыре» – «уже умер», «девяносто четыре» – «уже давно умер», но пока что она боится только числа 4.
Я выкладываю тесто на масле с одной стороны теста на воде и убираю его замораживаться. А потом переключаюсь на готовку булочек с мясной нитью. Тесто поднималось уже целый час, самое время лепить из него булки.
У меня уже сложилась целая система. Когда я только начинал, Лия́ помогла мне составить таблицы, чтобы определить оптимальный порядок действий и минимизировать моё время пребывания в пекарне. Она распечатала эти таблицы и развесила их по стенам, но я уже выучил их наизусть. Во время учёбы, когда на кухне работают папа и временный работник, всё проходит немного иначе – но даже тогда я чаще всего готовлю рано утром, перед школой, а уж летом кухня в полном моём распоряжении.
Входная дверь открывается и закрывается – об этом сообщает колокольчик над дверным косяком. Мы старомодные. Мне нравится думать, что это придаёт пекарне определённый шарм. Столы и стулья деревянные, резные, в стиле династии Тан. Мама их выбрала потому, что стиль династии Тан сейчас стал практически синонимом «китайского стиля», и, хотя меня и не очень радует, что на Западе нашу историю почти не знают, мне нравится основная идея – вызвать у посетителей чувство, словно они попали в другую культуру и другую эпоху. Наши стулья не старинные и не дорогие, но папа обработал дерево и придал им антикварный вид. Птичьи клетки и фонарики, свисающие с потолка, добавляют обстановке живости и капельку современности.
– Подождите секундочку! – кричу я посетителю, накрывая наполовину законченные булочки с мясной нитью из свинины. Я сейчас здесь один – на дворе десять утра, до обеденного часа пик ещё далеко. Обычно в такое время мало кто заходит, так что я легко успеваю обслуживать клиентов и почти не отрываться от выпечки.
Я мою руки, стоя спиной к двери, ведущей за прилавок. И вдруг что-то дёргает меня назад. Всё происходит так быстро, что я не успеваю понять, что происходит – только чувствую, как чья-то рука обхватывает мою шею.
Ох. Знакомая рука. Боги, только не он.
В затылок втыкается кулак и начинает ерошить мои волосы.
– Ай! – кричу я, хотя и понимаю, что это не поможет.
– Скучал? – спрашивает мой старший брат Цзяо, продолжая давить на затылок костяшками пальцев. В этом он мастер – в старших классах входил в сборную школы по борьбе.
Я отпихиваю его мыльными руками.
– Эй! – возмущается он. – Ты намочил мою рубашку!
Он ищет бумажное полотенце, но, поскольку бывает здесь очень редко, понятия не имеет, что они спрятаны за пакетами с мукой. Если этого не знать, их фиг найдёшь.
Я протягиваю ему полотенце, пусть и с неохотой.
– Можно как-нибудь без этого обойтись, а? – спрашиваю я. – Мне семнадцать, а ты студент.
Цзяо пожимает плечами.
– Ну, значит, ты уже должен был стать достаточно мужественным, чтобы выдержать это.
Когда я домываю руки, Цзяо уже исчезает с кухни. Я нахожу его в лавке – он как раз отправляет в рот миндальное печенье с витрины.
– Эй, это для посетителей. Я принесу тебе немного с кухни, если хочешь.
В отличие от остальной моей родни, я всегда стараюсь сначала продать выпечку идеальной формы, а ту, которая получилась не очень, приберечь напоследок. Если что-то идёт не так – например, не получается добиться нужной консистенции теста или мука уже не такая хорошая на вкус, как надо, – я начинаю заново. Да, знаю, у нас тут бизнес, а из-за моего стиля готовки мы теряем драгоценные деньги, но я просто не могу продавать что-то не высшего качества. Лия́ уверяет, что я готовлю лучшие пирожки, слойки и булочки, но я продолжаю говорить ей, что правда вовсе не так прекрасна.
Цзяо, пропустив мои слова мимо ушей, берёт с витрины бисквитное пирожное идеальной формы.
– То есть я должен есть второй сорт? Нет уж, это для тебя, Сын Номер Два.
Я вздыхаю.
– Можешь ко мне так не обращаться? Мне хватает того, что так делает папа.
В лицо он, конечно, так меня не называет – это примерно как говорить «мой младший сын» в разговорах с другими людьми, – но, конечно же, Цзяо, Сын Номер Один, уцепился за это прозвище и тычет им мне в нос при любой возможности. «Сын Номер Два» – прямой перевод с китайского языка, в котором родители иногда называют детей лао да, лао эр, лао сан, что означает «старший», «второй ребёнок», «третий ребёнок». Мой отец решил перевести это на английский как «номер один» и «номер два», как делали его родители. И, поскольку отец очень гордится тем, что был не просто «сыном номер один», а старшим сыном старшего сына (что очень престижно), он даже не задумывается о том, каково приходится мне.
– Ладно, хорошо, и как мне по-другому сказать «номер два»? Хм… о, придумал! – Цзяо по-волчьи ухмыляется, ощерив зубы. – Можешь быть Сыном-Какашкой. Эй, Сын-Какашка!
Так, ладно. Кто бы мог предположить, что я стану скучать по прозвищу «Сын Номер Два»? Ненавижу, когда Цзяо вторгается в моё личное пространство.
– Смотрю, ты прям повзрослел после первого курса, – отвечаю я, закрывая витрину и придерживая её рукой.
– Шутки про какашки смешны в любом возрасте.
По правде говоря, Цзяо мог бы рассказать самую смешную шутку на Земле, а я всё равно бы не засмеялся –
