С милым рай в шалаше - Калина Ясина
Как-то очнулся, а соседка причитает, как же плохо, что врачей в деревне нет и никакой знахарки не осталось. Вот, баба Катя была, уж лет семь как померла, вот она бы меня на ноги своими травками быстро поставила.
Вот так и лежал, то в бреду, то в сознании.
Очнулся в очередной раз, температуры нет, хочу пить, но подняться не могу, сил нет. Чуть напрягусь, кашель давит до рвоты. Решил лежать, пока кто-нибудь не придёт. Вроде соседку видел, она ходила.
Пока так лежал, вспомнил, о чём она мне рассказывала. Осмотрелся, в комнате везде разбросаны вещи, засохшая еда, пустые бутылки. От маминых вещей осталась труха какая-то. Занавесок нет, скатерти и салфетки в непотребном виде, вместо тряпок использовал, что ли? Везде разруха.
И слёзы полились сами собой. Мама, что же я наделал? Во что я превратил то место, которое ты так любила? Мама, во что я превратил свою жизнь? Сколько я уже лежу? Почему ты не забрала меня к себе? Я что-то должен сделать здесь на земле, раз ты меня оставила? Скажи, я сделаю, мама.
Уже пришла ночь, а вот ко мне никто не пришёл. Я уснул. А когда проснулся, то понял, что надо всё менять в своей жизни.
Опять попытался встать, свалился с кровати на пол. Перекатился на живот и стараюсь подняться на руках. Руки дрожат. А когда-то отжимался и подтягивался бессчётное количество раз. От былого военного ничего не осталось.
Я собрал остатки сил и вытянул руки, потом подтянул колени, выпрямил ноги, перехватился за кровать рукой и встал.
Очнулся лёжа на полу, видимо, сознание потерял. Голова болит, ногу крутит. Ещё одна попытка. Опять упал, но сознание при мне. Уже плюс. Ещё раз, встал, крепко зацепился за железную спинку кровати. Стою. Делаю шаг. Голова кружится, меня тошнит. Я — военный инструктор, я в таком аду выживал, сейчас тоже справлюсь!
Дошёл до кухни. Ноги дрожат. Цепляюсь пальцами за любую поверхность. Поесть ничего нет. На столе, прибранном, кстати, стоит заварник и кружка. На плите чайник с водой, а на тумбочке засохший хлеб. Достал тарелку, положил в него сухарь и залил холодной водой из чайника. Поставил чайник на плиту, закипит, чай с травками попью. Заглянул в заварник, почти полный.
Съел размокший сухарь, чай попил. Опять тошнит, но держу всё в себе. Слабость подкашивает.
Вспомнил, что соседка не приходила. Может, что-то случилось? Надо сходить.
Еле дошёл, держась за стены и заборы. Захожу, а тётя Маша лежит в зале на диване, глаза закрыты, но дышит.
— Тёть Маш, вы живы? — а сам прислушиваюсь к её дыханию.
— Андрюша, сыночек, ты встал? Как ты? Не смогла к тебе прийти, давление высокое. Таблеток рядом не оказалось, на полке, на кухне лежат, не могу дойти. Как же так, что же делать?
— Лежи, тёть Маш, сейчас принесу, — и пошёл на кухню, шаркая ногами.
Соседка что-то там причитает, я плохо слышу, опять голова болит.
На полке таблетки нашёл и от головной боли тоже. Сам выпил и тётке отнёс вместе с водой.
— Тёть Маш, я ещё у тебя таблетки от головы нашёл, выпил, можно было?
— Конечно, сынок, можно. Как ты себя чувствуешь?
— Сколько дней я в отключке был? — спрашиваю, сидя у тётки в ногах, прикрыв глаза, — ребята мои были, помогали? Я их не видел, только вас.
— Так, восемь дней, сегодня девятый. Ребятки были в начале, но ушли, не приходили больше, ты ведь без сознания был. Ох, Божечки, ты же голодный. Сейчас встану, накормлю.
— Лежите, тёть Маш, вы чего? Сами-то когда ели в последний раз?
— А-а, вчера днём меня уже прихватило, ещё не вставала. Сейчас встану, сынок, сейчас.
— Лежите, я сам возьму, где всё лежит?
— Холодильник в сенях стоит, открой. Там должна толчонка стоять и котлеты в пакете, они жареные, только подогреть.
Еле поднялся, но пошёл, тётка голодная, да и я ещё поел бы.
Всё разогрел, тёть Маше поставил рядом с кроватью на табуретку. Себе тоже положил и сел с тёткой рядом, оба едим. Я еле жую, сил совсем нет. Тётка ест и плачет.
— Чего ревёшь, тётка, всё хорошо будет, прорвёмся.
Глава 9
АЛИНА
ТРУДНЫЙ ПУТЬ
Поднялась на ноги, взяла чемодан и пошла по дороге, которую мне указал водитель такси.
У чемодана колёсики маленькие, по неровной дороге не катятся, приходится его волоком тащить. Пыльная, грязная, уставшая, слезы по щекам размазаны. Есть хочу, в конце концов. Но я себя подбадриваю. Всего пару километров, скоро увижу деревню, а потом и свой дом.
Слышу где-то сзади рёв мотора автомобиля, останавливаюсь и оборачиваюсь. Едет машина неопределённого цвета, наверное, советская ещё, я таких в городе не видела. Да как едет, из стороны в сторону её мотает. Подъезжает, но не останавливается, и прямо на меня, еле успеваю с визгом отскочить.
— Идиот, тебе что, дороги мало? — ору ему в след.
Машина остановилась, проехав метров десять вперёд. Едет назад, я отбегаю дальше от дороги, точно задавит.
Останавливается недалеко от меня, из неё выходит мужчина, высокий, очень худой. Копна густых каштановых волос и такой же густой бороды почти полностью закрывают лицо. Он одет в когда-то красную рубаху и старые джинсы. Вся одежда на нём болтается, не по размеру. Он страшный, как есть леший.
Я испугалась, закрыла рот рукой, чтобы не заорать, и смотрю на него широко раскрытыми глазами.
— Ты куда идёшь? Тебя подвезти? — подходит ко мне и так спокойно спрашивает.
А я шарахаюсь от него, спотыкаюсь и сажусь на задницу.
— Ты чего, испугалась что ли? Я не кусаюсь. Помочь тебе хочу.
Подаёт мне руку, я за неё хватаюсь, и он меня тянет вверх. Смотрю, вроде мужик адекватный, страх потихоньку отходит.
— Ничего я не боюсь, просто неожиданно. Ты лохматый, на лешего похож.
— Ничего, ты вон тоже лохматая и грязная, я же тебя бабой Ягой не обзываю.
— Простите. А вы куда едете?
— А куда тебе надо?
— Я в Семёновку иду, далеко мне ещё?
— Километров пять.
— Сколько? Водитель такси сказал, что пару километров. Он оставил меня около моста, — от такой цифры у меня совсем руки опустились, вдруг этот мужик в ту сторону не едет.
— Я тоже в Семёновку, садись, подвезу.
Он взял мой чемодан и пошёл к машине. Идёт и шатается, сильно.
— Стойте, вы что, пьяный?
— Уже нет, — отвечает он мне и голову опускает, — вчера чуть-чуть выпил, сегодня не пил,
