Эйлин Гурдж - Леди в красном
Эллис надеялась, что то же самое будет и по делу Джереми. Гарри, конечно, даст показания в его пользу, но он мало что мог предложить, кроме слухов. Кроме того, насколько надежным свидетелем могли счесть Гарри в его нынешнем положении? Сейчас, когда до суда оставалось лишь несколько недель, она уже потеряла надежду на спасение в последний момент. Им просто придется пройти все это до конца и молиться, чтобы присяжные поверили Джереми.
Попытки Эллис вмешаться только все испортили. Она поехала к Флаглерам, думая, что если сможет поговорить с миссис Флаглер, как мать с матерью, то ей удастся разомкнуть этот круг. Но Уоррен Флаглер вернулся как раз тогда, когда она готова была начать разговор, и буквально вытолкал ее из дома.
«Вы просто нахалка, леди! — прокричал он, приблизив свою бульдожью морду к ее лицу. — Вы и ваш сын, вы двое — пара гнилых яблок. Если я еще раз увижу кого-нибудь из вас возле членов своей семьи, я вызову копов!»
И все-таки дело обстояло не так плохо. По крайней мере теперь она знала, что Джереми будут судить честно. С одной стороны, прокурор округа, вместо того чтобы оказывать услугу мэру, будет стараться держаться от него подальше. С другой стороны, судья Воукс только на прошлой неделе ушел в отставку, предположительно по состоянию здоровья (хотя Колин не сомневался, что он был связан с мэром и просто пытался избежать позора), и на это дело был поставлен новый судья, который, по мнению Колина, должен был быть более снисходительным.
Колин… Как всегда мысль о нем принесла с собой острую боль сожаления. Но может, и хорошо, что ничего у них так и не вышло. Возможно, ей суждено быть с Рэнди. Может, поэтому он и не женился повторно? Потому что в глубине души все это время ждал ее?
От этих мыслей ее отвлекла Кальперния, которая стояла напротив и размахивала руками: «На старт. Внимание…» Эллис удивленно посмотрела на нее, и Кальперния сказала:
— Малышка, если ты не сделаешь перерыв и не пойдешь в отпуск, это скажется на твоем внешнем виде.
Эллис ничего не ответила, сделав вид, что ищет щипцы для крабов среди остатков панцирей на столе. Неужели окружающие видят ее насквозь? Так и с Колином… Наверное, все, что она чувствует, написано у нее на лице. Эта мысль вызвала раздражение, и Эллис почувствовала себя такой же уязвленной, как в тюрьме, когда соседка по камере, Норма Фунтес, схватила ее дневник и, размахивая им, принялась зачитывать вслух…
Видя, что Кальперния никак не отреагировала на ее недовольный вид и не сдвинулась с места, Эллис запротестовала:
— Я не могу просто уйти. А как же все это? — Она указала на крабов, которых необходимо было почистить, на овощи, которые нужно было нарезать, на куриные грудки, которые надо было разделать. И это только для первого блюда.
— Я здесь тоже не отсиживаю задницу. — Кальперния уперла руки в бока, лицо ее стало упрямым. Слова «нет» в ее лексиконе не было. — И если этот парень не может перенести некоторую суматоху в кухне, то он не на своем месте, — сказала она, имея в виду Террела Луиса, повара блюд быстрого приготовления, который работал на подхвате. Пока что Террел показал себя только с хорошей стороны, но он ушел по поручению в город и его не будет как минимум час, а Эллис еще столько всего нужно сделать…
— Я в самом деле не могу. Я уже брала столько выходных… — настаивала она, думая о часах, потерянных из-за судебных тяжб. Странно, что ее бизнес до сих пор не рухнул.
— Из-за часа или двух ничего с тобой не станется. Как и с аппетитом посетителей. Они будут есть то же, что и всегда, даже если это приготовил сам черт.
Видя, что подруга не собирается отступать, Эллис сдалась.
— Хорошо, я пойду. Но если мы не будет успевать с заказами, вся ответственность упадет на тебя, — проворчала она, снимая форму.
— Хорошо. Только скажи, где ты будешь, на случай, если мы нечаянно все здесь подожжем или сделаем что-нибудь еще и нужно будет срочно тебя найти? — Кальперния изобразила на лице зловещую ухмылку.
Эллис не имела ни малейшего представления о том, куда пойдет, но неожиданно для себя сказала:
— Я думала проехаться к старому дому бабушки. Я слышала, он продается.
Она не ездила туда с тех пор, как его продали, что случилось уже много лет назад, и, направляясь к парковке, вспоминала о приятных минутах, которые были связаны с этим домом. Бабушка постоянно суетилась — Эллис помнила ее сидящей только в то время, когда она шила или вязала, и даже в этот момент ее руки не переставали двигаться, — но у нее всегда находилось время для внуков.
Садясь в машину и поворачивая ключ в замке зажигания, Эллис улыбалась, думая о том, что если она и была хорошим поваром, то в основном благодаря Нане, которая научила ее доверять интуиции. Она вспомнила, как в девять лет впервые приготовила кукурузный хлеб под руководством Наны.
«Сколько муки, Нана?» — спросила она, стоя на стульчике у кухонного стола. «Я всегда кладу пару пригоршней», — ответила Нана, одетая в цветастый застиранный передник, казавшийся неотъемлемой ее частью. «Моя рука меньше твоей», — сказала Эллис, нахмурившись. «Зато у нас есть глаза и рот. — Нана улыбнулась и легонько постучала себя по голове, где на вьющихся волосах цвета меди уже начала появляться седина. — Ты не станешь хорошим поваром, если будешь просто следовать рецептам, Элли. — Кроме Наны, никто ее так не называл. — Как не сможешь научиться ездить на велосипеде, если будешь только читать инструкцию. Все дело в ощущении, во вкусе, в готовности экспериментировать». Когда тесто было готово, она заставила Эллис окунуть в него палец и попробовать. «А теперь скажи, не нужно ли добавить соли? А сахара достаточно?» Эллис заявила, что стоит добавить еще немного соли, и Нана посмотрела на внучку так, словно она решила сложное математическое уравнение. «Вот видишь, ты все умеешь! В следующий раз тебе уже не нужна будет моя помощь».
Думая об этом сейчас, Эллис понимала, что это был урок не только кулинарии. Нана хотела, чтобы у нее хватало смелости экспериментировать и в жизни, преодолевая преграды. Возможно, потому что ее собственная жизнь была сплошным компромиссом…
Эллис размышляла над этим, ведя машину по знакомой извилистой дороге к дому Элеанор. Вокруг бушевали растения — дугласовые пихты, земляничные деревья, клены. Их было так же много, как воспоминаний в ее сердце. Воспоминаний, из которых она черпала силы, пока была в тюрьме. И именно в них таилась сила самой Элеанор. Лишь благодаря им она выстояла. И перенесла не только войну и потерю мужа (потому как человек, который вернулся, был совсем не тем, кого она проводила на поле боя), но и величайшую из всех потерь — утрату настоящей любви.
Эллис помнила отсутствующее выражение, которое иногда появлялось у Наны на лице. Она могла делать какую-то работу, например чистить картофель или вырывать сорняки в саду, как вдруг замирала и молча смотрела вдаль, в окно или на глинистые холмы. Морщины у нее на лице разглаживались, и оно становилось мягким, почти девичьим, с тем же мечтательным взглядом, который Эллис спустя много лет увидела на портрете, написанном Уильямом МакГинти.
Этот портрет и стал последним ключиком к загадке. Сейчас, увидев его и вспомнив все, что знала, Эллис поняла: это по Уильяму тосковала Элеанор.
В старости у них еще был шанс соединиться. Но, к сожалению, когда в восемьдесят шестом году Джо умер от удара, Элеанор вскоре последовала за ним. У нее на печени была небольшая опухоль, за которой наблюдал врач. Пока Элеанор заботилась о муже, опухоль оставалась пассивной, не росла и не уменьшалась, но как только с бабушки снялась ответственность за деда, начала пускать метастазы с сумасшедшей скоростью. Словно на некоторое время Элеанор подчинила ее своей воле, и теперь она смогла усилить хватку. Спустя шесть месяцев Элеанор не стало. Ее похоронили возле мужа на небольшом кладбище за церковью, где когда-то был пастором ее отец.
Эллис было интересно, на этом ли кладбище был похоронен Уильям. Хорошо, если влюбленные соединились хотя бы после смерти. Хотя из того, что она знала об Уильяме, скорее можно было предположить, что он был кремирован, а пепел развеян над океаном или над крутыми, открытыми ветрам скалами, которые он так живо изобразил на холсте.
Через полчаса Эллис подъезжала к дому Наны. Местами он был окружен разросшейся ежевикой и кустарником, которые при жизни посадила бабушка. На поле справа она увидела красное пятно на фоне пожухлой травы и вспомнила, что кардиналы не улетают на зиму — об этом она тоже узнала от бабушки. Она поехала медленно, осматриваясь, вспоминая долгие прогулки, когда Нана называла ей каждое растение и птицу, животное и насекомое. Она показывала ей лысого орла, который прогуливался по горячему источнику, и доставала из пруда ветки, чтобы продемонстрировать желеобразные образования с черными точками на них, которые позже превращались в саламандр. «Это просто природа, — со смехом говорила Нана, когда Эллис с отвращением морщила нос. — Она не всегда красива, но всегда содержательна. А что может быть прекраснее?»
