Переводчица (СИ) - Семакова Татьяна
— Да козёл он, — ответила просто. — Мудак, каких свет не видывал. Больше и рассказывать нечего.
— А в постели как? — уточнила, невинно похлопав ресницами.
Я задумалась и ответила честно:
— Хорош.
— Так и думала! — взвизгнула Татьяна, едва не захлопав в ладоши, как будто я преподнесла ей подарок на день рождения.
— О, Господи… — пробормотала, устало прикрыв глаза, — пойдём обратно? Дел по горло, ни черта сегодня не успела, все мысли только о маме.
— Что с ней, Дин? — тут же посерьёзнела подруга. Голос понизила, губы поджала, в глазах тоска и сострадание.
— Не знаю… — ответила тихо, — не знаю, Тань, но…
— Даже не думай! — сказала строго и поднялась, потянув меня за руку за собой. Моя спасительная соломинка. — Мысли материальны. Ты знала?
— Чушь, — слегка улыбнулась в ответ, а она по-свойски обняла меня за плечи и сказала наставительным тоном:
— И ничего не чушь. Сама убедилась. Только поговорили, что Тимурчик предпочитает блондинок и в ту же ночь он в твоей постели.
— Чёрт, да если бы я знала, что это именно так работает! — воскликнула возмущённо, а подруга заржала на всю улицу, театрально запрокинув голову. Танька всё делала по-максимуму.
Я слегка улыбнулась, а она продолжила:
— Короче, даже думать не смей. Врач посмотрит анализы и сразу скажет, что ничего в них страшного нет.
— Как давно ваша мама перенесла инфаркт миокарда? — спросил врач ненавязчиво, тут же начав просматривать бумаги.
— Около года назад, — отрапортовала, не заметив подвоха.
Он поднял на меня взгляд и довольно долго просто смотрел. Поначалу я даже не напряглась. Таращилась в ответ, решив, что он задумался и меня даже не замечает.
— Пару недель от силы, — сказал вкрадчиво, возвращая мне бумаги, — и картина вполне типична. Не вижу поводов для волнения, опасность миновала.
— Я убью её… — прошипела, вскакивая с лавки, но тут же осела обратно. — Простите…
— Ничего, — врач пожал плечами и начал подниматься сам, а я спросила, задрав голову:
— Как мне Вас отблагодарить?
— Никак, — ответил просто и огорошил вторично: — Тимур Александрович обо всём позаботился.
Прогулочным шагом отправился к дороге, а я осталась сидеть, сжимая в руках результаты анализов.
Я не знала. Не знала о том, что родная мать пережила инфаркт! Это, вообще, как?! Да что я за человек такой…
Осознание собственной ничтожности накрыло с головой. Что я делала две недели назад? Да то же, что и всегда. Ездила на работу, возвращалась в свою квартиру и занималась подработкой: переводами книг. С английского, турецкого, как-то по приколу перевела с немецкого, весьма и весьма вольно. Созваниваемся мы пару раз в неделю, чаще — просто переписываемся. По воскресеньям я заезжаю. Иногда ходим в кафе или ресторан, в кино, вместе ездим по магазинам. Пару раз ей удалось затащить меня в театр, но театра мне хватает и в реальной жизни. Так что я делала две недели назад?
Я достала телефон и начала пролистывать переписку. Примерно в это время она написала мне, что на несколько дней отправляется к подруге на дачу, там плохая связь, а интернета и вовсе нет. Интересно, она сначала мне написала или в скорую позвонила? Надеюсь, второе.
Результаты анализов я обнаружила сегодня совершенно случайно. Полезла искать свой диплом и сертификаты с курсов, которые так и не перевезла на свою квартиру, а они лежат в секретере на самом верху. Видимо, где-то там и выписка из больницы, но я так перенервничала, увидев эти прыгающие показатели, что дальше попросту не смотрела. Быстро сунула их в свою сумку, как воришка, и сделала вид, что ничего не видела.
Давилась медовиком, а давиться надо было ещё две недели назад.
— Как так можно… — я была растерянна и подавлена.
Встала, машинально отряхнула зад и пошла к дороге. Такси вызвать или просто сесть на первый подъехавший автобус? К маме в таком состоянии лучше не ехать, да и время будет уже позднее… Ну, как позднее. Для человека, две недели назад пережившего, мать его, инфаркт!
Встала возле дороги, так и не определившись, такси или общественный транспорт, без мыслей, с абсолютно пустой головой. Машина какая-то рядом остановилась, открылось окно со стороны пассажира, а я торопливо сделала шаг назад. Не хватало ещё нарваться на какого-нибудь извращенца или любителя придорожных приключений. Нахмурилась, мельком взглянула на водителя и, до кучи, ещё и поморщилась. Тимур.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Подвести? — спросил сухо, как будто его вынудили остановиться, приставив к голове пистолет.
— Нет, — ответила резко. Пожалуй, даже слишком. Он слегка вздёрнул верхнюю губу, выражая всё своё презрение, начал закрывать окно и плавно трогаться с места, а я стиснула зубы и пересилила себя, сделав несколько торопливых шагов рядом с машиной. — Подожди! — он остановился и повернул голову, перестав закрывать окно, а я подошла чуть ближе, чтобы видеть не половину лица, а всё, и сказала искренне: — Спасибо. Ну, за врача… — он поморщился и состроил недовольную мину. — Я что-то неправильно поняла?
— Скорее он, — процедил в ответ.
— Я…эм… — я старательно пыталась подобрать слова, он смотрел с недоумением, но, на удивление, был терпелив, дав мне шанс, которым я не воспользовалась, брякнув: — Спасибо не достаточно? Как мне тебя отблагодарить?
Я реально не могла догнать, что ему нужно. И как он тут оказался вообще, хотя, конечно, до офиса рукой подать, мог и мимо проезжать, а я зависла и…
— Ну, можешь отсосать, — отвечает со смешком, а моё лицо вспыхивает, как спичка, поднесённая к огню.
Я с силой сжимаю кулаки, готовясь высказать ему всё, что я о нём думаю, но слышу хруст бумаги в руке. Опускаю взгляд, смотрю на анализы мамы и понимаю, что плевать я на него хотела. На все его слова едкие, на подколы, на его взгляд свысока.
Разворачиваюсь и иду к остановке, едва переставляя ноги. Надо бы вскинуть подбородок, бросив на него равнодушно-насмешливый взгляд на прощанье, грудь вперёд, жопу назад, но я даже плечи толком расправить не могла. Осунулась вся, как будто постарела ещё лет на десять, помимо тех, что накинула на лавочке в сквере. И как-то не до мудозвонов с манией величия.
И снова я мудак. Это уже четвёртый прокол, пора обнуляться, пока она не подкараулила меня в тёмном переулке с кухонным ножом. Почему-то кажется, что эта именно так и поступит.
Вылетаю из тачки, догоняю и хватаю её за руку, останавливая. Думал, влепит мне пощёчину, я стерплю, извинюсь сквозь зубы и дело в шляпе. А она стоит и смотрит. Слёзы по щекам текут, но она, походу, даже не в курсе. С пощёчиной косяк, извинения застряли в горле.
— Перегнул, — выдавил из себя первое, что пришло в голову.
А в ответ тишина.
Понимаю, что всё ещё держу её руку, тут же отпускаю и она разворачивается, продолжая идти по ранее намеченному курсу. А я стою и смотрю ей вслед. Ноги как будто вросли в асфальт.
Дошла до остановки, села на лавку и уставилась в мятые бумажки в своих руках. Подхожу ближе, но она даже не шелохнулась, то ли нарочно игнорируя, то ли в самом деле не замечая. Один автобус проехал, второй, а она всё сидит, роняя слёзы.
Рваный гандон внутри меня непрозрачно намекал, что надо сваливать, но тихий голос разума шептал, что извиниться всё же придётся, иначе командировка превратится в каторгу. А лететь со мной нужно именно ей, мать прооралась и вполне доходчиво пояснила, что в противном случае договор не заключить. Ибрагим каким-то макаром выяснил, что на моё имя билет был забронирован, а вот девушки по имени Диана на том же самом борту нет ни одной. Вот и думай, подфартило или нет. Прилетел бы я с другой переводчицей, он бы взбесился и о контракте можно было бы забыть. Ну и прочий головняк.
Подхожу и сажусь рядом. Носом шмыгает, мокрую бумагу пытается расправить, смазывая поплывшую краску. Чё-то там, похоже, вообще труба. Даже любопытно стало. Ладно, поднатужься уже…
— Извини, — говорю обычном голосом, а она вздрагивает и поворачивает голову.