Выбор сердца - Ника Верон
А ведь всего несколько мгновений назад, когда его ладонь коснулась её груди совсем бесхитростной лаской, когда, повторяя каждый изгиб тела, спустилась к краю сорочки, когда почувствовала его просыпающееся желание… Готова была уступить прямо здесь, на кухне. И вдруг резкий перепад. Как переключили что.
— А мне два дня к ряду кто-то передохнуть дает? — резко прозвучал её вопрос. Слишком резко.
И всё же — что-то происходило. Помедлив, Константинов отступил, верно рассудив, что не самое подходящее время для поиска причины. И, не в последнюю очередь, уставшим был он, что мешало сконцентрироваться на проблеме. Если, правда, таковая вообще существовала.
— Извини, постараюсь быть посдержаннее, — проворчал он, подсаживаясь к столу. — Что так смотришь? — а во взгляде, направленном на него, было неподдельное недоумение. — Я понимаю русский язык, — грубить не хотелось совершенно, но совсем сдержаться не получилось. — Мне просто показалось, тебя всё устраивает. Если для тебя слишком активен…
— Меня всё устраивает, если у нас всё естественно, — ставя перед ним тарелку с ужином, обронила Коташова, не давая закончить фразу.
А вот Константинов оказался в растерянности. По крайней мере — в первое мгновение. Устал, конечно, сегодня, но не до такой степени, чтобы совсем не понимать смысла сказанного. А то, что до него пытались донести…
— Не понял, поясни, — откинувшись на спинку стула, протянул он медленно, при этом не сводя с гостьи слишком пристального взгляда. Его сейчас попытались если и не обвинить в чем-то, так уж точно — на чем-то подловить. Вот только…
— Алеш, я не хочу, чтобы из желания произвести на меня впечатление, ты начал что-то принимать, какие-то стимулирующие, — выдала Рита на одном дыхании, старательно избегая даже случайно встретиться с ним взглядом. Хорошо хоть, в комнате не попыталась спрятаться. Не представлял себе сейчас игру в кошки-мышки. Вообще, вопрос с потенцией до сих пор как-то не возникал. Понял бы еще, проблему другого плана. — Мне любовник здоровый нужен, если что.
— А поконкретнее можно? — поинтересовался Константинов, небрежно облокотившись на стол и с интересом наблюдая за собеседницей. Прекрасно он понял, о чем разговор. Только причины его возникновения найти никак не мог.
— Издеваешься? — Рита замерла с плетеной хлебницей в руках.
— Да нет, хорошая моя, это, по-моему, ты издеваешься, — возразил Константинов, скользя взглядом по ее фигурке, соблазнительно подчеркнутой шелковой тканью.
Рита постаралась сохранить спокойствие. Всего лишь взгляд. В конце концов — предполагала, какой интерес может вызвать у него такой вот её наряд. Интерес… Интерес — да. А вот реакция оказалась неожиданной. Или — ожидаемой?
— Хочешь сказать, что в сорок восемь без проблем можешь вот так заводиться, а под утро еще и повторять?
Константинов молчал какое-то время. Вот сейчас, чувствовал, слова надо подобрать очень тщательно. Лгать и придумывать ничего не собирался. Терять её — тем более. Слишком долго искал. И обидеть прямолинейностью не хотелось.
— Если сейчас сделала комплимент — принимаю и польщен, — чему-то кивнув, заговорил он наконец. — Если претензия… — а вот тут было немного сложнее. — Прости — нет. Я всегда готов к разговору и компромиссу, — голос звучал совершенно спокойно, хотя, она панически боялась неконтролируемого взрыва.
— Леш… — попыталась она что-то сказать.
— Рит, — поймав за руку, Константинов усадил гостью себе на колени, прямо спросив, — Ты решила, что ради того, что у нас с тобой происходит, я принимаю пилюли? — Выдержав короткую паузу, и не дождавшись какой-либо реакции на собственные слова, добавил, — Рита, я пока, слава Богу, в состоянии и без них заниматься сексом. Я не одержим им, — продолжал размеренно, без раздражения, чего Рита особенно боялась, звучать его голос. — Просто показалось, ты совсем не против. Или, действительно, не так понял? — и вот этот момент, чувствовал, сейчас было крайне важно выяснить. — Давай обсудим данный момент. Я только «за». Скажи, сколько для тебя норма: три — два — один раз в неделю? Еще раз повторяю, всё регулируемо и, если для тебя слишком активен…
4
Санкт-Петербург. Покоя не давало её раздражение, которое всеми силами стремилась скрыть. К хорошему вряд ли приведет. Вполне может последовать срыв. А если то каким-то образом связано с близостью между ними… Сколько снова потребуется усилий на восстановление нормальных отношений…
— Да всё меня устраивает, — проворчала Рита. И, собственно, сейчас не лгала.
А Константинов снова почувствовал её необъяснимое напряжение. Или, наверно, правильнее будет сказать — сомнение. В его адрес? Скорее всего — да. А вот с чем то связано, понять никак не мог. Что он делал (или — сделал, как вариант) не так? Да, в эту их встречу практически отпустил жесткий самоконтроль, посчитав, что уж после совместного принятия душа, в день её неожиданного прилета, таковой попросту не нужен. Эта маленькая женщина приняла его, позволив себе раскрыться. Ошибся?
— Тогда в чем проблема? — мысль всё же прозвучала вслух.
— Ты у меня, когда был, по-другому как-то всё…
Спорить здесь и не собирался. Отлично помнил первые дни января. Только там и ситуация была другая. И уж ей ли о том не знать!
— У тебя, когда был, — передразнил Константинов, обнимая ее крепче, а от сердца, в буквальном смысле слова, отлегло. Если и существовала проблема, то не на столько глобальная. Правда, ни с чем подобным столкнуться даже не предполагал. — У тебя — понять пытался, подходим мы друг другу вообще или нет, — не смотря на серьезность вопроса, губ коснулась тень улыбки. — Ты, уж извини за откровение, в наш с тобой первый раз зажата была максимально. Голову сломал, как твою глухую оборону пробить. А позавчера удивила. Мне показалось, совсем не против игр и не сдержанного секса. Извини, если неправильно понял.
Максимально выдержанный, хотя и не резкий, тон. Титаническое спокойствие. А у неё совершенно неожиданно появилось чувство неловкости.
— Правильно всё, — проворчала Рита, уткнувшись ему в плечо. — Только… — начав фразу, резко смолкла. Константинов медленно выдохнул. Если уж у них сегодня ночь откровений… — С твоим темпераментом хочешь убедить меня в отсутствии в твоей жизни еще кого-то? — выдала Коташова совершенно неожиданно, не дав ему вставить даже слово.
Сомнения. В его верности. А ведь точно помнил, четко обозначил собственную позицию по данному вопросу. И, как показалось в тот момент, друг друга прекрасно поняли. И снова — здорова! Та же песня, только с другого конца.
— Знаешь, в данном случае я уважаю себя, как мужика, — заметил он, добавив, — И тебя — как любимую женщину. Мне, в последнюю очередь, хотелось бы узнать, что в мое отсутствие
