И солнце взойдет. Он - Варвара Оськина
На то, чтобы обработать ворох мелких ожогов, у дотошной Роузи ушло два часа. И всё это время она не замолкала, весьма эмоционально комментируя устроенный Лангом разнос. Рядом на стуле покачивался доктор Фюрст, который был уже в курсе произошедшего и пришёл рассказать последние новости. Однако тараторившая Роузи не давала вставить даже словечка. А потому он терпеливо ждал, пока стихнут восторги, а застрявший внутри медсестры шарик энтузиазма сдуется. Наконец, были наложены последние бинты, и Рене устало откинулась на спинку стула.
– Доктор Энгтан ждёт статью, – заметил Фюрст, стоило Роузи замолчать. Рене вздохнула.
– Значит, придётся показывать, что есть, – медленно проговорила она, а потом тихо спросила: – Что теперь будет?
– Ничего, – Фюрст вздохнул и ткнул пальцем в лежавший на столе стетоскоп. – Энтони в праве увольнять или принимать на работу всех, кроме двух своих ведущих хирургов. Официально Хелен операционная сестра, так что не подчиняется Лангу. Но все знают, что он работает только с ней.
– Ясно.
– На самом деле, неясно вообще ничего, – немного раздражённо откликнулся Фюрст, а потом встал и зашагал по тому самому «отстойнику», который некогда орошал своим желудочным соком доктор Ланг. Казалось, с того случая прошла целая вечность. – С Франсом будет разбираться Дюссо, это его компетенция. Но мистер Холлапак наименьшая из проблем. Он глуп, но не жесток. Беда в другом. Энтони не следовало оставлять возможный источник угрозы для всего отделения. Не дай бог, совет директоров узнает о произошедшем, плохо будет всем: тебе, Хелен, самому Лангу… С другой стороны, найти настолько вышколенную операционную сестру сложно. А для Энтони невозможно.
– Почему ты нам ничего не сказала? – неожиданно спросила Роузи. Она сердито взглянула на Рене, но та лишь пожала плечами.
– А что бы это изменило?
Ответ напрашивался сам – ничего. Слишком много нюансов, которые нужно было учесть. И чудо, если Ланг это сделал. Неожиданно раздался шорох, и перед глазами Рене появился нетканый мешок с эмблемой «Всемирной конференции анестезиологов». Подняв недоумённый взгляд, она увидела слегка покрасневшего и немного смущённого Фюрста.
– Забрал из шкафчика твои вещи. – Он неловко откашлялся в ответ на ласковую улыбку. – Но, боюсь, они непригодны для носки. Мокрые, в копоти… местами появились дыры. Впрочем, тебе лучше знать. Может быть, что-то удастся спасти. Жалко же выбрасывать…
Он совсем смутился и молча протянул пахнувший гарью пакет.
– Спасибо, – Рене усмехнулась, заглядывая внутрь. Любимое пальто цвета лимонного пирога основательно подгорело и отдавало запахом мокрой шерсти.
– Тебе есть в чём добраться до дома? – встрепенулась уже начинавшая клевать носом Роузи.
Время было позднее, и часы на стене показывали начало одиннадцатого вечера. Рене оглядела свой тонкий хирургический костюм и развела руками. Ну, хотя бы не голышом.
– Всё, что есть.
Взгляд Роузи был поразительно скептичен. Протянув руку, она подхватила огромный шерстяной кардиган, в который обычно куталась в скорой, и в этот же момент к ним заглянула дежурная медсестра.
– Господа, вы скоро? У меня клиенты приехали. Требуют освободить номера. – Она окинула взглядом нежданных оккупантов и притворно сердито нахмурилась.
– Уже уходим, – миролюбиво ответил Фюрст и подхватил остатки перевязочного материала.
Вывалившись в коридор, они остановились, а Роузи всё же всучила свою длинную кофту.
– Весьма уродливая, конечно, но очень теплая, – вздохнула она. – Тебе вызвать такси?
– Я сама, – отмахнулась Рене, накинула на плечи вязаное чучело и поудобнее перехватила пакет с вещами. – Идите. Доброй ночи.
– А ты? – Роузи зевнула так смачно, что челюсть тревожно хрустнула.
– Мне надо ещё кое-что сделать.
– Ненормальная, – откликнулась медсестра и вяло побрела в сторону выхода. Рене же направилась к лифтам.
Её ждало отделение на восемнадцатом этаже.
В этот час в ординаторской было пусто. Одиноко мерцал включенный кем-то монитор, бурчал телевизор, и только шаги Рене тихим шорохом разносились по комнате. Стукнув одним из ящиков стола, она достала исчерканные листы, перебрала их, выложив несколько очевидных черновиков, и длинно выдохнула. Тщательно забинтованные руки слушались плохо и начинали отвратительно ныть, но срок поджимал. Так что, подхватив будущую статью, Рене поспешила обратно. Она отчего-то не сомневалась, что Ланг ещё у себя. И вряд ли смогла бы объяснить, почему так в этом уверена, но… Она просто знала.
Из приоткрытой двери в кабинет на свеженький антистатический пол падала тусклая полоса жёлтого света. Та пересекала весь коридор, а затем взбиралась по стене, где резко обрывалась у информационного стенда с фотографиями врачей хирургического отделения. Семь пластиковых прямоугольников были пусты. Ого. Быстро… Ещё раз медленно выдохнув, Рене постаралась успокоиться и осторожно постучала.
– У тебя ключ от моего кабинета, но ты всё ещё чего-то боишься. Бога ради, я же не провожу запрещённые опыты над людьми, – донеслось до неё ворчание. Видимо, настроение главы отделения маршировало в такт с песней, потому что доносившаяся из кабинета негромкая музыка настойчиво зазывала присоединиться к чёрному (а какому же ещё) параду.
Рене широко улыбнулась. Всё-таки было в Энтони Ланге что-то такое, отчего она не могла на него злиться, даже если очень хотела. Некая лёгкость при вопиющей сложности натуры, что существовали в идеальном балансе: одно большое доброе дело на десять гадких помельче. Ланг был фанатиком. Громкий, резкий, импульсивный, он не ценил жизни, но мог наплевать даже на протокол, если знал, что это поможет его пациенту. Рене же была другой. Заучка с комплексом олимпийца – быстрее, выше, сильнее, затворница и… просто тихоня. Вздохнув, она поправила на плече сумку с вещами, толкнула створку и осторожно ступила в кабинет.
В комнате царил полумрак, и только тяжёлая лампа светила достаточно ярко, чтобы охватить привычный бардак. Ланг стоял, уперевшись в стол кулаками, и изучал один из документов. Однако, видимо, не найдя в нём ничего интересного, отбросил тот на пол к куче таких же и потянулся за следующим. Рене изумлённо оглядела учинённый главным хирургом бедлам, а потом недовольно поджала губы.
Здесь и так всегда было не прибрано, а сегодня уровень бардака взлетел до небес. Повсюду валялись эспандеры, которые Ланг то терял, то покупал новые, отчего за годы работы их скопилось на целый маленький магазин. На полу стопками лежали журналы и справочники по хирургии. Некоторые из них были разодраны, потому что когда Ланг интересовался какой-то статьей, то вырывал листы с корнем, а потом таскался с ними по всему отделению. И каждый повстречавшийся на пути неудачник обязан был ознакомиться с ехидным мнением главы отделения. Ещё были скомканные пустые пакеты из ближайшего ресторана фастфуда, а на ковре красовалось пятно от раздавленного две недели назад малинового
