И солнце взойдет. Он - Варвара Оськина
Хелен ничего не ответила.
– Не скажешь? Неужели столько раз предавала меня, что не знаешь какой способ выбрать теперь? Совесть разбегается?
– Я не предавала, – чётко произнесла Хелен, но позади неё фыркнул Ланг.
– Нет?
– Нет.
– Тогда, в чём дело? – жёстко спросил он, и медсестра дернулась, оборачиваясь.
– Я не верю, что ты не понимаешь. Что не видишь сам, – забормотала она. – Тебя используют, Энтони! С каких пор ты превратился в мецената, который, как инкубатор, выращивает золотые яйца для Энгтан? В отделении полно талантливых хирургов… Но нет! Ты берешь её, хотя прекрасно знаешь, чем это закончится. Сделаешь своё дело и отправишься нахрен, потому что наш главный врач нашла себе другую игрушку. Новый флаг, чтобы ринуться с ним к спонсорам и хвастаться на конференциях, пока ты в очередной раз валяешься в своей блевотине. Тебе почти сорок! Ты уже не подходишь на роль гениального ребенка, которому скандально дали целое отделение. И, поверь, святая Роше будет первой, кто повернёт в твоей спине нож. Она и этот рыжий Фюрст! Тебя уничтожат. Предадут! И это буду не я, а твоя Роше. Возьмет от тебя всё и уничтожит.
То, как быстро умеет двигаться доктор Ланг, знали все. Но в этот раз его стремительное движение не смог уловить даже самый чувствительный глаз. И то ли дело было в осточертевшем полумраке, с которым главный хирург сливался своей одеждой, то ли такого просто никто не ожидал… Однако не успело стихнуть последнее слово, как Хелен оказалась прижата к стене. В её горло впивались бледные мужские пальцы, а ноги беспомощно болтались без шанса хотя бы носочком дотянуться до пола. Но ещё быстрее оказалась повисшая на напряжённом предплечье Рене. Она изо всех сил испуганно цеплялась за чёрную кофту и, хотя руки из-за ожогов уже щипало, пыталась отодрать сведённую судорогой ладонь от шеи захрипевшей Хелен.
– Не надо! – пробормотала Рене. – Отпустите её! Доктор Ланг, пожалуйста… Чёрт тебя возьми, Энтони, прекрати!
Имя звонким эхом прокатилось по комнате, и он наконец-то услышал. Рене видела, как чуть дрогнуло нижнее веко, а затем пальцы резко разжались. Задыхающаяся Хелен сползла по стене и обессиленно села на пол, ну а Рене торопливо опустилась перед ней на корточки и заглянула в глаза.
– Извиняйся, – выплюнул Ланг, пока разминал кисть, и раздражённо поморщился, заметив непонимающий взгляд медсестры. – Я сказал – извиняйся.
– Я… – Хелен откашлялась и посмотрела ему в глаза. – Я прошу прощения.
– Да не передо мной, дура! – Он вновь начинал злиться и, похоже, только Рене прямо сейчас мешала ему опять вцепиться в тонкую шею. – Перед ней. За свою тупость, стервозность и намеренную жестокость. Потому что причини ты ей вред исключительно из-за своей глупости, я бы простил. Но решение принимаю не мне. Так что извиняйся.
Хелен бросила затравленный взгляд в сторону Рене, но так и не смогла посмотреть прямо в глаза. Её бледную кожу тронул румянец стыда, потому что это было действительно унизительно. Будь они только втроем, ещё можно было бы попытаться уговорить или смягчить Энтони, но оспаривать его авторитет прямо перед подчинёнными недопустимо. Да он и не позволил бы. А потому Рене смиренно ждала нужных слов.
– Я… прошу прощения, – едва слышно произнесла Хелен, отчаянно надеясь, что этого будет достаточно. Но Ланг оказался ещё более жесток, чем кто-либо мог подумать. Он отошёл на несколько шагов, чтобы Хелен была видна всем в этой комнате, и громко попросил:
– Громче. Тебя ещё не все слышали.
По рядам пробежал ропот, но лёгкий поворот головы… нет, всего лишь чуть приподнятая бровь, и в раздевалке стало тихо.
– Громче, – потребовал он, и Хелен сдалась.
– Я прошу прощения, – чётко произнесла она.
– У кого? – издевался Ланг. – У пола? Посмотри ей в глаза, милая. И извинись как положено.
Рене метнула на него взгляд, полный негодования. Хватит! Этого уже более чем достаточно! Если он хотел продолжить унижения, то для подобных упражнений у него была вся жизнь впереди, но на сегодня предел достигнут. Однако Ланг проигнорировал безмолвную просьбу и посмотрел на стиснувшую руки Хелен. Наконец, та подняла на Рене взгляд и медленно проговорила:
– Я прошу прощения у Рене Роше…
– За… – подсказал Ланг своему идеальному инструменту, и тот, конечно, послушался.
– За свою тупость, стервозность и… жестокость, – стиснув зубы, договорила Хелен, и Рене не выдержала. Наклонившись так близко, как могла, она заговорила тихо, но твёрдо и впервые порадовалась, что Ланг не понимал по-французски.
–Tu ne dois pas49, – прошептала Рене, стараясь унять женевский акцент, и продолжила по-французски: –Не обязана следовать его указаниям. Извинения – это искренний порыв, иначе они бессмысленны. Я не держу на тебя зла. Не прощаю, но помнить не буду, и это я говорю тебе совершенно искренне. Однако, если однажды ты найдёшь в своей душе желание извиниться, то я с радостью всё прощу. А теперь, пожалуйста, хватит унижений.
Рене прервалась, с надеждой глядя на Хелен, но та молчала и упрямо смотрела в сторону. Из груди вырвался вздох сожаления. Что же… она попыталась. Ещё раз бросив взгляд на застывшую Хелен, Рене поднялась на ноги и отошла к стоявшей неподалеку Роузи.
– Весьма трогательно, – непонятно к чему заметил Ланг. Однако гнев его, похоже, поутих, так что он повернулся к своей медсестре и равнодушно договорил: – Ты останешься в больнице. На своей должности. Но помни… одна ошибка – и ты отправишься под суд; слово – и будет суд; не тот взгляд, вздох или моргание – суд. Ты запомнила?
– Да… – прошептала она.
– Тогда я велю подготовить стенд с твоим именем. Лучший работник заслуживает особого почёта. Поздравляю, следующие полгода этот приз твой, – мерзко протянул Ланг.
Он несколько раз ударил в ладоши, а потом отвернулся, потеряв всякий интерес к сидевшей на полу женщине.
– Есть ли среди присутствующих те, кто хочет возразить или оспорить мои сегодняшние решения? – громко спросил Ланг, но ответом была ожидаемая тишина. – Тогда, кворум вынес вердикт. А сейчас те, кого я назову, делают шаг к своим шкафчикам, собирают вещи и ПРОВАЛИВАЮТ из моего отделения.
– Идём, – раздался за спиной шёпот Роузи. – Больше ничего интересного уже не будет. Всё закончилось, однако нам по-прежнему надо разобраться с твоими руками.
И под звуки громко оглашаемых Лангом фамилий Роузи потянула Рене в коридор. Они не оглядывались, оставив позади себя Хелен, взмокшего от испуга Франса, скучавшего Дюссо и ещё семь человек, которых они больше никогда
