Эйлин Гурдж - Леди в красном
— Если только пообещаешь, что вернешься не слишком поздно, — сказал Рэнди. — Я хочу, чтобы ты был дома не позже двенадцати.
Джереми выглядел несколько удивленным, словно ему давно уже не устанавливали подобных ограничений, но сделал вид, что так и надо. И хотя Эллис понимала, что Рэнди просто хвастается перед ней своими педагогическими навыками, все же она была тронута.
— Мама?
Эллис не сразу заметила, что теперь Джереми смотрит на нее. Она с удивлением поняла, что он спрашивал и ее разрешения тоже, давая понять, что она его мать, несмотря ни на что. У нее комок встал в горле, но она не стала смущать его своей чувствительностью и просто сказала:
— Я не против. Только помни, что завтра рабочий день.
Она смотрела, как он побежал к ребятам — как подросток, желающий побыстрее вернуться к друзьям, — и грядущее судебное заседание в этот момент казалось ее далекой угрозой.
19
Музыка обрушилась на Джереми, как только он переступил порог. Сплошная стена звука, пульсирующее биение которого передавалось через подошвы ботинок, наполняя его энергией и ощущением бескрайности собственных возможностей. Джереми ждал в очереди, пока ему на руку поставят печать, а когда повернулся к друзьям, то увидел, что Кент и Тайсон уже направились к танцполу. Кент что-то крикнул через плечо, но Джереми не расслышал, а потом их поглотила толпа. Джереми пошел было за ними, но пока пробрался через скопление тел, уже потерял их из виду.
Они были знакомы не очень-то давно. У Кента Парка, его партнера на лабораторных по биологии, тихого на вид корейца, как оказалось, было оригинальное чувство юмора: однажды утром Джереми пришел в класс и увидел, что лягушка, которую им предстояло вскрывать, посажена в позу молящегося, словно просит о помиловании. Через Кента он познакомился с его лучшим другом Тайсоном Фоулером. Они были не самыми крутыми парнями в школе — Кент объявил себя помешанным на технике, а Тайсон был президентом шахматного клуба, — но достаточно популярными, и репутация Джереми не могла пострадать оттого, что он проводил время с ними. Не то чтобы теперь его это очень волновало — такого рода вещи перестали казаться ему важными с тех пор, как он узнал цену славе. А с Кентом и Тайсоном он мог быть самим собой, с ними не нужно было притворяться, чтобы казаться классным.
Случайно он наткнулся на Руда и его компанию. Они всегда приветствовали его криками и поднимали вверх кулаки — так они представляли себе дружеское приветствие, — и он отвечал тем же. Но теперь он уже не примыкал к ним безоговорочно, как это было прежде. Он ловил себя на том, что стал замечать вещи, которых не видел раньше. Как, например, однажды Джереми обратил внимание — и это его слегка шокировало, — что светлые волосы Руда начади редеть и под ними все отчетливее просматривается бледно-розовый череп. «Он так к тридцати уже облысеет», — подумал Джереми. А как-то раз, когда они проходили мимо Беттины Стромбергер, она скривилась и помахала рукой перед носом, заслышав запах курилки, которая шлейфом тянулась за ними.
Джереми удивлялся, как он мог когда-то считать их «крутыми», как говорил Руд. Его отец был прав. «Если проводить время с лузерами, можно стать одним из них», — заметил Рэнди. А к тому времени, когда достигнет возраста своего отца, Джереми точно не хотел махать веником, чтобы заработать себе на жизнь, или вверх ногами читать свое имя, написанное на бэйдже, приколотом к карману рубашки. У него были более серьезные планы на будущее.
Затем у него как всегда засосало под ложечкой при мысли, что, вместо того чтобы ходить в колледж, он вполне может провести несколько лет за решеткой. Это мысль стала его второй тенью — он мог не замечать ее, но она сопровождала его повсюду.
Сначала он наивно полагал, что его проблема будет отодвинута на задний план ввиду шумихи, которая поднялась вокруг его дяди. Но все оказалось иначе. Тот же окружной прокурор, который так сурово обошелся с Джереми, был крайне обходителен по отношению к Гарри. Дело было улажено тихо, и хотя дядя еще не скоро сможет приступить к работе, он хотя бы не попал под суд.
Помогло то, что Оуэн Уайт не выдвинул против него обвинения. В газете цитировали слова мэра о том, что, несмотря на тот факт, что действия Гарри нанесли ему и его жене определенные травмы — миссис Уайт пряталась у себя в комнате, и это она вызвала копов, — он понимал, что в этих действиях не было криминальной подоплеки и что бывший заместитель начальника полиции таким образом просто среагировал на «нервно-психическое напряжение», которому подвергался.
Из разговоров матери с Колином Джереми знал, что старик был как-то связан со срывом его дяди и имел какое-то отношение к тому, что прокурор столь сурово обошелся с ним самим. Но они не могли этого доказать, поэтому по его делу ничего не изменилось.
Размышляя над этим, он столкнулся с Кэрри Энн Флаглер. Она несла большой пластиковый стакан с чем-то, напоминавшим колу, — по пятницам у Букки на вечеринках для подростков предлагали только безалкогольные напитки, — и когда он случайно толкнул ее, немного жидкости попало ей на топ. На мгновение он замер, не сразу осознав весь ужас произошедшего, и только потом с трудом выдавил из себя:
— Черт! Прости. Я тебя не заметил.
Проигнорировав его извинение, она начала яростно тереть топ салфеткой, которую держала в другой руке. Он на секунду задумался, узнала ли она его вообще. Но тут Кэрри Энн вскинула голову и посмотрела на него.
— Ты что, преследуешь меня? — спросила она, повышая голос, чтобы ее было слышно на фоне громкой музыки.
Серебряные отблески от вращающегося зеркального шара над головой опускались вниз, словно хлопья снега, падали на ее светлые волосы и отражались от блесток, нашитых на глубокий вырез ее топа, который сделан был из какой-то необыкновенной ткани. Люди на танцполе толпились вокруг, в них периодически врезались кружащиеся под музыку парочки, подталкивая Джереми все ближе к Кэрри Энн. Достаточно близко, чтобы он смог уловить запах ее духов — что-то легкое, похожее на дождь.
Джереми попытался перекричать музыку:
— Могу я купить тебе другой? — Он указал на полупустой стакан.
Она пожала плечами, что он расценил как согласие. Они пробрались сквозь толпу к бару, и он купил им по стакану колы. Ситуация стала уже настолько нереальной, что когда она предложила выйти на улицу, где было не так шумно, то это уже не показалось странным.
На улице она принялась снова вытирать топ.
— Черт! Думаю, ему конец. А ведь я надела его первый раз. Как думаешь, еще можно вернуть его в магазин? — Она посмотрела на него, и он увидел, что за хмурым выражением скрывается легкая улыбка.
— Шутка, — сказала она. — Это была шутка.
Ему стало интересно: быть ложно обвиненным в изнасиловании — это, на ее взгляд, тоже смешно?
— Я понял, — сказал он сердито.
Ее улыбка внезапно исчезла. Они стояли на бетонной площадке, откуда вели ступеньки к парковке. Он слышал музыку, теперь уже приглушенную, которая доносилась из-за закрытой двери, через которую они только что выбрались наружу, а от стоявшего внизу мусорного бака несло прокисшим пуншем и гнилыми фруктами. Легкий ветерок играл ее волосами — то приподнимал их с лица, то мягко опускал обратно. В свете щербатой луны, которая проглядывала между деревьями, ее глаза с ресницами, накрашенными тушью, которая успела уже слегка размазаться, казались особенно яркими. Она посмотрела на него таким же удивленным взглядом, какой, как ему казалось, был у него.
— Странно, правда? Если бы нас увидел мой отец, он уже вызвал бы копов.
В ее голосе послышалась нотка вызова, словно ей было плевать на отца, и Джереми заметил, что у нее слегка заплетается язык. Она немного выпила. Он знал, что некоторые ребята брали с собой на дискотеку напитки, которые либо тайком проносили внутрь, либо распивали на парковке. Но она не была пьяна, как тогда, когда у них был секс. И одна только мысль о той ночи заставила его член среагировать.
И больше, чем то, что она сделала, его злило то, что она все еще его привлекала.
— Что, боишься, что я тебя изнасилую? — спросил он с издевкой.
— Я этого не говорила, — сказала она, и сейчас ее пренебрежение, казалось, было направлено на него.
— Тебе и не нужно было.
— В этом не только я виновата, ты же знаешь.
— Да, а кто же еще? — позабыв предупреждения мистера МакГинти, матери и отца, набросился он на нее. — Ты, черт подери, солгала. Ты же знаешь, что случилось на самом деле, но в полиции сказала другое.
Ее лицо помрачнело.
— Ты говоришь так, словно это было сделано специально. Все совсем не так.
— Значит, ты признаешь, что солгала? — перешел в наступление Джереми.
— Я этого не говорила. Ты перекручиваешь мои слова.
