Замуж — никогда - Винк Таня

И вдруг… Вдруг она подумала о том, что «хорошо» существует только в ее голове, в ее мыслях, а на самом деле все будет плохо. Как всегда. Начнется хорошо, но потом обязательно будет плохо. Потому что иначе не бывает. «Хорошо» только немножко высунется, носик покажет и тут же спрячется. «Хорошо» — это как морковка перед глазами ослика. Он идет за ней, идет, но никогда ее не получит. Хоть и видит. Да, все снова полетит кувырком, так уже было в ее жизни. И не раз… Но… Вдруг не полетит? Нет, все это ее мечты, розовый миф, который никогда не станет реальностью. Никогда… Если она сама не приложит усилия.

«Ну, на этот раз родители разведутся — после такого вместе не живут», — рассуждала восьмилетняя Аня, глядя на мир глазами далеко не восьмилетнего ребенка, выросшего в семье, которую никак нельзя назвать счастливой. Так было всегда, сколько Аня себя помнила. Сколько раз она засыпала с мыслью о том, какой прекрасной будет их жизнь, если однажды отец не придет, но еще чаще она мечтала убежать из дома, только бы не видеть яростной ненависти, сочащейся из существа под названием отец, и мрачного выражения в глазах матери. Это мрачное выражение было странным — оно всегда было присуще маме, даже когда та смеялась. Выражение это сообщалось дому, и без того неуютному и холодному, и Ане хотелось уйти подальше, на край света, потому что только на краю света хорошо и там все счастливы, и она бежала то к одной подружке, то к другой.

Но как бы хорошо и уютно ни было ей у чужих, девочка возвращалась в свой дом, и ее тут же поглощала недетская горечь — буквально с порога, будто ею были пропитаны стены, полы, двери, мебель, посуда. Ее родители, с хмурым видом бродившие по дому, также источали горечь, но горечь мстительную, взрывную, скандальную, а не ту, что тихо накрывала Аню своим пологом, не пропускающим ничего светлого, доброго, теплого. Все, что девочка видела из окна своей комнаты, тоже было пропитано горечью — люди, птицы, собаки, деревья, двор, дома, свет в чужих окнах, палисадники у подъездов и даже солнышко, потому что Аня была здесь и покинуть этот непонятный ей, пропитанный необузданной каждодневной мстительностью мир она сможет нескоро. Но, в конце концов, все это постепенно учит ее распознавать не только белую и черную стороны жизни, но и не заметные для такой маленькой девочки оттенки.

Способность эта в полную силу проявится еще нескоро, а пока Аня допивала чай и наслаждалась бутербродом с любимой колбасой, и от мыслей, что теперь они с мамой будут жить вдвоем, ее детской душе становилось удивительно хорошо и уютно. «Пусть наша кухня тоже будет уютной», — решила девочка. Она намылила тряпочку хозяйственным мылом и вымыла посуду, потом с помощью кальцинированной соды вычистила раковину. Протерла дверцы шкафчиков, ножки белых табуреток — особенно внизу, там, где они больше всего пачкались, ножки стола, дверь, холодильник и закончила уборку тем, что до блеска вымыла плинтусы. Аня вынесла мусор в мусоропровод, выстирала тряпочки, повесила их сушиться на балконе и вспомнила о замоченном белье.

— Ой, что же это я…

Она намылила и выстирала в холодной воде полотенце и ночную рубашку, так, что не осталось ни одного пятнышка крови, затем развесила вещи на балконе рядом с тряпочками и посмотрела на часы. Занятия в школе уже закончились. Едва дыша и ступая на цыпочках, Аня перенесла телефон в свою комнату, тихонько прикрыла дверь, чтобы та, не дай бог, не скрипнула, взяла школьный дневник и набрала номер одноклассницы.

— Привет! — прохрипела Аня в трубку.

— Привет, — ответила одноклассница. — Ты что, простыла?

— Ага… Продиктуй, пожалуйста, что нам задали.

Одноклассница продиктовала. Аня записала, поблагодарила девочку, закрыла дневник и понурилась — о драке между родителями скоро узнают в школе. Конечно, узнают — во-первых, Олька из их подъезда расскажет, она живет над ними, у нее все слышно (Ане тоже было слышно, когда Олькины родители дрались). А во-вторых, Олька увидит синяки на лице у мамы. И не только она увидит…

В школе и учителя, и ученики знают о скандалах в ее семье, и Ане там трудно. Казалось бы, учительница должна относиться к такому ребенку более мягко, внимательно, но ничего подобного не было. А было строгое разделение на виды, как в биологии, — на детей из благополучных семей и из неблагополучных. И учителя делали все, чтобы изолировать первых от вторых, и сами сторонились паршивых, по их мнению, вторых, будто те были заразными. Может, оно и так, но Аня «заразной» не была — она не огрызалась, не ругалась, не воровала, училась прилежно, одевалась чисто, грязи под ногтями не было. Но, по мнению учительницы, водился за ней грешок: она все время старалась подружиться с детьми из хороших семей. Дружбы, естественно, не получалось: одета-обута Аня хуже, скована, говорит застенчиво-вопрошающе, взгляд жалкий, все время улыбается, в глаза лезет, походка корявая. В общем, идеальный объект для насмешек — именно объект, человека в ней «благополучные» дети не видели, и учителя поощряли их насмешки. Аня же по своей тогдашней наивности ничего плохого в словах одноклассников не замечала, а если и замечала, то старалась подавить поднимающееся в ее душе сомнение, лишь бы идти рядом с «лучшими», лишь бы они ее не прогнали.

…Вот если бы в этот сложный, непонятный, наполненный страхами период жизни Аню взял за руки добрый друг и сказал, что она не должна так делать, что это плохо! Очень плохо. Так нет же — не было у Ани такого друга, и у тысяч подобных детей тоже не было и не будет. И тысячи детей, сами того не ведая, как слепые котята, на ощупь искали и будут искать дружбу, счастье, любовь. Но не найдут. Ошибаясь, разочаровываясь и плача, они снова и снова будут наступать на одни и те же грабли, а все потому, что в их глазах навеки поселились страх и стыд. И их взгляд спрашивает у каждого встречного: «Достоин ли я твоего внимания?» Спрашивает унизительно, заискивающе, болезненно. Один встречный отойдет в сторонку и больше никогда не заглянет в глаза, полные страха и стыда, — ни к чему это, своих проблем хватает. Другой использует чужую слабость в своих целях — а чего не покуражиться над слабым и жаждущим твоего внимания? Использует и выбросит, как ненужную вещь. А третий… О! Третий ставит несчастного к стенке и медленно линчует, внушая, что он сам во всем виноват. Вот этот третий и есть родитель — главный враг.

Но каждому человеку как воздух, как противовес, нужен друг, да еще такой, чтобы рядом с ним чувствовать себя счастливым, значительным, чтобы доказывать себе же: вон какие люди со мной дружат! И Аня старается любой ценой подружиться с «первыми», благополучными. Вот эти ее старания решили использовать в дурных целях две девочки.

— Неси наши портфели, — сказали они Ане на переменке.

Аня сунула свой портфель под мышку и с готовностью протянула руки, но тут к ней подошел мальчик из шестого класса.

— Эй! — Он остановился и с упреком посмотрел на Аню. — Ты у них что, прислуга? — И уставился на девчонок волком.

Аня глазами захлопала и тут услышала сдавленный смешок, как будто кто-то в ладошку прыснул. Она повернула голову и увидела: из-за угла за ними наблюдают хихикающие одноклассницы.

Аня сразу смекнула, что к чему, и тут же руки от портфелей отдернула:

— Сами несите!

— Ты чего? — выпучила глаза одна из «благополучных».

— Аня, мы с тобой не будем дружить, — заявила ее подружка.

— Ну и идите вы в …! — ответила Аня и побежала к лестнице, а вечером ей позвонила девочка из «неблагополучных» и рассказала: те девчонки поспорили на рубль, что Аня возьмет у них портфели.

На этом ее попытки проникнуть в недоступный, но такой притягательный мир закончились, а вот желание, конечно, осталось. И страх со стыдом тоже — они просто так никуда не деваются. «Благополучным» ее строптивость не понравилась — не над кем больше насмехаться, и они всячески доставали Аню: то мелом сиденье разрисуют, то в туалете закроются и ее не пускают. В общем, непросто ей было, а неприятнее всего было испытывать стыд перед Русланом. Его семья, вернее он, дедушка и бабушка, недавно поселились в их доме на пятом этаже, а родители мальчика остались где-то на севере, они там работали. Руслан очень хороший и очень красивый — высокий, стройный, глаза голубые, и еще он старше Ани, ему уже десять. Он все знает о ней, ведь в их квартире слышно, если кто-то ходит по чердаку. А однажды его дедушка поднялся ночью на чердак, увидел Аню с мамой и пригласил их к себе. Ох, и натерпелась Аня стыда… С тех пор она избегала Руслана, а он, наоборот, начал с ней здороваться. Странный мальчик.