Переводчица (СИ) - Семакова Татьяна

Расстёгиваю молнию и спускаю вниз джинсы, поочерёдно высовывая ноги. Смотрю в его большие голубые глазам с намёком на отчаяние, но он уже ничего не видит, кроме моего полуобнажённого тела. Так даже лучше. Плевать, что будет потом. Подхожу и опускаюсь перед ним на колени. Поднимаю голову, расстёгиваю его ширинку, а он подхватывает меня под мышки и поднимает. Если бы я не успела нащупать член, сильно бы засомневалась, а мужик ли он. Кто откажется от подобного?

Торопливо целует и попутно пытается стянуть футболку. На секунду прерывается, стаскивает её через голову, отшвыривает в сторону и подхватывает меня под бёдра. Тихо взвизгиваю от неожиданности, в основном касающейся того, с какой лёгкостью он меня поднимает, он улыбается, снимает обувь и ориентируется на местности одним беглым взглядом. Этот парень точно знает, чего он хочет и как этого достичь. Не стесняется, не обременяет себя излишними рассуждениями, не задаётся неуместными вопросами, не осуждает и не забывает о контрацепции.

Чувственный, но немного резкий. С напором, с нажимом, но не перегибает. Властный, но не грубый. Доминирует, но не унижает.

Позвала я, а трахает меня он. Непривычно.

Когда немного выдыхается, удаётся перехватить контроль. Поначалу сопротивляется, пытается двигаться, мешает, сбивает настрой и я придавливаю его ноги, согнув свои в коленях и положив поверх его. Не рыпайся! Выгибаюсь, как лук с натянутой тетивой, меняю наклон, экспериментируя, выбирая наиболее подходящий, почти дохожу до пика, но он садится и вместе со мной падает на живот, придавливая к кровати, довершая начатое.

Не то.

Не так.

Сойдёт.

11.

Я прожил в этом изнуряющем аду три недели! Три, мать его, недели! Я загорел, я со злости трахнул её подругу, я творил такое, что не хочется даже вспоминать, но всё бестолку. Мы допросили каждого, кто был в то время на вилле, потом тех, кого там быть не должно, меня трижды чуть не убили, спасла тупая случайность, турку бок прострелили, но всё бестолку. Он в зачуханной больничке, я в задрипанном отеле на окраине города, переводчицу и юриста отправил домой через неделю, но добило другое.

Сообщение, пришедшее сегодня рано утром.

«Нужно поговорить».

Самая ублюдская фраза, которую только могло придумать человечество! Кто та падла, что первый сказал её?!

Сижу, таращусь на экран и не знаю, что ответить. Сердце долбит в ушах, ладони вспотели от волнения. О чём она хочет поговорить? Что она может сказать? Что-то случилось? Что-то с её матерью и нужны деньги? Что замуж выходит? Что?!

Не отвечаю ничего. Начинаю организовывать перевозку долбанного турка, с которым теперь связан по рукам и ногам. Состояние приемлемое, валяется там, мацает за жопы санитарок, падла. Падла!

Не могу перестать винить мать в произошедшем. Благими намерениями… и ведь права была, разглядела, нащупала, но, чёрт побери, неужели нельзя было в решающий момент просто рассказать?! Зачем она продала ему долю…

«Потому что ты мудак» — внёс ясность внутренний гандон, а я не поленился оторвать жопу от кровати и поклониться. Премного благодарен за пояснение!

Через три дня дня турок вылетает в Москву частным рейсом, я вслед за ним. Этот мудила мне дорого обходится, но желания лететь с ним на одном борту нет никакого. К тому же, это опасно. Избавиться от нас обоих одним махом — как удобно! А я жить хочу. Хочу узнать тему разговора. Узнать, почему она пересилила себя и написала спустя почти месяц.

Догадка слабо шевелится в подкорке мозга, но я стараюсь сосредоточиться на проблемах. Не хочу догадываться, хочу знать наверняка. Услышать от неё, понять, что я чувствую по этому поводу, принять решение.

Нет, решение я принял, едва прочитал сообщение, из аэропорта тут же направившись к ней.

Даже машина Купреева под её окнами не смутила. Не смутило его присутствие в её квартире, в джинсах и без рубашки. С ухмылкой через всю рожу, появившейся, едва она повернулась к нему спиной.

— Я не задержу тебя надолго, — говорит своим хрустальным голоском, дрожащим от волнения. — Тём, пожалуйста…

— Конечно, — отвечает елейно и заходит на кухню, плотно закрыв за собой дверь.

— Таблетки не сработали, — говорит, глядя в стену поверх моего плеча.

Земля уходит из-под ног. Это не квартира, это пропасть над ущельем, в которую меня толкают каждый раз, едва я переступаю порог.

«Скажи» — шепчу мысленно. Я так хочу услышать эти слова…

— Я беременна.

На пару секунд прикрываю глаза и мечтаю, что мать не продала свою долю торговцу наркотой. Что я могу всё исправить, могу извиниться за своё мудачество, могу вышвырнуть другого мужика из её квартиры, могу обнять, могу тискать со счастливой улыбкой от уха до уха, попутно пытаясь представить, на кого мелкий будет похож сильнее. И кто будет, пацан или девочка? Что я почувствую, увидев первый снимок УЗИ? Первый толчок из её живота? Согласится ли она выйти за меня или будет полоскать мне мозги, пока ребёнку не стукнет восемнадцать? Или будет сопротивляться до последнего вздоха, просто из вредности? До последнего моего, разумеется. Мечтаю умереть в её объятиях дряхлым стариком с варикозом и подагрой.

Стеклянный, равнодушный взгляд её зелёных глаз. Полнейший игнор, как будто я пустое место. Как будто она сходила в банк спермы. Но это не важно, это логично, это понятно. Решение я принял сразу.

— Аборт, — отвечаю сухо, а она тут же кивает:

— Само собой. Решила, что ты должен знать.

Разворачиваюсь и ухожу с таким паскудным желанием убивать, что начинают чесаться руки. С желанием сдохнуть самому. Но лучше так, чем такой папаша, как я. Чем такой муж, как я. Спать с открытыми глазами и каждый день опасаться, что какая-нибудь мразь с ними что-нибудь сделает, только чтобы напакостить мне. Я не могу обречь её на такую жизнь.

Купреев последний гандон, но действовал всегда осторожно. На рожон не лезет, он о ней позаботится. А я… я буду медленно подыхать каждый день, часто видя их вместе. Внутреннее разлагаться и бесконечно представлять, на кого мелкий был бы похож сильнее.