Сила слова - Джорджина Гутри
Я был потрясен, пытаясь понять, как она могла совершить нечто настолько несвойственное ее характеру. Затем, почти одновременно, меня осенило кое-что еще: действительно ли я ее знал? Она привлекла мое внимание своим остроумием и интеллигентностью, покорила своей неброской красотой и напористостью, но чуть больше недели назад я совершил слепое предательство.
Черт возьми, это все разговоры о том, чтобы очертя голову броситься во что-то. Мне следовало прислушаться к своим инстинктам. Я знал, что Мэтт хотел ее, все это время чувствовал, что он высматривает крошечную щелочку в ее броне, чтобы проникнуть внутрь.
Выражение его лица, когда он посмотрел на нее в субботу, то, как он нежно гладил ее по волосам, — это не были действия человека, который довольствовался тем, что был просто другом. Неделю назад я слышал, как они флиртовали и резвились за закрытой дверью своей квартиры, но позволил Обри убедить меня не обращать внимания на их очевидное семейное счастье.
Каким же я был дураком.
Если и было что-то, чего я терпеть не мог, так это когда оскорбляли мой интеллект. Теперь я чувствовал себя объектом жестокой шутки. Меня снова охватила паника, когда я подумал, не выбьет ли она у меня почву из-под ног и не расскажет ли кому-нибудь о наших отношениях и моих достижениях. Но, конечно, она бы этого не сделала. Независимо от того, что случилось, что обратило ее чувства против меня, она ни за что не захотела бы причинить мне такую сильную боль.
А сделала бы? Она выбрала Мэтта, но все равно должна была заботиться обо мне, хотя бы немного. Но достаточно, чтобы защитить меня?
Мне нужно было выпить.
Я порылся в не распакованных коробках, сложенных у стены гостиной, пока не нашел бутылки, которые со временем заполнят мой шкафчик с напитками. Я налил себе щедрый стакан скотча, сделал несколько глотков и содрогнулся, когда алкоголь прогнал горький комок в горле.
Вспоминая свой вчерашний разговор с Обри, я пытался понять, не упустил ли чего-нибудь. Должен ли я был знать, что она решила расстаться? Трудно было поверить, что наша нелепая ссора в субботу так сильно повлияла на ее чувства. Конечно, то, как мы расстались в такси, было неприятно, но, приложив немного усилий, мы могли бы легко вернуть все в прежнее русло.
После урока я оставил Обри, думая, что ей не терпится поговорить и разрядить обстановку, но разве она не утверждала, что у нее в голове что-то прояснилось, когда она согласилась, что нам есть о чем поговорить? Возможно, она намеревалась сказать мне, что не заинтересована в продолжении нашего запретного романа и что отношения с Мэттом были проще и приносили больше удовлетворения. А потом я разрушил ее план, войдя в бар без предупреждения и застав ее с поличным.
Ужин с Джули. Должно быть, это была уловка. Джули там даже не было. Если бы я не увидел Обри, заехав за ней в «Мэдисон», я бы так ничего и не узнал. Она бы встретила меня у моей машины, сказала бы, что решила не продолжать наши отношения, а затем, возможно, вернулась бы в дом, чтобы продолжить свой вечер с Мэттом.
Воспоминание о том, как они прижимались друг к другу — их тела были тесно прижаты, когда она водила руками по его спине, — вызывало у меня тошноту. Я переходил от ревности к ярости, а затем к полному отвращению к себе, прежде чем впасть в состояние полного уныния.
Она не хотела меня.
Я пил скотч стакан за стаканом, расхаживая взад-вперед перед огромными окнами в гостиной и время от времени останавливаясь, чтобы прислониться к прохладному стеклу. Яркие огни города словно дразнили меня. Осознание того, что Обри где-то с Мэттом, возможно, испытывает удовлетворение, которое я в данный момент не в состоянии ей предложить, разъедало меня изнутри.
И то, как долго я раздумывал, на что был готов пойти, чтобы удержать ее, — каким же я был идиотом.
* * *
На следующее утро я проснулся на диване, разбуженный солнечным светом, льющимся в окна. Я медленно сел, чувствуя, как стучит в висках, а в животе бурлит от отвращения. Я все еще был в одежде, и мои зубы болели так, словно ночью поверх них связали маленькие кашемировые свитера. Отвратительно. Пошатываясь, я побрел в ванную, чтобы почистить зубы.
Моей первой ошибкой было встать. Второй — начать ходить.
Как только я начал двигаться, все содержимое вчерашнего вечера подкатило к горлу.
Добравшись до туалета за считанные секунды, я выблевал все, что мог, досуха. Но в том, чтобы склониться над унитазом, когда тебя выворачивает наизнанку, есть одна хорошая сторона: когда ты на пике этого процесса, то это действительно все, о чем ты можешь размышлять. Только когда я оказался в душе, обессилено прислонившись к кафелю, обдаваемая горячими струями, я задумался о том, как прошел мой день. Была среда. Мне нужно было идти на занятия к Мартину, а затем пройти инструктаж. У меня мелькнула мысль позвонить Мартину и сказать, что я заболел, но какой в этом смысл? В конце концов, мне все равно придется встретиться с Обри.
После душа я собрал свои записи и просмотрел их, съев пару кусочков сухого тоста. Урок, проведенный в понедельник, прошел успешно. Я мог бы продолжить его и сегодня. Что касается пятницы? Ну, это была бы совсем другая история.
Вернувшись в свой кабинет, я включил музыку в надежде приглушить звуки своего внутреннего монолога. Вместо этого я чувствовал себя все хуже, поскольку одна песня за другой напоминали мне об Обри и о том, что у нас могло бы быть, если бы она проявила терпение — если бы она дала мне шанс доказать, что я стою того, чтобы ждать.
Но стоил ли я того, чтобы ждать? Я даже не был уверен. Может быть, я был слишком циничен и склонен к ревности. Не я ли своим недоверием толкнул ее в объятия Мэтта? Или моя нерешительность стала последней каплей? Были ли мои неоднозначные послания и постоянные заигрывания с ней слишком сильными, чтобы она могла их терпеть?
Может, это я вел себя неразумно? Черт, мне нужно было с кем-нибудь
